А все началось только четыре дня назад…
Была в этом какая-то жуткая насмешка. Он наконец раскрыл тайну, но Ашер погиб, так и не узнав об этом. Тот самый человек, который и вызвал его сюда, чтобы разгадать загадку.
Конечно, горько напомнил себе Крейн, не он один нашел решение. Кажется, Говард тоже что-то узнал. Но теперь начальник отдела научных исследований мертв — спонтанный пневмоторакс, газовая эмболия и ожоги третьей степени восьмидесяти процентов поверхности тела.
Бишоп права: он неестественно молчалив после гибели Ашера. Причина не только в полученной травме, хотя и без шока здесь не обошлось. Дело в том, что он не может говорить. Ему очень хотелось рассказать Бишоп о том, что он узнал, поделиться своим открытием. Но у нее не было необходимого допуска. Не имея возможности высказаться, Крейн обнаружил, что больше разговаривать ему не о чем.
А протоколы вскрытия все-таки надо писать.
Крейн вернулся за стол, включил терминал. Мигающая иконка показывала, что ему пришло письмо.
Вздохнув, Крейн запустил почтовую программу и при помощи мыши проделал все необходимые для входа процедуры. Сообщение по электронной почте было только одно, и странно, что не был указан отправитель. Крейн открыл письмо.
«Время для длинных рассказов одно, для сна же — другое» (Гомер. Одиссея. Песнь одиннадцатая).[12]
Доктор Ашер был человеком длинных рассказов. Важных слов. А теперь ему остался только покой.
Это действительно трагедия.
Слишком много смертей, а мы даже не добрались до цели. Я начинаю опасаться худшего.
Все бремя теперь легло на твои плечи, доктор. Я вынужден здесь оставаться, ты — нет. Найди ответ и уезжай скорее.
Если приходится работать в темноте, нельзя оставаться одному. Найди друга.
Боюсь, с тех пор, как мы беседовали в твоей каюте, иррациональных чисел стало больше. Но возможно, это и к лучшему, потому что ответ на твою головоломку находится среди них.
Желаю приятного утра.
Ф.
Крейн, хмурясь, глядел на компьютерный экран, не зная, что делать с этим загадочным посланием. «Найди друга…»
Раздался тихий стук в дверь каюты — это, наверное, вернулась Бишоп и принесла лекарства, которые ему не нужны.
— Входите, Мишель, — произнес он, закрывая почту.
Дверь открылась. На пороге стояла Хьюи Пинг, программист.
Крейн с удивлением посмотрел на нее.
— Извините, — сказала она. — Надеюсь, я вам не помешала?
— Нисколько, — ответил Крейн, придя в себя. — Прошу.
Пинг вошла, села в предложенное Крейном кресло.
— Я только что узнала о гибели доктора Ашера. Это случилось бы раньше, но я нашла кое-что странное в своем кабинете. Но как только я услышала… в общем, мне надо было с кем-то поговорить. Знаете, вы единственный человек, о котором я подумала.
Крейн склонил голову. Пинг вдруг встала.
— Наверное, с моей стороны это эгоистично. Вы же были там… наверное, вам сейчас…
— Все в порядке, — ответил Крейн. — Пожалуй, мне тоже надо поговорить.
— О докторе Ашере?
— Нет. — «Это еще слишком свежо», — подумал он. — О том, что я узнал.
Пинг снова медленно села.
— Вы же знаете, что я провел все возможные исследования, пытаясь выяснить причину заболеваний сотрудников?
Пинг кивнула.
— Я ничего не мог добиться, пока меня не осенило: люди жаловались на два абсолютно разных типа симптомов. Первые чисто физиологические: тошнота, мышечные тики и тому подобное. Другие психологические: бессонница, угнетенное состояние, даже мании. Я всегда считал, что должно быть нечто объединяющее. Но какой фактор подходил бы к обоим случаям? Тогда я и решил, что причина неврологическая.
— Почему?
— Потому что мозг управляет и телом, и духом. Я велел сделать энцефалограммы. И как раз сегодня получил первые результаты. У каждого пациента в дельта-волнах отмечаются всплески, а ведь эти частоты у взрослых неактивны. Что еще более странно, так это то, что картина пиков одинакова для всех пациентов. И тут мне пришла безумная мысль. Я построил график электрических импульсов. Знаете, что я открыл?
— Не могу представить.
Крейн выдвинул ящик стола, достал конверт из плотной бумаги и молча вручил его Пинг. Она открыла и вытащила компьютерную распечатку.
— Это цифровой код, который вычислил Ашер, — сказала она. — То послание, которое передают подводные стражи.
— Совершенно верно.
Пинг нахмурила брови, не понимая. И вдруг ее глаза округлились.
— Неужели… Вы же не хотите…
— Да. Пики на графике дельта-волн совпадают со световыми импульсами. То, что нашел Ашер, и это сообщение — одно и то же.
— Но как это возможно? Почему мы ничего не определили?
— Я точно не знаю. Но предположения у меня есть. Мы уже знаем, что подводные стражи передают свои сообщения на каждой волне электромагнитного излучения, которую мы способны уловить, — радиочастоты, микроволновое излучение, ультрафиолетовое, инфракрасное. Мы также знаем, что создатели этих стражей обладали технологиями намного более развитыми по сравнению с нашими. Поэтому кто может утверждать, что это же сообщение не передается на миллионах других волн или на иных типах частот, которые мы не можем зарегистрировать и о которых даже представления никакого не имеем?
— Например? — спросила Пинг.
— Не знаю. Может, кварковое излучение. Или какие-нибудь новые виды частиц, которые могут проходить сквозь материю, как бозоны Хиггса. Главное то, что какая-то неизвестная разновидность, недоступная для наших измерительных приборов, вносит помехи в электрические импульсы, вырабатываемые головным мозгом.
— Почему тогда не все страдают?
— Потому что биологические системы неодинаковы. У одних людей более крепкие кости, а у других — более устойчивая нервная система. А может быть, конструкция станции непроизвольно обеспечивает в некоторых местах эффект клетки Фарадея.
— Что это?
— Клетка Фарадея? Специальная конструкция, сооружаемая для отражения электромагнитных полей. Но знаете что? Думаю, что здесь все находятся под влиянием этого излучения — просто в разной степени. Я и сам в последнее время чувствую себя не так, как обычно… А вы?
Хьюи на секунду задумалась.
— Да, пожалуй…
Они немного помолчали.
— Вы собираетесь отнести это адмиралу Спартану? — спросила Хьюи.
— Пока нет.
— Почему? Мне кажется, что вы выполнили свою работу.
— Спартан не очень благосклонно относится к мнениям, которые отличаются от его собственного. Я бы не хотел ставить его в известность раньше времени, чтобы не получить от ворот поворот. Чем больше у меня доказательств, тем лучше. А значит, надо найти и другую информацию.
— Какую?
— Ашер перед своей гибелью что-то обнаружил. Там, в декомпрессионной камере. Я знаю, потому что он сам говорил об этом по телефону. Говард упомянул, что у него все на компьютере. Мне надо заглянуть туда, чтобы выяснить, что же он нашел. Потому что перед самой смертью Ашер отчаянно пытался мне что-то сказать: он пытался произнести какое-то слово, которое начинается с «оу».
Хьюи снова нахмурилась:
— Оу?
— Да.
— Что это? Или кто?
— Разгадка — в компьютере, если он не слишком обгорел и его еще можно включить.
И снова каюта погрузилась в задумчивое молчание. Наконец Крейн поднялся и повернулся к Хьюи Пинг.
— Не хотите прогуляться по Таймс-сквер, выпить эспрессо?
Хьюи улыбнулась.
— Конечно.
Они вышли в коридор.
— Может быть, я могу вам помочь.
— Как?
— Лето перед защитой диплома я провела, работая с устройствами восстановления данных.
Крейн обернулся к ней.
— Вы хотите сказать, что умеете извлекать информацию с поврежденных жестких дисков?
— Вообще-то я сама это не делала, я была тогда на практике. Но я много раз наблюдала за операциями, а в некоторых помогала.