– Вы знали то, что знали, – упрямо повторил Данди. – В котором часу вы пришли домой?

– Без двадцати четыре. Мне надо было пройтись и подышать свежим воздухом, чтобы все обдумать.

Лейтенант упрямо покрутил головой.

– Мы знаем, что в три тридцать вас еще дома не было. Мы пытались вам дозвониться. И где же именно вы дышали воздухом?

– Бродил по Буш-стрит туда и обратно.

– Вы кого-нибудь встретили, чтобы…?

– Нет, свидетелей нет, – сказал Спейд и добродушно рассмеялся. – Присядьте, Данди, вы не допили свой ром. Том, давай налью еще.

– Нет, Сэм, спасибо, – сказал Том.

Данди сел, но на стакан с ромом даже не взглянул.

Спейд налил себе, выпил, поставил пустой стакан на стол и вернулся на прикроватную кушетку.

– Я понимаю, – сказал он, дружески глядя то на одного, то на другого детектива. – Прошу прощения, что встал на дыбы, но вы, стервятники, слетелись, чтобы пришить мне это дело, вот я и психанул. Мало мне того, что Майлза грохнули, так тут еще вы еще со своими приемчиками. Но теперь я хотя бы понял, в чем загвоздка, к чему вы клоните.

– Проехали, – сказал Том.

Лейтенант промолчал.

Спейд спросил:

– Терсби мертв?

Пока лейтенант раздумывал, Том ответил:

– Да.

Тогда лейтенант раздраженно сказал:

– И вам лучше бы узнать – если вы еще не знаете – что он умер, не успев никому ничего сообщить.

Спейд сворачивал сигарету. Он спросил, не поднимая глаз:

– Что вы имеете в виду? Вы считаете, я об этом знал?

– Я имею в виду то, что сказал, – отрезал Данди.

Спейд поднял на него взгляд и улыбнулся, держа свернутую сигарету в одной руке, а зажигалку – в другой.

– Вы пока не готовы прижать меня, так ведь, Данди?

Данди зыркнул на Спейда тяжелым зеленым глазом и ничего не ответил.

– Тогда, – сказал Спейд, – у меня нет особых причин, чтобы не наплевать на ваши подозрения, верно, Данди?

– Полегче, Сэм, будь благоразумен, – сказал Том.

Спейд сунул сигарету в рот, прикурил и хохотнул, выпустив облачко дыма.

– Я буду благоразумен, Том, – пообещал он. – Как же я пришил Терсби? Я что-то запамятовал.

Том неодобрительно хмыкнул. Лейтенант Данди сказал:

– Он был застрелен четырьмя выстрелами в спину, сорок четвертым или сорок пятым, с противоположной стороны улицы, когда он собирался войти в отель. Никто этого не видел, но именно так оно представляется.

– И у него был «Люгер» в наплечной кобуре, – прибавил Том. – Из которого не стреляли.

– А что о нем говорит персонал отеля? – спросил Спейд.

– Ничего, кроме того, что он прожил там неделю.

– Один?

– Один.

– И что вы нашли при нем? Или в номере?

Данди спросил, поджав губы:

– А что мы, по-вашему, должны были найти?

Спейд небрежно описал круг поникшей сигаретой.

– Что-то, рассказавшее вам, кто он такой, чем промышляет.

– Мы думали, вы нам об этом расскажете.

Спейд посмотрел на лейтенанта, и в его серо-желтых глазах читалась почти чрезмерная искренность.

– Я никогда не видел Терсби. Ни живого, ни мертвого.

Лейтенант встал с недовольным видом. Том тоже поднялся, зевая и потягиваясь.

– Мы задали все вопросы, который собирались задать, – сказал Данди, хмуря брови над зелеными голышами глаз. Поджав верхнюю усатую губу, он выталкивал слова одной нижней: – Справедливости ради, мы рассказали вам больше, чем вы рассказали нам. Вы меня знаете, Спейд. Убили вы, или нет – я докопаюсь до истины, и вы получите по заслугам. Не знаю, стал бы я вас так уж сильно винить, но это не помешает мне прижать вас к ногтю.

– Справедливо, – бесстрастно согласился Спейд. – Но мне было бы гораздо спокойнее, если бы вы допили свой ром.

Лейтенант Данди вернулся к столу, поднял стакан и медленно осушил. Затем он сказал: «До свидания», и протянул руку. Они чинно обменялись рукопожатиями. Затем так же чинно Сэм и Том пожали руки друг другу. Спейд проводил их к выходу. Затем разделся, выключил свет и лег в кровать.

Назавтра, в десять часов утра, когда Спейд вошел в агентство, Эффи Перин уже сидела за своим рабочим столом и вскрывала почту. Бледность проступала даже сквозь загар на ее мальчишеском лице. Она положила на стол кипу конвертов и латунный ножик для бумаг и предупредила, понизив голос.

– Она там.

– Я же просил тебя не пускать ее сюда, – упрекнул Спейд, тоже полушепотом.

Эффи Перин распахнула карие глаза и ответила укором на укор:

– Да, но ты не сказал, как это сделать. – Ее веки сблизились, плечи поникли. – Не капризничай, Сэм, – устало сказала она. – Я с ней всю ночь просидела.

Спейд подошел к девушке и пригладил ей волосы, разделяя пряди на прямой пробор.

– Прости, ангелочек, я не хотел… – Он осекся, когда внезапно открылась дверь его кабинета. – Привет, Айва, – обратился он к женщине, что стола на пороге.

– О, Сэм! – простонала та.

На вид этой белокурой женщине было чуть за тридцать. Каких-то пять лет назад она, должно быть, переживала расцвет красоты, но теперь ее миловидное лицо уже начало увядать. Ее тело, довольно пышное, было, тем не менее, изящным, ладно скроенным. Облачена она была во все черное – от шляпки до туфель. Этакий траур на скорую руку. Она отступила вглубь кабинета и остановилась, ожидая, когда Спейд войдет следом.

Убрав руку с макушки Эффи Перин, он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Айва немедленно бросилась к нему и подставила опечаленное лицо для поцелуя. Она обхватила его еще до того, как он успел ее обнять. После поцелуя он сделал неуверенную попытку высвободиться из объятий, но она прижалась лицом к его груди и зарыдала.

– Бедняжка, – гладя ее по округлой спине, ласково приговаривал Сэм. Но взгляд его, устремленный в тот угол, где находился стол покойного напарника, был злобен. Скривив губы в нетерпеливой гримасе, он повернул голову вбок, чтобы не тереться подбородком о тулью ее шляпы. – Ты сообщила брату Майлза?

– Да, он приходил сегодня утром. – Слова звучали глухо и неразборчиво, ведь она говорила сквозь рыдания, прижавшись губами к его пальто.

Он снова поморщился и вытянул шею, чтобы украдкой взглянуть на свои наручные часы. Левой рукой он обнимал Айву, таким образом левое запястье лежало у нее на левом плече, а манжет отодвинулся достаточно, чтобы часы оказались на виду. Стрелки показывали десять-десять.

Женщина пошевелилась в его объятьях и снова подняла лицо. Ее мокрые голубые глаза были круглыми, как у мухоловки. Губы закисли от рыданий.

– О, Сэм, – простонала она, – ты убил его?

Спейд оторопело вытаращился на нее. Мощная челюсть его отвисла. Он убрал руки и, сделав шаг назад, освободился от ее объятий. Он мрачно посмотрел на Айву и откашлялся.

Она так и осталась стоять с поднятыми руками, как будто все еще обнимала его. Взгляд ее полузакрытых глаз страдальчески затуманился, брови вздернулись над переносицей, мягкие и влажные алые губы дрожали.

Спейд выдавил из себя хриплое «Ха!» и подошел к занавешенному желтыми шторами окну. Он стоял спиной к Айве, глядя сквозь проем занавесок на глухой задний двор внизу. Айва бросилась к нему, тогда он быстро развернулся и пошел к своем столу. Сел, поставил локти на стол, уперся подбородком в сжатые кулаки и посмотрел на нее. Его глаза посверкивали меж прищуренных век, точно янтарь.

– Кто, – холодно поинтересовался он, – вложил тебе в голову эту блестящую мысль?

– Я думала… – Она подняла руку к губам, и глаза ее снова наполнились слезами. Она подошла к столу, двигаясь с уверенной грацией и легкостью в своих чрезвычайно маленьких черных лодочках на чрезвычайно высоких каблуках. – Сжалься надо мной, Сэм, – смиренно попросила она.

Он рассмеялся ей в лицо, глаза его по-прежнему искрили.

– Ты убил моего мужа, Сэм, будь же милосерден ко мне. – Она молитвенно сложила ладони и произнесла: – Господи Иисусе!

Она разрыдалась в голос, прижимая к лицу белый носовой платочек.