Иосиф Дорфман вспоминает, как во время матча Фишера с Ларсеном (1971) ему приснилось красивое опровержение комбинации, проведенной будущим чемпионом мира в четвертой партии. Проснувшись, он увидел, что варианты, запечатлевшиеся в его мозгу, увы, не соответствуют действительности. Зато совсем недавно Дорфман, тоже во сне, увидел совершенно неожиданный и хороший ход в главном варианте славянской защиты. «Вариант Морфея» ждет еще своего часа, и, без сомнения, в комментариях к нему будет сказано о его происхождении.
Борису Гулько никогда не снились конкретные ходы или варианты, кроме «обычной чертовщины, которой полна голова после напряженной партии», но часто бывало, что во сне, не имеющем к шахматам никакого отношения, он отмечал, что кто-то поступает против правил, вступая в разговор или предпринимая что-либо, хотя очередь хода за ним самим. В жизни ведь, в отличие от шахмат, где ходы делаются по очереди, человек нередко делает два, а то и несколько ходов подряд, а кое-кто норовит делать ходы все время...
Юрий Разуваев вспоминает, что, когда они вместе с Фурманом в 70-х годах помогали Карпову, тот удивлял их замечательными идеями, пришедшими ему в голову во сне и которые он демонстрировал наутро на шахматной доске.
Удивительные сны посещают иногда Ханса Рея. Два из них связаны с Хейном Доннером.
Однажды Хансу приснилось, что они играют матч и ему раз за разом удается получить выигранную позицию. В очередной партии он снова стоял на выигрыш, но пока он размышлял о том, как нанести решающий удар, Доннер вдруг... смел все фигуры с доски, после чего судья немедленно засчитал Рею поражение — и соперники мирно принялись за анализ.
Слушай-ка, — сказал Доннер, — ты что, совсем с ума сошел, ты же мог легко выиграть? Почему ты не сделал здесь этого хода?
Но я же так и собирался пойти! — ответил Рей. — Но в это время ты...
Запомни, — прервал его Доннер, — в шахматах, как только тебе представится шанс, ты должен его использовать немедленно!
Партия из другого сна Рея игралась на турнире в Вейк-ан-Зее и была отложена в явно лучшем для Доннера положении. Но почему-то Хейн настаивал, чтобы партия доигрывалась непременно в громадном зале, где из огромных репродукторов ревела музыка, молодежь, играя во всевозможные игры, кричала и шумела, в то время как тысячи посетителей осматривали драгоценности, принадлежащие Королевскому дому Великобритании. «Неспортивно, гроссмейстер!»[ 23 ] — закричал в отчаянии Рей, но помогло ли это ему, он не мог припомнить...
На том же турнире Рею приснился другой сон. Ландшафт местности, где он оказался, был очень суров. Ханс сидел, накрепко прикрученный к стулу, и наблюдал, как группа криво улыбающихся дегенератов накинулась на кусок сырого мяса, осыпая его ударами. Кровь брызгала во все стороны, но им всё было мало. «Это случится и с тобой, если ты будешь сопротивляться», — сказал их предводитель, оказавшийся при ближайшем рассмотрении Петросяном.
Объяснением такого ужасного сна, наверное, являлся тот факт, что Рей имел очень плохой счет с Петросяном, а в одной партии вынужден был сдаться уже на восьмом ходу.
Постоянно снятся шахматные сны Яну Тимману. Нередко замечательные, цветные.
Вот один из давних. Он играет партию с Каспаровым, и дела идут как нельзя лучше. К откладыванию Ян выигрывает качество и имеет все шансы на победу. Секунданты Тиммана принялись за анализ и наутро сообщили ему, что результаты анализа введены в компьютер.
«Когда я стал вглядываться в изображение на экране, то увидел ландшафт, в этом ландшафте почему-то оказался я сам и начал замечательную прогулку в горах, — вспоминал Ян. — Вдруг где-то очень высоко, в поднебесье, я увидел орлиное гнездо. В нем находился Каспаров. Тропинка к этому гнезду причудливо изгибалась и была на редкость узкой. «Узкая тропа» — называлась моя книга о борьбе за первенство мира, только теперь эта узкая тропа стала вовсе неприступной. И я понял, что нужно быть в идеальной форме, чтобы подняться по этой тропе».
В другом сне Ян играл с Гортом на каких-то командных соревнованиях. В ответ на предложение ничьей Тимман ответил: «Я должен спросить у капитана». Получив категорический запрет, он вернулся к столу и, протянув руку сопернику, сказал: «It's OK, Vlastmiil».
Довольно часто ему снится Доннер. Однажды Хейн играл с Реем, а Тимман со стороны наблюдал за партией. Позицию Ян запомнил очень хорошо: «Острый вариант сицилианской защиты. Доннер играет f4, Рей мгновенно отвечает d5. Доннер может закрыть центр — е5, но записывает на бланке ход f5 и, сделав его, подходит ко мне и говорит только одно слово: «Держись!» Я понимаю, что он подбадривает в первую очередь самого себя, — Хейн был уже тогда инвалидом...»
В 80—90-е годы Тимман регулярно играл матчи с сильнейшими гроссмейстерами мира. «В 1982 году, — вспоминает Ян, — мне предстояло встретиться с Корчным, и я нередко с беспокойством думал об этом матче. До тех пор пока мне не приснилось, что он пройдет для меня еще легче, чем предыдущий матч с Хюбнером. Что я снова не проиграю ни одной партии. Так и случилось. Не надо думать, однако, что мне всегда снятся оптимистичные сны. После хорошо начавшегося для меня 1988 года я сыграл два плохих турнира подряд. «Ты еще не испил чашу до дна, — явственно услыхал я во сне, — тебя ожидает еще одна неудача». И действительно, на турнире в Бельфоре я разделил последнее место».
Перед началом матча с Юсуповым (Линарес 1992) Тимману приснилось, что он с женой стоит на остановке такси, подходит машина, вдруг, откуда ни возьмись, появляется Артур, тоже с женой, и они, опережая чету Тимманов, садятся в такси. Какой-то шрамик в душе этот сон, видно, оставил: назавтра первую партию Тимман проиграл. Во второй у него были белые, но в длинном форсированном варианте русской партии, бывшем тогда в моде, ему не удалось добиться преимущества.
После партии Тимман вместе со своим секундантом Пикетом подверг весь вариант тщательному анализу, но ничего обещающего найти не смог.
Той же ночью, где-то в половине четвертого, Ян проснулся: вот оно, решение! На следующий день Тимман показал найденную во сне идею Пикету, они еще раз проверили все варианты и стали ждать следующей «белой» партии. В четвертой Артур пошел по другому пути, но в шестой стал повторять ходы второй партии. Новинка на 21-м ходу оказалась неожиданной для него, и Тимман одержал победу.
«Мне до сих пор снятся сны о Тале, — говорит Ян, — неудивительно: он был ведь такой харизматической личностью. Однажды, когда Миши уже не было в живых, мне приснилось, что мы вместе играем в каком-то турнире в Голландии. Перед последним туром я делю первое-третье места. Таль отстал, он не может уже выиграть этот турнир. И вот на финише мы играем друг с другом. Славянская, спокойный вариант. У меня ясное преимущество, я делаю ход ферзем и встаю из-за доски. Вернувшись к столику, я вижу, что мне засчитано поражение и Таль уже подписал свой бланк. Я отказываюсь поставить подпись на своем бланке, так же как и поздравить его. При выходе из турнирного зала я говорю Талю, что совершенно не помню, что произошло в конце партии, в ответ на что Миша, улыбаясь, замечает: «После концерта Жиганов тоже не мог вспомнить ничего».
Хотя я никогда не слыхал такой фамилии, догадываюсь, что это какой-то музыкант, и я говорю, что, может быть, Жиганов был оглушен музыкой или находился под действием наркотиков. Наконец мы приходим в какую-то комнату, садимся в угол, и Таль начинает перелистывать телефонную книгу на каком-то скандинавском языке, кажется на шведском. Потом появился Гуфельд, и дальше я не помню уже ничего...»
На турнире в Тилбурге 1983 года мне удалось получить лучший эндшпиль против Тиммана. Король черных был заперт в углу доски, их центральная пешка нуждалась в постоянной защите. Я быстро выиграл. После анализа партии мы пришли к выводу, что, хотя черные могли здесь и там сыграть лучше, у белых был большой перевес. На следующий день за завтраком в гостинице Ян сказал мне, что, оказывается, у черных в самый последний момент имелось чудесное спасение, которое явилось ему во сне! Проснувшись, он поспешил к шахматной доске—и воочию убедился в том, что приснившееся полностью соответствует действительности.