— ГНаск, — пробормотала Алекса, не перебивая его.

— …несомненно, обыскивающий ближайший сектор. По-моему, если твой отец решит бежать от него — не может же он стоять в доке вечно, да и топливо слишком дорого, — то они его поймают.

— Им нужны мы.

— А также месть за то, что их инвазия уничтожена.

— Но они не станут следовать за грузовым транспортом чоя?

— Надеюсь, не станут.

— Как насчет моего отца?

— А что с ним?

Она вздернула подбородок.

— Я не могу оставить его здесь.

— Твоя дочерняя преданность меня удивляет, — насмешливо заметил чоя, и Алексе захотелось ударить его.

— Здесь нечему удивляться. Отец использовал меня, когда это было необходимо, но я по-прежнему его дочь. Я люблю его, — она помедлила. — Я хочу, чтобы с грузового транспорта передали сообщение прежде, чем начнется межпространственный прыжок.

Недар кивнул.

— Хорошо. Это разумно. Тогда нас уже никто не сможет остановить. ГНаск не станет нападать на «твоего отца только из-за злости — для этого он слишком умен.

— Но если он примет это за обман?

— Вряд ли, могу поручиться. Барос сможет подтвердить ему, — Недар хищно улыбнулся.

— Сколько времени понадобится, чтобы найти Марена?

Недар ответил. Алекса обдумала его информацию и заметила:

— Сейчас на корабле ночное время. Свет везде приглушен. Как думаешь, когда на станции появится грузовой транспорт?

— По вашему времени — на рассвете. Им потребуется несколько часов на разгрузку, а затем они примут нас на борт.

— К тому времени я буду готова, — ответила Алекса. Она скользнула на пол и застыла, завернувшись в простыню. — Но я хочу знать, зачем тебе так срочно потребовался этот препарат.

— Почему ты считаешь, что я признаюсь тебе?

— Потому что теперь я не более твой заложник, чем ты — мой. Этот препарат приносит тебе какую-то пользу, не говоря уже о том, что помогает защитить других пилотов от инвазии абдреликов. Но здесь есть кое-что еще, отчего тебе не терпится его получить, — Алекса улыбнулась. — И я хочу знать, отчего тебе не терпится.

Должно быть, по времени крейсера уже наступила глубокая ночь, когда Джон внезапно проснулся и почувствовал, как заныли все мышцы, затекшие за время сна. Он повозился в кресле, в котором сидел, и обнаружил, что спал, уронив голову на стол, перед темным экраном. Он выругал себя за то, что вновь заснул за работой, размял ноющую руку и шею. Свет был приглушен, и Джон понял, что на крейсере уже все спят, но над его пультом и выше, над экраном, еще горели светильники. Он по-совиному заморгал, пытаясь приспособиться к их свету.

Он собирался проведать Алексу. После доклада Марена он с трудом мог поверить в дальнейшее успешное лечение, а просмотр записи не дал ему никакой уверенности. Реакция Алексы не была вызвана передозировкой, заявлял Марен, но Джон не видел разницы. Ему сообщили, что реакция была вызвана прекращением вирусного влияния симбионта — острый случай абстиненции. Реакция чоя была совсем иной, но Марен заявлял, что либо симбионт не был ему вживлен, либо инфекция началась только недавно. Что касается поведения Алексы, ни одно из испытаний не позволило даже предположить появления такой побочной реакции. Врач совсем съежился от страха, просматривая записи, но особенно в них привлекал внимание неожиданный уход чоя сразу после инъекции. Вероятно, пилот не мог вынести вида страданий Алексы. Но стоило ли вообще подвергать ее такому испытанию? Если есть хоть малейшая надежда вернуть дочери прежний облик забавной и смешливой малышки, которую Джон потерял много лет назад — вероятно, следует попытаться. Джон протер глаза.

— Проснулся, отец? — спросил обманчиво-мягкий голос с другого конца комнаты.

Он повернулся в кресле. Алекса свернулась на маленьком диване в углу, ее глаза мерцали в полутьме, как у кошки.

— Алекса! Как ты себя чувствуешь?

— Хочешь сказать, что ты об этом не знаешь? У тебя под носом лежит пачка отчетов. Думаю, где-нибудь среди них есть отчет обо мне.

— Это дела Союза — я засиделся над ними допоздна. Прости. Марен сказал мне, что ты спокойно заснула, но я хотел прийти и пожелать тебе доброй ночи.

— И, несомненно, рассказать сказку, — она распрямилась и поднялась. — Я не нуждаюсь в оправданиях, отец. Я знаю, что ты затеял. Если я тебе не нужна, не следовало забирать меня у ГНаска. Нам обоим известно, как ты при этом рисковал. Я склонна думать, что сделал это прежде всего ради себя, — она приблизилась и склонилась над ним, глядя на карты. Хотя Джон убрал подальше на столе отчет Барос, Алекса потянулась и указала пальцем в затушеванный сектор.

— Здесь ждет корабль абдреликов.

— Откуда ты знаешь?

Алекса взглянула на отца с холодной улыбкой.

— Он там, верно?

— Да.

— Конечно, поражение, нанесенное тобой, нестерпимо для ГНаска. Он поразмыслил и решил вернуть себе преимущество — по причинам, о которых я могу только догадываться, но вряд ли он отступится от своих планов. Если он не получит нас, то предпримет атаку.

Джон слушал голос своей единственной дочери — бесстрастный, холодный, расчетливый голос хищника, не менее опасного, чем тот, о котором шла речь.

— Ты можешь отдать нас или оставить у себя, отец, но так или иначе ГНаск попытается нас убить. Он не может допустить, чтобы мы остались в живых. Он потерпел поражение уже дважды и третьего не допустит. Если ты выдашь нас ему, ГНаск отпустит тебя в обмен на удовольствие умертвить нас самому. Если ты попытаешься бежать, он прикажет ррРаску напасть на вас — это не так приятно, но тоже смертельно. — Она выпрямилась возле стола. — Или же…

У нее есть какой-то третий выход, думал Джон, и хотя не желал слышать его, ибо от ледяного голоса дочери его начинало мутить, он понимал — дослушать придется. Только потому, что она нашла способ спастись.

— Что ты задумала? — спросил он, не удержавшись и ужасаясь возможности вновь потерять ее.

— Я пришла попрощаться.

Джон застыл, глядя на дочь.

— Никаких слез или возражений? — насмешливо осведомилась Алекса.

— Пока еще нет. Я слушаю.

— Хорошо. Ближе к рассвету сюда прибудет грузовой корабль чоя. Улетая, он заберет нас с Недаром, — она помедлила, ожидая, что отец вмешается, но тот молчал. Алекса шагнула к двери и продолжала: — Наше партнерство с Недаром в лучшем случае непростое. Чоя никого не считают равными себе. Как только мы окажемся вне досягаемости ГНаска, мы сообщим ему об этом. Тогда он должен оставить тебя в покое, он может даже попытаться преследовать нас. А если нет…

— Барос наготове, — ответил Джон.

— Я таи и думала, — Алекса упала на диван, подобрав под себя ноги. В приглушенном свете комнаты она напоминала отцу грациозно свернувшегося леопарда. — Недар не знает, что я пришла к тебе.

— Он не захочет, чтобы я вмешивался в ваши дела.

— Да. Но у меня есть предложение к тебе — моему отцу, моей плоти и крови, — она широко ухмыльнулась. — Недару нужен этот препарат.

— Что?

— Пока я не знаю, для чего, но препарат ему просто необходим. Отец, если чоя от нас что-то нужно, мы вправе совершить полезную сделку, верно?

Джон помедлил с ответом. Он удивился — неужели внезапный уход Недара был призван скрыть воздействие препарата на него самого.

— Это зависит от того, насколько мы полезны чоя.

— Я еще не знаю, что это за препарат, какое воздействие он оказывает, но Недару не терпится заполучить его. Ему нужен препарат, записи Марена, формулы и все прочее.

Джон почувствовал, как ледяная рука изумления постепенно начинает отпускать его, а в голове зарождаются новые планы. Чоя полностью независимы, они почти не торгуют, пользуясь талантами своих пилотов и своей техникой. Они уважаемы среди всех членов Союза.

— Но что ты предлагаешь нам сделать?

— Отдать ему все. Марен говорил, что имеет возможность изготавливать препарат в виде таблеток. Отдай его Недару. Будь готов отправить груз туда и тогда, когда я скажу.