— А я не хочу, чтобы такое было! — упрямо воскликнула Илона.

Шатров вздохнул и понял наконец, этот тридцатипятилетний мужчина, что перед ним — инфантильная девчонка, которая, увы, не годится ему в спутницы жизни. Поэтому, оценив ситуацию с позиций разума, он бросил:

— Ну как хочешь.

Внутри него сидела, однако, заноза. Она была связана с тем, что не он предложил расстаться. Но…

Когда это мягкотелый Шатров сам принимал какие-то судьбоносные решения? Всегда как-то плыл по течению. И раскрутился-то благодаря во многом другим людям — тому же Измайлову, да что греха таить, и Коротину. Но Геннадий Шатров умел себя успокаивать. Что ж, в данном случае, наверное, течение несет его в правильном направлении. Ведь свадьба — это, что ни говори, потерянное время, суета, опять же деньги… Геннадий вспомнил недовольное лицо администратора Коротина, вечно считающего каждый доллар и устроившего ему истерику по поводу расходов на свадебную церемонию. Да в общем-то прав Михаил, когда говорил, что необходимо делом заниматься и быстрее ехать в Германию и делать новые записи. Немцы тоже ждать особо не будут…

Илона продолжала что-то говорить и нервно ходить по палате, но Шатров почти ее не слышал.

— ..И вообще я тебя разлюбила, — донесся до Геннадия обрывок фразы.

«Так сильно любила, что за день разлюбила», — мысленно прокомментировал ситуацию Шатров и подумал, что эта фраза могла бы стать рефреном хита, который можно было бы продать какой-нибудь средненькой певичке и срубить за это лишнюю тысчонку баксов. А может, и полторы. А деньги не помешают — машину новую опять же покупать надо.

Он с иронией посмотрел на Илону, и та смутилась под его взглядом, осознав, что он все понимает, что это звучит фальшиво — ведь они никогда всерьез не клялись друг другу в любви.

— В конце концов, у тебя же есть Юлька, — выдвинула последний аргумент Илона. — Она тебя, мне кажется, по-прежнему любит. В последний раз когда я ее видела, она меня взглядом буквально просверлила.

— Ладно, Илона, хватит слов, — раздраженно прервал Шатров свою теперь бывшую невесту. — Ты сейчас иди, мне тут над песней подумать надо. — Он скосил взгляд на стоявшую рядом с койкой гитару. — Когда выйду из больницы, может быть, позвоню тебе. Ну, типа там, вещи, может, как забрать или что…

— Отлично, — просияла Илона, подскочила к Шатрову и одарила его дружеским поцелуем в щеку.

Оставшись один, Геннадий устало откинулся на подушку. Сейчас его снова начала охватывать злость.

«Черт возьми, эти женщины такие непоследовательные, один геморрой от них». Он порывисто протянул руку и взял телефонную трубку, быстро набрав номер.

— Я могу заказать три билета во Франкфурт на среду? О'кей!.. Моя фамилия Шатров…

Закончив разговор, Шатров хотел было положить трубку на место, но вдруг задумался. И набрал еще один номер.

— Здравствуйте, можно Юлю? Уехала? Куда? Не сказала? Извините…

После этого Шатров погрузился в совсем мрачное настроение. Однако продолжалось оно недолго. В дверях невозмутимым английским дворецким снова замаячил Михаил Коротин. На лице его было недоумение.

— Я, наверное, что-то не понимаю в этой жизни, — лишенным привычной язвительности голосом произнес он. — Гена, тут тебя Юлия Владиславовна видеть хочет…

— Пускай войдет, — сразу же оживился Шатров.

Зверева вошла в палату с неуверенной улыбкой на лице. В руках она держала пакет, по всей видимости, с продуктами.

— Ну, что ты там жмешься, иди сюда! — улыбнулся Геннадий.

Помешкав в неуверенности, Юля прошла и присела на краешек постели. Шатров привстал и обнял ее.

— Как твои дела? — несколько смущенно спросил он.

— Да ничего особенного! Лучше скажи, как ты, как ты себя чувствуешь. Я так испугалась, сразу хотела прийти, но… — Юля замялась. — В общем, стеснялась и не знала, как ты меня примешь.

— Как я могу тебя принять? С радостью, конечно, — сказал Шатров. — Ты же знаешь, я всегда тебе был рад, а сейчас особенно, когда мы с Илоной приняли решение расстаться.

Юля изумленно и недоверчиво посмотрела на Геннадия.

— Да, это наконец-то случилось, — облегченно выдохнул Шатров. — Примерно с час назад. И, в общем-то, наверное, все к лучшему.

— А ты знаешь, Миша не хотел меня пускать, — после неловкой паузы сказала Юля.

— Это еще почему?

— Он не знал, как ты отреагируешь.

— Миша просто дурак, — усмехнулся Шатров. — Кого я действительно рад видеть, так это тебя.

Между прочим, я тебя вспоминал последние дни.

— Правда? Я вообще-то тоже тебя вспоминала.

Все время думала о тебе и даже хотела объясниться.

— Мне кажется, что сейчас не совсем подходящее для этого время, — неуклюже выразился Шатров. — Вот выйду из больницы, а произойдет это скорее всего завтра, вот тогда и поговорим в неформальной обстановке. А то здесь — эти дурацкие больничные стены, тьфу! Я ведь никогда, никогда до этого не лежал в больнице! И вот ведь угораздил господь!

Зверева восприняла это по-своему, решив, что Шатров не очень-то хочет ее видеть, вздохнула и уже было встала, чтобы отправиться восвояси, но Геннадий удержал ее за руку.

— Ты меня не так поняла, Юля. В общем, если без лишних рассусоливаний, то я, если ты не против, хочу быть с тобой. Вот и все.

Шатров являл собой полное смущение. Словно начисто лишился в этот момент своей обычной манерности и высокомерия. Юля опять присела к нему на постель. Шатров обнял ее, покрыл поцелуями ее волосы, лицо и сказал:

— А я ведь знал, что ты ко мне придешь. Я всегда это знал.

Потом он вздохнул и, хоть ненавидел всякие пустые слова, сказал:

— Юля, я хочу попросить у тебя прощения. За все обиды, которые тебе причинил. Ты же знаешь, я тебя люблю.

— Я тебя тоже очень люблю, — прошептала Зверева.

Казалось, что вовсе не было времени, когда они были чужими, что произошла какая-то нелепая ошибка, какое-то досадное недоразумение вмешалось и разлучило на время этих людей, сумевших все же вовремя оценить и свои чувства, и существующую реальность.

В дверях снова возник неугомонный Коротин. Он уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, как вдруг, пораженный, застыл на месте…

Шатров прижимал к себе Юлю и что-то шептал ей на ухо, а она, улыбаясь сквозь слезы, гладила его по щеке и кивала в ответ.

Позади Коротина тем временем раздался гомон стайки молодых девчонок, проникших в больницу, поклонниц группы «Семь гномов», пришедших сюда подбодрить своего кумира.

— Я думаю, девочки, — обернулся, придя в себя, Михаил Анатольевич, — что сейчас совсем не время:

Геннадий Николаевич сильно занят. Приходите завтра.

Лариса едва успела. Она вошла в здание корпуса в тот момент, когда Шатров в окружении своей свиты собирался покинуть больничное заведение. Он шел по коридору, окруженный телохранителями, и разговаривал на ходу по телефону:

— Отарушка, привет, дорогой! Нет, уже все, выписываюсь. К чертовой матери! Ты же знаешь, я ненавижу больницы. Уже зае…ся здесь лежать… Знаю, что за козел стрелял, знаю… Давний мой знакомый.

Как фамилия? Простая, как правда, можешь записать для эфира, приколешься как-нибудь. Потапов!..

Кстати, менты ни хрена не раскрыли, да, детективша частная одна. Ты же в курсе, что менты только кражи лопат раскрывать умеют… Свадьба? Отар, я пока не знаю. Наша жизнь — штука сложная… У меня запись альбома на носу, не знаю, может, и отложу свадьбу. Слушай, если с Алисой пересечешься, скажи, что у меня есть для нее песня… Ну и что, если с Иглесиасом спела? Может и со мной спеть, не убудет от нее… Отар, спеть, а не спать! — Шатров повысил голос и снова засмеялся. — Ты чувствуешь семантическую разницу? Скажи, что я пробашляю эфиры. Песня — супер. Что, хочешь посреднические? — Шатров захохотал. — Чтобы потом всем говорить, что это Отар раскрутил Шатрова и дал денег на новый альбом? Я знаю, ты самый лучший грузин в мире, Отарик… Нет, с головой все в порядке. У меня это слабое место, ты же знаешь, но сейчас все нормально. Кстати, Отар, пока не забыл, можешь заряжать в воскресенье свою обычную бодягу, я согласен провести с тобой час в неторопливой светской беседе на всю Россию в эфире… Занято? Кем?