И дальше скачет Парцифаль,
На душе его печаль,
Пусть добрый им урок получен,
Пусть правилам рыцарским он обучен,
Грызет и жмет его тоска,
Земная ширь ему узка,
А узкое широким кажется…
Одно с другим у него не вяжется.
Как все черно, серо вокруг!
Меж тем пред ним зеленый луг.
В свой красный панцирь он одет,
Однако видит белый цвет
Заместо красного: то разум
Находится в разладе с глазом.
Сейчас герою моему
Все в целом мире ни к чему.
Любовь его томит, и в этом,
Бесспорно, схож он с Гамуретом…
Не зная сам, куда он едет,
Одним живет, одним он бредит
Своею златовласой,
Прекрасною Лиасой…
Сквозь чащу путь его пролег.
Спасибо, конь хоть быстроног
И, видно, так дорогу чует,
Что здесь, в лесу, не заночует
Седок, покинувший Грагарц…
. .
И под вечер в страну Бробарц
Въезжает рыцарь благородный.
Там, над рекою полноводной,
Встал град престольный Пельрапер.
Был королем весьма достойным.
Вослед за тем как умер он,
Вступила дочь его на трон,
Оставленный отцом покойным…)
Переполох в престольном граде:
Враги теснят, народ в осаде,
Притом ‑ еще одна беда:
Так поднялась в реке вода,
Что всех погубит наводненье.
Надежда лишь на провиденье.
Молясь спасителю Христу,
Вскачь по висячему мосту
Герой спешит, ведомый роком,
Над взбаламученным потоком…
Вода, ярясь, как зверь, рычала,
Шальная буря мост качала,
И он на самом деле
Напоминал качели
Знакомый всем предмет игры
Неугомонной детворы,
Летящий вниз, летящий вверх…
Но этот мост был слишком ветх,
И слишком стар, сплетен из веток,
И создан вовсе не для деток…
Да, бушевал и выл поток,
Но стольный град уж недалек,
И над пучиной буйных вод
Герой наш движется вперед
К правобережным скалам,
Исхлестан ветром шалым…
Но вдруг он видит незнакомых
Бойцов в привязанных шеломах,
Числом примерно в шестьдесят.
«Эй! Стой! ‑ кричат. ‑ Нельзя! Назад!»
Героя нашего, что с вида
И впрямь казался королем…
Крик. Лязг мечей. И тут с конем
Случилось нечто. Все видали:
Уперся конь, ни шагу дале.
Дрожа, ушами он прядает,
Храпит, копытом об земь бьет…
Тут Парцифаль с коня слезает
И под уздцы его ведет…
Охрану словно бы стряхнуло!
Изрядно воинство струхнуло,
Решив: король непобедим,
Уж верно, рать идет за ним.
(Сие смекнул начальник стражи
И ‑ в город! Стражники ‑ туда же!..)
Так Парцифаль защитный вал
Благополучно миновал.
Вот он в железные ворота
Стучит, гремя дверным кольцом:
«Открой!..» С испуганным лицом
В оконце появился кто‑то.
И девушка, тонка, бела,
Словами за сердце хватает:
«Коль нам желаете вы зла,
Нам и без вас его хватает!»
И Парцифаль вскричал в ответ:
«Желаю зла?! Поверьте ‑ нет!
Своими докажу делами,
Что всей душой жалею вас,
А также то, что здесь, сейчас,
Слуга ваш верный перед вами!..»
Речь незнакомца услыхав,
Бежит привратница стремглав
К королеве во дворец
Поведать, что настал конец
Их бедам и невзгодам
С чудесного юнца приходом
Венцом Христовой доброты…
И вот ворота отперты,
И в город Парцифаль въезжает…
. .
Юное сердце его поражает
Вид этих улиц, этих лиц.
Здесь нет страданиям границ…
Взвалив оружие на спины,
Бредут усталые мужчины,
Защитники родной страны.
Их жены, словно смерть, бледны
И малые их дети тают…
Людей от голода шатает:
Все перерезаны пути,
И крошки хлеба не найти.
И нет ни мяса там, ни сыра.
(Губами, что не знают жира,
На чаше с влагой никогда
Вы не оставите следа…)
О, эти немощные рты!
О, втянутые животы!
О, женщин высохшие груди!
Какую муку терпят люди!..
О, желтая на лицах кожа
(Что на мадьярскую похожа
)!
О, складки скорбные морщин!..
И женщин жаль… И жаль мужчин…
. .
Но я‑то что о них радею?
В том доме, коим я владею,
Где я хозяином зовусь,
Где, не спросясь, за стол сажусь,
Мышам приходится несладко.
На что их воровская хватка,
И ловкость, и проворство их,
Коль пусто в наших кладовых
И поживиться нечем?.. Я же,
Хоть не кормлюсь посредством кражи
И в кухню запросто вхожу,
Сам иногда не нахожу
Чего‑либо съестного.
И в том даю вам слово,
Что часто голодает, ах…
Кто?.. Я! Вольфрам фон Эшенбах!
. .
. .
И так прознали жители
О молодом воителе,
Который прибыл в город к ним,
Ниспослан господом самим
И вновь надежда ожила
В них, чья судьба столь тяжела…
. .
С большими почестями он
Был к королеве приведен,
К прекраснейшей Кондвирамур…
Возвышеннейшая из натур,
Она, безмерно справедлива,
Была божественно красива,
Столь величава, столь мила
Столь красотою знаменита,
Что Куневара и Энита,
И все красавицы земли
С ней состязаться не могли…
На рыцаря она взглянула,
Ему приветственно кивнула,
А тот, застыв, молчит… Она
Удивлена, уязвлена.
Ее смущенью нет предела.
«Ужель свое свершили дело
Злосчастный голод и усталость?
И ничего уж не осталось
От прежней красоты моей?..
Мертвы ланиты без румянца…»
Слова запомнив Гурнеманца,
Молчит наш рыцарь перед ней.
(Нам с вами, стало быть, известно:
Герой решил не забывать
Совет, что рыцарю невместно
Вопросы первым задавать…
Итак, понявши, в чем причина,
К рассказу вновь перехожу…)
Сопровождали госпожу
Два седовласых паладина…
. .
Она подумала: «Ну, что ж,
Ты вправду молод и хорош,
Однако все молчать изволишь.
Молчи… Но ты здесь гость всего лишь,
А я хозяйка. Значит, я,
Обычай рыцарский храня,
Тебе свою оказываю милость,
В уста тебя поцеловав,
В сознанье королевских прав…»
И как ей вздумалось, так и случилось.
Затем промолвила она:
«Мой рыцарь, я спросить должна:
Откуда прибыли, и кто вы,
И нам ли вы служить готовы?..»
«Владычица, еще сегодня
С тем, кто всех в мире благородней,
Я распрощался… Доложу,
Что из Грагарца путь держу.
Князь Гурнеманц Грагарцем правит.
Разлука с ним мне душу давит.
Однако, волю дав слезам,
Ушел я странствовать… И к вам
Был занесен самой судьбою…
Я счастлив вашим стать слугою!..»
И, пораженная немало,
Кондвирамур ему внимала.
«Сейчас мне, рыцарь, не до шуток!
В пути вы не были и дня,
А от Грагарца до меня
По меньшей мере трое суток!..
Но расскажите, бога ради,
Как там Лиаса? Что ‑ мой дядя?
Князь Гурнеманц достойный
Брат матери моей покойной.
Вы разве этого не знали?..»
И Парцифаль ответил ей:
«Князь Гурнеманц в большой печали.
Трех потерял он сыновей…»
«Ах, за меня они сражались!
Я над убийцею не сжалюсь!
Коварство короля Кламида
Мной не простится никогда,
Поскольку тяжела беда,
Но трижды тяжелей обида!..
А вас я с радостью приму.
Вы, поступив ко мне на службу,
Могли бы дружбою на дружбу
Ответить дяде моему.
Наш край в несчастье пребывает:
К нам провиант не прибывает,
И хлеба, сыра, мяса
Кончаются запасы…
Кламидов сенешаль Кингрун
Наш город задушил осадой,
И каждый, стар он или юн,
Простился мысленно с пощадой.
Здесь умереть любой гогов,
Но в рабстве жить нам нет охоты…»
«Примите дюжину хлебов
Промолвил старый паладин.
Пусть поубавят ваши муки
Бочонки сих заморских вин
Да и окорока. Три штуки…»
Подобный же подарок шлет
Другой сородич ‑ Манфилот.
. .
Но Парцифаль, гласят преданья,
Просил распределить даянья
Средь голодающих людей,
Оставивши себе и ей
Всего лишь тонкий ломтик хлеба…
И пусть благословит их небо!..
Людьми полученный припас
Хоть скуден был, но многих спас.
Однако, всем на горе,
И он был съеден вскоре…
Народ в могилу погружался…
Один лишь Парцифаль держался
Сил у него хватало
Жить… Жить во что б ни стало!
