Вона как все обернулось!
Начиналось шутейством да озорством, а завершилось-то невесело!..
Глава 30
Пари есть пари! И тот, кто его заключал и проиграл, должен платить! Тому — кто сорвал куш! Особенно если он не просто так, а — джентльмен.
Мишель-Герхард-фон-Штольц был джентльменом. Причем везучим, потому что обычно всегда выигрывай. Но на этот раз — нет! На этот раз выиграли милиционеры.
Три с расквашенными рожами грабителя стояли рядком в отделении, пряча глаза и хлюпая разбитыми носами.
— Вы узнаете их? — спросили милиционеры.
А черт их знает!.. Хулиганы, особенно на свету, в особенности после того, как побывали в руках милиции, все кажутся на одно лицо.
— Да, узнаю, — ответил Мишель-Герхард-фон-Штольц.
В конце концов, не все ли равно!..
Впрочем, на этот раз он, кажется, не ошибся.
— Посмотрите, это ваши вещи?
Это были его вещи — зажигалка, портмоне и часы. Правда, в портмоне недоставало ровно половины бывших там денег. Даже непонятно, где преступники за эти несколько, между ограблением и задержанием, минут успели их потратить.
— Да, спасибо, мои.
— Гапоненко!
— Я, товарищ лейтенант!
— Давай, оформляй задержание...
— Не надо никакого задержания, — мягко сказал Мишель-Герхард-фон-Штольц. — Вещи возвращены в целости и сохранности, милиция сработала, как всегда, превосходно, все очень хорошо, никаких претензий у меня нет.
— Но вы же говорили — они вас побили! — напомнил милиционер.
— Совсем чуть-чуть, — улыбнулся потерпевший.
Задержанные грабители с удивлением косились на побитого ими гражданина, который теперь их выгораживал перед ментами!
— Значит, все в порядке? — еще раз уточнил лейтенант.
— В совершеннейшем!
— Ну, как хотите, — развел он руками. — Гапоненко!
— Я!
— Ты это — ничего не оформляй. Дай им как следует... И — на все четыре стороны.
На этот раз грабители не имели ничего против того, чтобы им как следует дали. Потому что хоть так, хоть так — все равно дадут, но так — один раз, а если здесь остаться, то не один и каждый день!
Мишель-Герхард-фон-Штольц ждал своих обидчиков подле отделения. Он заметил, как они, гуськом, вышли на крыльцо и, быстро ускоряясь, побежали к ближайшему, за которым можно было скрыться, углу.
— Стоять! — тихо скомандовал Мишель-Герхард-фон-Штольц.
Грабители, испуганно вздрогнув, замерли на месте, разве только рук не задрали.
Но это был всего лишь потерпевший. Он стоял, привалившись плечом к стене, и курил свою сигару, выпуская через нос тонкие струйки дыма.
— Значит, так, джентльмены, — повторил он свое давешнее оскорбление. — У вас теперь есть две возможности. Первая — вернуться туда, — показал он на близкое крыльцо отделения милиции, — лет на пять-шесть... Другая — помочь мне в одном небольшом, которое, как мне кажется, как раз по вашим силам, дельце...
Так что выбирайте...
Глава 31
— Сюда, сюда, ваше высоко-бродь! Здеся она!.. — бормотал, пятясь, сторож.
Приоткрыл услужливо дверь. Странно, что он все еще не сбежал, как другие. Или некуда?..
Мишель шагнул внутрь и оторопело замер.
В караулке, примостившись на самом краешке дивана, сидела ожидающая его дама, которая порывисто обернулась на звук открываемой двери.
Это была Анна!
Ну то есть — Анна Осиповна Рейнгольд.
Мишель хотел было броситься к ней, но заметившая его Анна сдержанно ему кивнула. И этот кивок сразу же охладил Мишеля.
— Вы искали меня? — спросил он.
— Да, искала, — кивнула Анна.
И вдруг почему-то покраснела. Хотя, может быть, ее щеки зарумянились из-за того, что она зашла с улицы в жарко натопленное помещение.
— Ты что ж, голубчик, даме даже чаю не предложил? — укоризненно сказал Мишель сторожу, чтобы прервать неловкую паузу.
— Виноват-с, ваше высокоблагородие! — рявкнул, вытягиваясь, сторож, и тут же бросаясь к чайнику.
— Нет, не надо! — запротестовала Анна. — Не беспокойтесь. Я ненадолго. Я по делу.
— Чем могу?.. — привычно, казенной фразой, начал было Мишель, но тут же смутился своей неуклюжести. — Простите... Я могу вам чем-то помочь?
Анна кивнула. И быстро оглянулась вокруг.
Ну конечно!.. Какой же он увалень! Как можно разговаривать с дамой здесь, где пахнет сохнущими подле печки сапогами!
— Простите бога ради! — еще раз извинился Мишель. — Прошу вас проследовать за мной, здесь не очень-то удобно находиться.
И обернулся к сторожу:
— Дай-ка мне, братец, ключ!
— Какой, ваш-бродь?
— Любой, — слава богу, большинство помещений в участке теперь пустовало. — Где потеплее.
Сторож, бряцая железной связкой, нашел, протянул ключ.
— От кабинета его превосходительства, — сказал он. — Там вам удобно будет-с, там стекла целы и большой диван-с.
Анна вздрогнула, словно ей пощечину дали.
В первое мгновение Мишель не понял. Но потом... Диван... Ну конечно же! Фу, какой дурак!.. Так сказать!.. Хотя, наверное, он ничего плохого не имел в виду.
— Идемте же скорее, — нетерпеливо произнесла Анна, порывисто вставая и направляясь к двери.
— Виноват-с, — растерянно глядя на даму и Мишеля, пробормотал сторож. Хотя не понимал, в чем виноват, но чувствовал, что сморозил какую-то глупость.
— Вот что, любезный, присмотри пока за человеком, который в моем кабинете сидит, — попросил сторожа Мишель.
— Будет сделано, ваш-бродь! — гаркнул сторож.
Мишель побежал догонять Анну, которая успела уже выйти в коридор.
— Сюда пожалуйте! — показал он, забегая вперед.
В кабинете отсутствующего Его Превосходительства было довольно прохладно, но точно был большой кожаный диван.
— Прошу вас, — пододвинул Мишель даме стул, не решившись указать ей на тот злополучный диван.
Анна села. Зачем-то расстегнула сумочку, ничего из нее, однако, не достав.
Мишель ей не мешал, не торопя и ничего не спрашивая.
Анна вдруг, заметив, что бестолково, сама не зная зачем, теребит в руках сумочку, резко закрыла ее и спросила:
— Скажите, мой отец, он все еще здесь?..
— Здесь, — почему-то смутившись, ответил Мишель.
Хотя смущаться нужно было не ему — он на имущество бывшего Государя Императора не покушался.
— Вот, я тут принесла, — вновь сказала Анна, протягивая завернутую в вощеную бумагу какую-то еду. — Вы можете передать ее моему отцу?
— Да, конечно, — пообещал Мишель, принимая сверток.
Хотя чувствовал, что Анна пришла совсем по другому поводу. По какому же?..
— Я бы хотела у вас спросить, — произнесла, устремляя на него страдающий взгляд, Анна. — Не как у полицейского...
Слово «полицейский» в ее устах прозвучало почти как оскорбление, как площадное ругательство. Современные, воспитанные в духе разнузданной демократии дамочки терпеть не могли полицейских, обожая революционных юношей, стреляющих в них из револьверов и взрывающих бомбами.
Чего Мишель решительно не понимал! Не понимал чем юноши, убивающие уважаемых в обществе людей покушающиеся на жизнь самого Государя Императора, лучше полицейских чинов, защищающих от них общество? Но так уж сложилось, что передовая русская интеллигенция и ладно бы только истеричные барышни-гимназистки, но и вполне добропорядочные господа и среди них даже известные писатели и адвокаты рукоплескали фанатикам и террористам, утопившим Россию в крови.
Наверное, Анна была такой же. Наверное, она тоже посещала революционные студенческие кружки, читала запрещенную литературу и искренне восхищалась бомбометателями.
О чем Мишелю думать было почему-то неприятно и больно.
— Если у вас есть какие-то ко мне вопросы — извольте, я готов на них ответить, — довольно сухо сказал он.
— Мой отец... Я знаю, он виновен перед вами. Но он очень хороший, поверьте мне, я знаю его лучше...
Мишель молчал. А что он мог ответить — согласиться что да, ее отец очень хороший и добрый и желал прибить его и утопить в Москве-реке единственно от доброты душевной?
