— Но наговорив про контракт, вы и так стали вруном.

— Так не отягчайте мои прегрешения.

Я быстро взглянула на него, проверяя, почудилась мне или нет нотка горечи в его голосе.

— И в мыслях не имела. Если объясните цель свидания, с радостью приду… если позволят пациенты.

— Хочу показать вам здешние красивые уголки, мне во всяком случае они кажутся красивыми. — Карл примолк, лицо у него стало серьезно, глаза напряженно искательными. — Два раза я вел себя с вами исключительно, непростительно грубо. Не хочется иметь это на совести. Вот и стараюсь загладить вину. Доброй ночи.

И, развернувшись на каблуках, не дожидаясь моего ответа, он отошел.

— Вот это да! — Джун наблюдала за мной удивленно и насмешливо. — Никогда такого странного приглашения не слыхала! Ты, правда, примешь его?

— Тоже ушам не верю, — улыбнулась я, — что мне назначают свидание из угрызений совести. Но вряд ли устою.

И, пожелав доброй ночи хозяевам и моим новым друзьям, я отправилась спать. Лишь гораздо позднее я сообразила, почему так удивилась Джун. Мне и в голову не пришло, что я согласилась на свидание с человеком, которого подозревают в убийстве жены.

На другой день я провела пару часов с Дэнисом Палмером — потрясающих: не только из-за общества Дэниса, в общем парня симпатичного и занимательного, но оттого, что я узнала, что крылось за его словами: сделать классный снимок птицы — это проверка на профессионализм. Мы карабкались по скалам, съезжали по песчаным холмам, ползали по-пластунски в траве, подстерегая чаек и пеликанов. И почти все время молча, мне приходилось быть настороже — ловить его сигналы.

Мимикой Дэнис, как оказалось, обладал богатейшей, а также умел в совершенстве изображать крики птиц. Раз собрал целую стайку чаек, те беспокойно кружились над нами, а мы затаились в скалах: Дэнис издавал вскрики, подражая встревоженной или раненой чайке.

Как мне показалось, снимков он нащелкал не меньше сотни. Когда ему, наконец, удалось снять трех пеликанов в полете на фоне заката, и мы двинулись к машине, я спросила, сколько же удачных фото у него получилось.

— Ну, штуки четыре-пять, из чего можно выбрать.

— Четыре! И ты часто тратишь два часа, чтобы вышло четыре снимка?

Он расхохотался:

— Хо-хо! Случается пять дней трачу, а получается — ноль! Ни одного не выходит. Ну, а тебе как понравилось?

— Грандиозно! И не подозревала, что это до того трудно. Теперь понятно, почему ты наслаждаешься трудностями.

Улыбнувшись, он распахнул передо мной дверцу машины.

— Так и знал — ты поймешь!

— А еще мне кажется, ты злорадствуешь, обманывая бедных птах, прикидываясь одной и них, — мягко попеняла я. — Но между прочим — здорово у тебя получается! Мог бы иметь оглушительный успех на сцене!

— Благодарю, — он укладывал камеру в машину. — В школе я пользовался бешеной популярностью у одноклассников. Умел изобразить голос кого угодно — от директора школы до бродячего кота.

В отель я вошла, еще чувствуя на коже соленый колкий бриз, а перед глазами видя голубую воду, превращавшуюся в золотистую под лучами заходящего солнца.

Открывая дверь своей комнаты, я чувствовала умиротворенность. Приму сейчас душ, переоденусь и буду очень даже готова к обеду в такую жару аппетит у меня не часто пробуждался. По-моему, я даже насвистывала, пусть фальшиво, зато весело, направляясь в ванную.

Свист мой оборвался на полуноте от звонка телефона, и, отпустив вполголоса отнюдь не дамское словцо, я взяла трубку, в голове у меня по-прежнему шумел прибой и кричали чайки.

Тревожно назвался женский голос.

— Доктор, это миссис Хэнкок. У нас гостит отец, он свалился с крыльца и, мне кажется, сломал себе ребро: он жалуется на сильную боль в груди. Хотел встать, но я не велела, пока не посоветуюсь с вами. Вы сумеете сейчас приехать? Живем мы на Виллоуби роуд.

Ответив, что еду, я, вздохнув, положила трубку, мысленно попрощавшись с душем, а может быть, и с обедом. Дом на Виллоуби роуд я знала — не меньше чем в двух милях от отеля. Большой, довольно красивый старый особняк, в нем сделали три квартиры, все на первом этаже — отчего я немножко удивилась, услыхав про заднее крыльцо, с которого упал джентльмен. Однако, приехав, я разглядела, что первый этаж слегка приподнят, и к средней квартире, где живет пострадавший, ведет крылечко из четырех ступенек.

Пациент, рослый человек лет около шестидесяти, лежал на лужайке рядом с крыльцом, там, где так неудачно свалился. Дочь устроила его поудобнее, накрыла одеялом, и он тут же возбужденно стал уверять меня, что с ним все в порядке. Подумаешь, пара синяков. Осмотр показал, однако, что у него наверняка сломано несколько ребер; были признаки и внутренних повреждений, но насколько серьезных — на глаз не определить. Я сделала, что могла, пока женщина вызывала из Авроры «скорую». Оставалось только дожидаться приезда машины.

Уже совсем стемнело, я оглядела другие квартиры. Обе стояли темные. Чтобы что-то сказать, я заметила:

— А в других квартирах никто не живет, да?

— Нет, нет, — ответила миссис Хэнкок, — в одной Гаррисоны живут, вон в той, они на уикэнд уехали, а другую Джек Лантри занимает. Он управляющий на лесопилке. Не знаю уж почему, но свет у него не горит. Ушел, наверное.

— Доктор Фримен его знает, — заметил мой пациент, находившийся в бодром состоянии духа, лукаво поглядывая на меня. — Мы тоже вчера были у Барнардов, — пояснил он. — Вы та леди, к которой он приставал, верно? Очень сочувствую вам, по-моему, было довольно противно.

— О, пап! Джек совсем не такой! — возразила его дочь. — Он всегда очень спокойный и вежливый. Просто выпил лишнего! Но прежде пьяным я его никогда не встречала!

— Вот и нечего пить, раз так действует! — проворчал старик.

— Может, из-за того напился, что Карл Шредер пришел. Джек ведь раньше был обручен с Элинор, — объяснила она мне.

— Да, знаю, — покивала я. — И опять взглянула на квартиру Лантри. И как-то не подумав, заметила:

— При сложившихся обстоятельствах полиция, наверное, интересовалась, где был Лантри в момент убийства?

— Разумеется. Да ведь вряд ли он мог пойти на такое, а?

— А почему бы и нет?

— Убивают обычно в пылу, так? Я про что — если б разозлился, что она его бросила, так и убил бы сразу, не стал тянуть да полгода обдумывать.

— Может, и так, — для порядка я пощупала пульс больного.

— Не думайте, гробовщик на мне не наживется, — проворчал тот.

— Очень с вашей стороны нечутко, — улыбнулась я. — Но я с вами согласна — Я взглянула на часы. — Подожду «скорую» еще минут пять и поеду, надо успеть в больницу до нее. А какое у Джека Лантри было алиби на тот вечер? — добавила я.

— Сидел дома у себя в квартире, готовил обед, как обычно по вечерам.

— Но его видел кто-то?

— Да ведь и свет был включен и телевизор. Я во двор выскакивала, выставляла молочные бутылки до темноты, слышала: телевизор работает. Как раз была половина седьмого: шла музыка для «Часа с половинкой», а Джек это шоу всегда смотрит. Раньше он и телевизора по субботам не включает.

— Шесть тридцать, — задумчиво повторила я.

— Ну да! — подтвердила миссис Хэнкок. — Точное время ведь важно, потому что приблизительно в полшестого миссис Шредер ответила на звонок, ей сообщали про крушение моста. И полиции известно — Лантри был дома без десяти семь. Один парень, который хотел купить старую машину, заскочил к нему как раз перед семью, и задержался на четверть часика. Джек не успел бы переплыть реку туда-назад за такой срок.

Я ненадолго задумалась.

— Но ведь это ничего не доказывает! — обронила я.

— Почему?

— Да потому. Лантри очень легко мог оставить свет и телевизор включенными, даже если ушел из дома в 5.30 — создать впечатление, что он дома. Всем известно, что за несколько минут до семи он был. Но кто же может утверждать наверняка, где он находился за час или два до этого?