Алексей Фёдорович вежливо слушает, но не слишком внимательно, а про себя думает: «Молодой человек не очень, кажется, умный, но зато открытый».
Вверх… Вниз… Вверх… Вниз… Болтает…
Работа моторов приглушена двойными стенками плотного корпуса. Слушать и говорить можно без напряжения. Молодой человек, наконец, вспоминает:
– И вот, всё о себе, – позвольте познакомиться, – инженер Заклинкин, Анатолий Николаевич! Я тут прихворнул… Решил провести отпуск в степи, под Н-ском, поправиться. Знаете, – советуют. Никогда не бывал там. Говорят, там природа хорошая и охота мировая. Я хоть липовый охотник, а хочу пострелять. Там, говорят, уток палками бьют.
Решительно, инженер Заклинкин рассказал о себе всё. Алексей Фёдорович был вынужден тоже назвать себя. Молодой человек пришёл в восторг:
– Как же, значит, сын известного… и сам известный… Кто же не знает?.. Все студенты обожают… Хотя я сам учился в другом институте, но…
Избегая привлекать к себе внимание, скромный и несколько застенчивый, Алексей Фёдорович назвал свою фамилию по необходимости и тихо. Восторги же молодого человека, громко повторившего известное имя, послужили ненужной рекламой.
В стране, где до страсти любят искусство, имя актёра, певца, балерины, писателя иной раз затмевает имя учёного. Но фамилия Фёдора Александровича была, действительно, широко популярна. В этом молодой человек не преувеличивал. В кругу учёных в сыне видели одного из достойных преемников отца.
Недовольный крикливой рекламой, Алексей в душе извиняет молодого человека – искренность подкупает. Узнав, что Алексей Фёдорович летит в Н-ск в связи с болезнью брата, причём упоминается Чистоозерское и Лебяжье, инженер Заклинкин, наконец, кажется, понимает, что так можно и надоесть. Он принимается развлекать молодую пассажирку, предоставив своего нового знакомого самому себе и газете.
Мерно работают моторы. Вверх, вниз… Болтает… Горизонт скрывается в сумеречной дымке. Солнце сзади. Оно близко к закату. Вот на земле железнодорожные пути сходятся острым углом. Две колеи с запада и одна с северо-запада. В вершине угла – мост через широкую реку. За мостом длинный город широко раскинулся по берегу.
Вечереет. Самолёт идёт на посадку. Снижается, начинает описывать круг. Крен, ещё крен, выравнивается, – сейчас земля! Алексей Фёдорович думает о телеграмме:
«Николай Сергеевич… был тяжело болен опасность жизни миновала прогноз положительный тчк. Необходим немедленный приезд близкого выяснения причин серьёзной болезни – Станишевский».
Толчок едва заметили. Колёса самолёта уже бегут по земле.
Глава шестая
ПО СЛЕДУ
1
Павел Владиславович Станишевский был человеком весьма настойчивым, энергичным, деятельным. Интересовавшая его проблема не давала ему ни минуты покоя, и он в свою очередь не давал ей покоя, пока не наступало полное удовлетворение его неутомимой любознательности.
Впрочем, Павел Владиславович вносил тот же темп и неукоснительную требовательность и в дела административные подчинённых ему клиник и Н-ского мединститута. Признаемся, что он порой тормошил людей больше, чем нужно, и пускался даже на хитрости для достижения цели. Особенную манёвренность он проявлял при наличии сопротивления.
В нарушение основных законов физики его действия нередко превосходили противодействия. В ход шли охваты, клещи, прорыв в тыл и глубокие рейды. Устроив «противнику» – больному, коллеге, местным организациям, министерству – Канны, Павел Владиславович торжествовал и умел так добродушно разоблачить сам свои «интриги», что на него в большинстве случаев не обижались. Выйдя «победителем», объяснялся начистоту:
– Чувствую себя весьма виноватым. Повинную голову и меч не сечёт. Дело было совсем без движения; теперь, вы сами убедились, – результат отличный! Цель оправдала средства!
Мастерски обыграв «противника», он начинал чувствовать себя виноватым. Отсюда – потребность в излияниях, что далеко не всегда было уместным и нужным.
Недаром справедливо раздражался после очередной «победы» Павла Владиславовича один из его ассистентов, его близкий друг и помощник: «Опять извиняться начнёт, – неисправим!..»
2
Аэродром в Н-ске расположен на левом берегу реки. В сумерках двое прибывших с самолётом пассажиров переправились на речном трамвае в город.
Степная река, бурля водоворотами, несла в низких берегах желтоватую мутную воду. Несмотря на август, вода стояла высоко. Истоки реки питаются на далёком хребте льдами глетчеров, и река сохраняет горный режим в длинной голой степи в зависимости от летнего таяния дальних вечных льдов.
Город на правом берегу – наш обыкновенный город: несколько высших учебных заведений, десятки средних школ, несколько мощных заводов и сотни предприятий, несколько сот тысяч жителей и ни одного безработного.
Алексей Фёдорович простился со своим случайным знакомым у двери номера новой четырёхэтажной гостиницы. Молодой человек сумел удержаться и не стал расспрашивать Алексея Фёдоровича о его дальнейших планах, что тот отметил про себя: «Не так уж навязчив, каким кажется по первому впечатлению…»
А Заклинкин чувствовал себя, как гончая: ветер случайно приносит смутный, но интересный запах. Собака принюхивается, соображая: а не пойти ли по следу? Толя начал кое-что сопоставлять…
На следующее утро, идя в Н-ский медицинский институт узнать о месте встречи со Станишевским, Алексей Фёдорович видел промелькнувшую на противоположной стороне улицы фигуру инженера Заклинкина.
Швейцар института, внимательно и солидно выслушав Алексея Фёдоровича, сообщил:
– Павел Владиславович у себя наверху. Потом они собираются в клинику. Сейчас они очень заняты. Вы их здесь обождите, они здесь пройдут! – манеры Станишевского влияли и на младший персонал.
Алексей Фёдорович спросил, нет ли возможности доложить, и на вопрос швейцара назвал свою фамилию. Швейцары учебных заведений, хоть и «простые» люди, но они мыслят, читают, рассуждают, как и все наши «простые» люди… Услышав имя, почтенный швейцар тотчас же изменил тон: «Я сейчас доложу», – и бойко пустился по лестнице, потеряв значительную долю своего величия. Алексей Фёдорович шёл за ним. Швейцар стукнул в дверь с надписью «Директор» и, не дожидаясь ответа, открыл её:
– Павел Владиславович, к вам из Москвы…
Услышав фамилию, Станишевский бросил бывшим у него заведующему хозяйством и коменданту зданий «Прошу покорнейше извинить, не имею возможности, окончим потом!..» – был жаркий разговор об ускорении ремонта, – учебный год на носу! – и очутился у двери:
– Алексей Фёдорович! – воскликнул Станишевский.
Надо сказать, что они дважды встречались год назад при посещении группой учёных-медиков литерной лаборатории Института Энергии. – Алексей Фёдорович! Я бесконечно виноват перед вами за причинённое беспокойство! Моя телеграмма мучает меня целые сутки. Я думал, что приедет кто-либо из товарищей вашего брата… Если бы я знал, что вы сами приедете… Но я положительно счастлив!
3
Слушая Павла Владиславовича, Алексей Фёдорович улыбался. Они сели. Станишевский продолжал:
– Во-первых, милейший ваш брат, Николай Сергеевич, здоров, рецидивов не опасаюсь. Скоро мы ему позволим возобновить истребление уток, гусей и прочей живности… Во-вторых – главное. В этом главном прошу извинить мне моё многословие…
Станишевский весьма подробно изложил историю болезни, и Алексей Фёдорович слушал его очень внимательно. В конце длинного сообщения о своих наблюдениях Станишевский резюмировал:
– Чувствую, чувствую, что сейчас перебрасываются мостки между вами, энергетиками, и нами, медиками. Эритроцит не нейтральное тело! В этом проблема! Первая…
Алексей Фёдорович утвердительно кивал головой.
– Да, я читал вашу статью! – сказал он.
– Тогда вы поймёте меня, – продолжал Станишевский. – Передо мной единственный в мире случай молниеносной спонтанной анемии. Целый ряд совершенно пока непонятных явлений! Я уверен, что причина пришла извне. Но как, что вызвало шок, уничтоживший эритроциты? Какое начало действовало в крови? Убеждён, что наш драгоценный Николай Сергеевич может помочь в установлении причины этого явления. Но, увы, мой милейший пациент скрытен и упрям. Молчит!.. Да я бы его… – Станишевский улыбнулся, потом сделал страшное лицо и показал, словно кого-то крепко трясёт за грудь. Алексей Фёдорович кивал головой.
