Новый кабинет стремился повысить жизненный уровень населения. Более чем вдвое выросла номинальная зарплата в промышленности (хотя этот прирост почти полностью был съеден инфляцией), снижена квартирная плата. В июне 1937 года была введена монополия на хлебную торговлю и установлены твердые цены на продукты первой необходимости уже по всей стране. Для борьбы с черным рынком был образован в октябре 1937 года комитет по регулированию цен. Была также установлена 40-часовая рабочая неделя.
Несмотря на активность правительства, к осени 1937 года стала чувствоваться общая усталость населения от войны и повседневных трудностей, что усугублялось наличием на территории республики 3 млн беженцев из занятых мятежниками районов.
Недоедание широких слоев населения стало превращаться в голод. В Мадриде выдавали по карточкам в месяц не более 3 кг хлеба, 300 г риса, 1100 г бобовых, 200 г мяса, 100 г трески, 50 г кофе. Молоко получали только дети. У республики практически не было собственного мясного и молочного скотоводства. Представители Коминтерна в Испании срочно просили Москву об экстренной продовольственной помощи. Но советские поставки и помощь международного рабочего движения не могли обеспечить потребность всей республиканской Испании. Морские коммуникации были практически полностью перекрыты ВМС мятежников, до ноября 1937 года была закрыта и французская граница. К тому же и сам СССР испытывал трудности с продовольствием.
Вследствие больших военных расходов (летом 1937 года республика тратила на войну 60 млн долл. в месяц) и отсутствия товарного наполнения рынка продолжали быстро расти цены. За год войны продукты животноводства подорожали в зависимости от конкретного района на 150–180 %. Исчезли из продажи и некоторые промышленные товары, например, стекло.
Все эти факторы вместе с падением Севера породили во многих людях неверие в успешный исход войны, стремление к миру практически любой ценой. Как же реагировали на эту осложнившуюся обстановку основные политические силы республики?
По-прежнему самой многочисленной (более 300 тыс. членов летом 1937 года) и авторитетной партией оставались коммунисты. Разгромив левацкое крыло ИСРП по главе с Кабальеро и утихомирив анархистов, партия сменила линию. Теперь она активно выступала за продолжение грамотных революционных преобразований в тылу, с тем, чтобы не позволить затихнуть совсем социальной активности населения. Чтобы как-то возродить общественную жизнь республики и отвлечь народ от повседневных лишений, КПИ предложила провести парламентские выборы. Когда некоторые СМИ стали подозревать коммунистов в том, что они просто хотят получить абсолютное большинство в новых кортесах, компартия сразу же выдвинула инициативу, чтобы Народный фронт шел на выборы с единым списком. Пытались коммунисты активизировать и местное самоуправление, создавая различные домовые комитеты и потребительские общества на заводах, помогавшие хоть как-то бороться с дороговизной и нехваткой продуктов.
Все лето 1937 года КПИ настойчиво ставила перед ИСРП вопрос об объединении, так как у обеих партий с уходом с арены группы Ларго Кабальеро практически не было каких-либо идейных разногласий. Местные комитеты социалистов и их армейские организации эту мысль поддерживали. Когда представители КПИ и ИСРП приехали на фронт под Гвадалахару, солдаты удивились, почему у них до сих пор еще разные членские билеты.
Группа Прието (куда входил и Негрин), ставшая после мая 1937 года основной в ИСРП, была против объединения потому, что это негативно восприняли бы на Западе. Не возражая в принципе против создания единой партии, социалисты настаивали на том, что решение такого масштаба может принять только съезд ИСРП, а его проведение до окончания войны невозможно. Не помогла и готовность коммунистов рассмотреть возможное вхождение объединенной партии во II Интернационал. Единственное, чего удалось добиться, так это подписания 17 августа 1937 года программы совместных действий коммунистов и социалистов.
В отношениях с НКТ коммунисты практически полностью прекратили нападки на анархистов, так как те в сложное время лета-осени 1937 года высказывались за продолжение войны до полной победы, что было очень важно для противодействия настроениям упадка и неверия в собственные силы. Теперь НКТ и КПИ совместно выступали против ликвидации революционных завоеваний трудящихся в угоду Франции и Англии. Причем коммунисты вели себя здесь прагматично. Они даже готовы были покинуть правительство, если бы, по меньше мере Франция, отказалась от политики невмешательства и оказала республике военную помощь. Но в Париже об этом пока и не помышляли. Компартия в принципе не возражала и против международного посредничества, включая образование переходного правительства и всеобщие выборы. Но Франко неоднократно и публично говорил, что не согласится ни на что меньшее, чем на безоговорочную капитуляцию республики. В этих условиях питать иллюзии относительно некоего близкого конца войны в результате международного посредничества означало просто потворствовать капитулянтским настроениям.
Отстраненный от власти Ларго Кабальеро первоначально пытался бороться с правительством Негрина, опираясь на крупнейший в стране профсоюз ВСТ (насчитывал более 2 млн членов), лидером которого он оставался. Но часть отраслевых и территориальных организаций не согласилась с таким курсом и избрала собственное руководство. Конфликт был улажен с помощью французских профсоюзов, и Ларго Кабальеро, лишенный последних рычагов власти, окончательно сошел с политической арены. Коммунисты пытались добиться единства профсоюзного движения, и при их участии 1 августа 1937 года был образован Национальный комитет связи ВСТ и НКТ. Но дальше переговоры застопорились из-за амбиций лидеров обеих организаций. Только 15 марта 1938 года в условиях начавшегося наступления мятежников в Арагоне была подписана программа совместных действий двух профцентров.
Но как бы ни была важна политическая и экономическая жизнь республики, судьба ее решалась на фронте.
Новый министр обороны Прието в качестве своей основной задачи провозгласил деполитизацию армии. Уже через месяц после своего вступления в должность, он издал декрет о борьбе с прозелитизмом в вооруженных силах, по которому запрещалась любая партийная пропаганда в войсках. Этот шаг был направлен против коммунистов, под влиянием которых, по оценке начальника генштаба Рохо, находилось 80 % армии. Осенью 1937 года она насчитывала 420 тысяч человек, из которых почти половина были членами КПИ и ОСМ. В октябре 1937 года из 50 командиров дивизий 28 были коммунистами, а из 76 командиров бригад членские билеты КПИ имели 56 человек. Среди командиров батальонов коммунистов было еще больше.
В противовес командирам-выходцам из народной милиции Прието выделял кадровых офицеров. В какой-то мере это было оправданно, так как сразу после мятежа многие из них подверглись гонениям или были отстранены от принятия наиболее важных решений. Возвращение доверия к лояльным республике офицерам было правильной мерой, но подчас это происходило за счет необоснованного перемещения на вторые роли тех, кто выдвинулся за год войны.
В октябре 1937 года Прието запретил офицерам участвовать в собраниях и митингах, публично выступать в СМИ. Для нормальной страны в мирных условиях такой шаг, конечно, не мог вызывать возражений. Но в обстановке революционной войны, когда недостаток современного оружия мог быть восполнен только высокой идейной мотивацией бойцов, это был явный перегиб. Многие мобилизованные в армию молодые испанцы и так не понимали сущности войны, тем более, что франкистская пропаганда ограничивать себя не собиралась и доказывала по радио и в листовках, что война выгодна лишь мировому коммунизму и масонству.
После сдачи Астурии Прието демонстративно подал в отставку, зная, что она не будет принята. Оставшись на посту военного министра, он выступил 30 октября 1937 года с посланием о причинах поражения на Севере. Как ни странно, главной причиной была объявлена излишняя активность комиссаров в войсках. После этого последовали уже «оргвыводы». По декретам от 23 октября и 12 ноября 1937 года все комиссары дивизионного и более высокого уровня призывного возраста не могли занимать постов выше, чем комиссар бригады. Эта мера особенно сильно ударила по самой молодой партии страны — КПИ, и, естественно, по ОСМ. 18 ноября 1937 года был снят с должности руководитель Главного военного комиссариата (ГВК) левый социалист Альварес дель Вайо, замененный ярым антикоммунистом Бильбао. Комиссаров-коммунистов стали в массовом порядке заменять социалистами, зачастую никогда раньше не бывавшими на фронтах (за ними закрепилась кличка «сеньоритос», т. е. белоручки). В ноябре ГВК запретили издавать газеты и вести пропаганду во вражеском тылу. Все комиссары отныне утверждались военным министром. Комиссары рот (70 % из них были коммунистами) не получали каких-либо прав и числились простыми солдатами.
