27 марта Негрин встретился с Лабонном, чтобы поторопить французов с военной помощью (те обещали передать «старые, но хорошие» артиллерийские орудия), и с удивлением узнал от французского посла, что, по сведениям Прието, республика не имеет возможности сопротивляться и война будет окончена через несколько дней. Лабонн даже предложил срочно прислать в Барселону французский военный корабль, который вывезет правительство республики во Францию. Одновременно Лабонн с подачи Прието озвучил мысль о франко-британском посредничестве в окончании войны. Но когда Негрин спросил посла, верит ли он сам в успех этого посредничества, последовал прямой ответ: «Нет».

28 марта состоялось заседание Высшего военного совета, на котором Прието обрушился с жесткой критикой на генералов, пытаясь свалить на них всю ответственность за катастрофу Восточной армии. Но Негрин твердо заверил военных, что они пользуются полным доверием правительства республики.

29 марта под председательством президента Асаньи собрался Совет министров Испанской республики. И опять Прието, на свой лад толкуя итоги заседания Высшего военного совета, говорил о невозможности сопротивления. Но он не мог предложить и никакой альтернативы, так как Франко не соглашался ни на что иное, кроме безоговорочной капитуляции. В этих условиях правительство единогласно решило продолжать борьбу.

Но Негрин понимал, что в этот критический час армией не может руководить пессимист. Он мужественно взял военное министерство на себя, предложив Прието на выбор пост министра без портфеля или министра общественных работ. Тот отказался, но зато сразу согласился поехать послом в Мексику. Президент этой дружественной республике страны Ласаро Карденас немедленно дал свое добро, но Асанья уговорил Прието отказаться от этой должности, так как это уж слишком явно было похоже на бегство. Прието потом рассказывал, что его «выжили» из правительства коммунисты, что является не более чем попыткой оправдать собственное малодушие в минуты грозной опасности, нависшей над республикой.

6 апреля Негрин сформировал новое правительство, в котором было уже не два, а один коммунист (министр земледелия Урибе). Эрнандес был отправлен комиссаром войск Центрально-южной зоны к Миахе. Коммунисты, кстати, вообще предлагали не входить в правительство, если это расположит, наконец, к республике Англию и Францию. Такого же мнения был и Советский Союз. Но Негрин просил Сталина посоветовать компартии участвовать в новом правительстве, так как без этой «молодой и решительной» партии было невозможно поддерживать сильно упавший боевой дух войск. К тому же уход КПИ из кабинета мог деморализовать лучшие коммунистические части на фронте. В новом правительстве было представлено больше республиканцев (опять с оглядкой на Париж и Лондон) и один анархист Сегундо Бланко (министр без портфеля) как символ солидарности НКТ с военными усилиями Негрина (1 апреля НКТ наконец-то вошла и в Народный фронт). Министром иностранных дел вновь стал левый социалист и бывший Главный военный комиссар Альварес дель Вайо, пользовавшийся большим доверием в Москве.

А в это время героическая 46-я дивизия «Кампесино» после нескольких дней упорных боев оставила Лериду. На юге войска мятежников уже видели в бинокль Средиземное море. Итальянцы ворвались в город Тортоса почти на морском берегу, но дальше их не пустил упрямый Листер. Модесто нанес итальянцам такой контрудар, что те не могли вернуться к активным боям в течение трех месяцев.

Негрин и коммунисты выступали с ежедневными обращениями к народу, призывая его к сопротивлению. КПИ обязалась выставить 100 тысяч добровольцев. 18 марта ОСМ предложил за две недели сформировать две добровольческие дивизии. Соцмол выдвинул лозунг: «Каждый юноша-боец; каждый боец-герой!» Уже через пять дней одна дивизия была сформирована. 13 апреля была объявлена мобилизация трех возрастов резервистов. В тот же день министерству обороны было подчинено производство и распределение электроэнергии. 24 апреля в распоряжение военного ведомства были переведены архитекторы и строители призывного возраста, которых предполагалось использовать на строительстве укрепрайонов.

Но резервы еще надо было обучить, а враг каждый день усиливал давление на фронте.

15 апреля 1938 года одна из дивизий Галисийского корпуса под командованием Алонсо Веги вошла, наконец, в рыбацкий поселок Винарос. Вега воздвиг на берегу крест, а его солдаты радостно плескались в водах долгожданного моря. Республика была разделена на две части: Каталонию к северу от устья реки Эбро и основную зону (названную Центрально-южной). Весь мир ждал окончания войны и полной победы Франко.

Режим мятежников, используя неожиданные крупные успехи в Арагонском наступлении, все больше и больше придавал себе вид государства, представляющего всех испанцев и радеющего за независимость страны от любого иностранного влияния.

В день начала наступления была опубликована Хартия о труде, полная всякого рода декларативных авансов. Труд провозглашался «социальным долгом и честью». Закреплялись права на воскресный отдых и оплачиваемый отпуск. Но смысл Хартии состоял в создании по итальянскому образцу вертикальных профсоюзов, ставших корпорацией публичного права и придатком государства.

Но Франко не был бы самим собой, если бы не сопроводил этот вынужденный пряник кнутом. 5 апреля 1938 года им был отменен автономный статус Каталонии.

Фон Шторер сообщал в Берлин, что 40 % населения «национальной» зоны враждебно режиму. В марте 1938 года в Астурии были ликвидированы последние крупные партизанские формирования (до 2000 человек), которые, по оценке, Франко оттягивали много сил с фронта. Но еще летом 1938 года отдельные группы партизан, раненые, оборванные и все-таки не бросившие оружия после нескольких сот километров скитаний по тылам франкистов, переходили франко-испанскую границу и немедленно требовали переправить их в республиканскую зону для продолжения борьбы.

Германский посол был еще оптимистом в своих оценках. Сами франкисты называли арестованных ими оппозиционеров «90 %», признавая тем самым свою непопулярность. На втором году войны во франкистской Испании стали ощущаться экономические трудности. Возникали перебои с мясом. В дефицит превратились одежда и обувь, которые до войны производились, в основном, в Каталонии. Торговцам стали устанавливать ценовой максимум и требовать «надлежащего оформления витрин» (т. е. все товары должны были быть на виду). В отличие от республиканской зоны коммерсанты перечить не решались, так как можно было угодить в тюрьму или подвергнуться огромному штрафу.

Все население, особенно лица с левыми взглядами, должно было в добровольно-принудительном порядке жертвовать на различные нужды («для фронта», «для инвалидов», «для сирот» и т. д.), что очень напоминало практику гитлеровской Германии. Отказ от этих взносов мог кончиться очень плохо: тюрьмой или отправкой на фронт.

Военнопленные республиканской армии были организованы в «трудовые батальоны», рабский труд которых использовался, в том числе, на рудниках и металлургических заводах, продукция которых шла в Германию. Под шумок «социальной» Хартии о труде рабочая неделя в металлургии была установлена продолжительностью в 48 часов.

С середины апреля 1938 года, когда наступление франкистов застопорилось, стало понятно, что война продлится еще долго. «Генералиссимус» пытался объяснять союзникам задержки в продвижении своих войск плохой погодой и необходимостью перегруппировки. Но 19 апреля никто иной, как генерал Ягуэ, выступая на банкете в честь первой годовщины основания единой партии, похвалил доблесть «красных» и пренебрежительно отозвался о немцах и итальянцах. Одновременно генерал потребовал более мягкого отношения к пленным и проведения широких социальных реформ. Даже Франко был вынужден признать, что половина его армии против монархии. Но «каудильо» не терпел уже даже малейших признаков политической самостоятельности в своем окружении, и Ягуэ на несколько месяцев был отстранен от командования (потом он «прозрел» и уже больше не перечил вождю).