В гроссмейстерском турнире 1979 года впервые приняла участие представительница прекрасного пола. Сейчас этим никого не удивишь, но тогда участие Ноны Гаприндашвили было чем-то из ряда вон выходящим. Лев Полугаевский очень нервничал перед партией с ней.

—Что же делать? - спрашивал он у меня во время вечерней прогулки. — Я еще никогда не играл с женщиной, что мне играть завтра?

Как мог, я старался успокоить его:

—Но у тебя же белые, голыми руками она тебя не возьмет...

Что с того, что белые, — стоял на своем Лёва, — она же волжский гамбит играет, легко сказать — белые. А ты видел, как она вчера Никола-ца в двадцать ходов разнесла?

Ну, пойдешь конь эф-три на третьем ходу, будешь держать оборону, — давал я вялые советы.

А если возьмет и потом е-пять? Тогда что? Нет, тебе легко говорить...

Лёва как в воду глядел: его соперница после ходов l.d4 £tf(6 2.с4 с5 3. £rf3 cd 4.£i:d4 действительно пошла 4...е5, но после 5.£fo5 d5 6.cd JLc5 7.£бсЗ сразу перешла к атаке, сыграв 7...е4. Полугаевский побледнел, покрылся испариной, но пешку взял и быстро выиграл партию.

Я отыграл в Вейк-ан-Зее с десяток турниров, проведя здесь в общей сложности больше полугода. Дважды выигрывал турнир, случались и неудачи, бывало всякое, но каждый раз ёкает сердце, когда, приближаясь к месту назначения, вижу виадук с огромным натянутым на нем транспарантом, где меняется только цифра в начале текста: Chess tournament. Wijk-aan-Zee.

Мы позвонили по телефону главному врану расположенной на одном из чудесных каналов Амстердама специальной клиники и получили разрешение посетить ее. В этой клинике проходят оздоровительный курс заболевшие шахматной игрой.

Главный врач лично приветствовал нас у обитых железом дверей, после чего мы проследовали за ним мимо пожарных брандспойтов, ведер с песком и огнетушителей, несколько затруднявших вход в клинику.

—Жители близлежащих домов уже начали подозревать что-то, — сказал главный врач, —поэтому мы должны были принять кой-какие меры, но проходите, пожалуйста, и чувствуйте себя как дома. Мы сталкиваемся с полным непониманием нашей деятельности. Общественность даже не представляет себе, какие ужасные последствия может иметь отравление шахматами. Начинающаяся обычно совершенно невинно, чаще всего со школьным приятелем, забава эта нередко поощряется и родителями. Тот факт, что особенно злостную роль играет нередко мать ребенка, нас, специалистов, приводит в изумление. Это начинается как игрушка, но очень скоро перерастает в скверную привычку, можно сказать пристрастие, без которого эти люди не могут больше существовать. Они совершенно теряют интерес к окружающему миру и общаются только друг с другом. Потам следует стремительное падение. Они опускаются окончательно, у них нет постоянного местожительства, едят они всухомятку и поглощают огромное количество кофе. Зрение ухудшается, так же как обоняние и слух. В конце концов они вынуждаются к постоянному бродяжничеству; они странствуют из Монреаля в Москву и из Бухареста в Буэнос-Айрес, полностью захваченные страстью к тому единственному, что только и имеет для них какой-то смысл.

Между тем мы очутились в большом зале, где сидели, лежали и бродили примерно пятьдесят человек различного возраста. Никто из них не разговаривал друг с другом.

— Это наши ходячие больные, — продолжал гостеприимный хозяин, приглашая подойти поближе блондина лет восемнадцати. — Полюбуйтесь, это типичный случай. Недавно на улице он сказал девушке: «Я — конь, и вы, девушка, стоите под шахом». Милое создание, находясь под впечатлением увиденной накануне по телевизору передачи об изнасилованиях, с криком бросилось прочь, а полиция переправила молодого человека прямехонько к нам. Посмотрите, как он грязен и какие у него голодные круги под глазами. Последние месяцы он ночевал в шахматном кафе. Для начала мы должны бу-

дем снова научить его нормально есть, спать и умываться, надо будет заняться и его зрением, потому что глаза пациента различают предметы только на расстоянии одного метра, и лишь после этого он созреет для наших отучающих программ. Большинство людей, которых вы здесь видите, находятся в восстановительной стадии. Это наша самая тяжелая задача. Мы не можем просто так отпустить тех, кто излечился от шахматной игры, потому что ни к чему другому они не приспособлены и совершенно не могут нормально функционировать в обществе. Мы пробовали фактически всё, чтобы привлечь их внимание к чему-нибудь другому, предложив взамен бридж — игру, во время которой участники по крайней мере говорят друг с другом, или шулбак[ 31 ], потому что уровень развития этих гроссмейстеров где-то на уровне подростков. К сожалению, мы вынуждены были констатировать, что у пациентов развивается заменяющая функция — зависимость, в не меньшей степени вызывающая опасения, чем игра, по поводу которой они здесь находятся. Также и эксперименты с чтением хорошей литературы не принесли ничего хорошего. Видите там бормочущего косоглазого типа с сачком для ловли бабочек?Наш Набоков!Знает его книги наизусть, и его губы всегда беззвучно шевелятся. Или взгляните на толстяка с бородой у радиатора парового отопления. Тоже начитался и уверяет теперь, что что-то «открыл». Каждый месяц он поставляет нам целые кипы бумаги со значками, которые никто не может разобрать.

Мы должны честно признать, что до сих пор все наши попытки найти этим людям полезное применение закончились неудачей.

Наши отучающие программы, впрочем, действуют отлично. Мы раздеваем наших пациентов догола и помещаем их в закрытую темную комнату, где время от времени при помощи специального проектора появляются шахматные позиции. На стенах и на их обнаженных телах. Одновременно при помощи электродов, прикрепленных к голове, рукам и гениталиям пациента, мы создаем шоковые разряды. Эти комнаты герметически изолированы, тем не менее наша работа далеко не так проста, и мы должны констатировать, что эти люди оказывают значительно большее сопротивление, чем пациенты других групп с пагубными привычками... Но что это? Что я вижу ? Нечестивцы!

Наш гид внезапно прервал свои объяснения, потому что его внимание привлекли молодой человек и старик, с видимым безразличием стоящие у стены на некотором расстоянии друг от друга. Лицо доктора налилось кровью, он что-то закричал и, подбежав к ним, принялся осыпать обоих тумаками. При этом на пол упала маленькая кожаная книжечка и, раскрывшись, явила взору шахматную позицию.

Это вызвало новую, еще более удивительную перемену в поведении главного врача. В состоянии страшного возбуждения он опустился на колени и закричал срывающимся голосом: «Конь Харитон-шесть, о, какая красота, и потом шах ладьей! Как восхитительно! Как чудесно! Жемчужина! Дорогой мой!»

Слезы потекли по его лицу, и он разразился диким смехом. Тут же появились санитары с носилками, к которым главный врач дал прикрутить себя без малейшего сопротивления; в тот же миг отовсюду появились шахматные доски и фигуры. Возбужденные пациенты начали издавать совершенно непонятные звуки: сочетания каких-то букв и цифр. Поначалу они образовали группы, но очень скоро разбились на пары, сидя друг напротив друга и передвигая фигуры на шахматной доске...

Мы не хотели больше оставаться свидетелями этого зрелища и, на цыпочках покинув зал, после некоторых поисков оказались у выхода. Как раз вовремя, потому что собравшаяся снаружи толпа амстердамцев с секирами и факелами стояла уже наготове.

Газета «Хандельсблад», 9 июля 1979