И сейчас, когда уже никого ничем не удивишь, когда имена знаменитых модельеров, танцовщиков, актеров и певцов нетрадиционной ориентации у всех на слуху, а лица — на стекляшках телевизоров, отношение к таким людям в России мало изменилось. В сентябре 2005 года 67 процентов опрошенных отнеслись к гомосексуализму отрицательно. Недавно в Госдуму был даже внесен законопроект о восстановлении 121-й статьи в том виде, как она существовала при советской власти. Правда, он был отклонен, хотя Владимир Жириновский призывал карать гомосексуализм смертной казнью.
Понятия и принципы морали в обществе постоянно меняются. Так же как фотографии человека, начиная с младенческих лет и до старости, являют нам совершенно разные физические обличья его, так и отношение человека к различным вопросам бытия меняется по ходу жизни, и порой кажется, что речь идет о разных людях, настолько отличны суждения одного и того же человека. Нет нужды говорить, что время, в которое выпало жить человеку, оказывает огромное влияние на его взгляды в вопросах морали и нравственности.
Критик пушкинской поры, читая «Руслана и Людмилу», находил, что «невозможно не краснеть и не потуплять взоров» от таких строк:
А девушке в семнадцать лет Какая шапка не пристанет! Рядиться никогда не лень! Людмила шапкой завертела; На брови, прямо, набекрень И задом наперед надела.
От чего здесь следует потуплять взоры, сегодня представляется загадочным. Я начал даже вдумываться в последнюю строку, но бросил бесполезное занятие, устыдясь порочных мыслей.
В 50-х годах в Московской консерватории разразился скандал - несколько преподавателей и студентов были обвинены в гомосексуализме. Дело разбиралось на открытом партийном собрании. Особую пикантность событию придали слова тогдашнего министра культуры Н.Михайлова, который с гневом заявил, что эти мерзкие люди занимались своими гнусными делами здесь, в стенах консерватории, носящей святое имя Чайковского!
Факт, который в советское время тщательно скрывался, стал сегодня общеизвестным и изменил у многих представление о великом композиторе. «Я был в шоке, когда узнал, что он был «голубым», — сказал один из почитателей музыки Чайковского. — Он был моим кумиром. Как и Фредди Меркьюри».
Лет пятнадцать тому назад в поезде из Амстердама в Брюссель я разговорился с мамой одного известного молодого гроссмейстера из Советского Союза. Он только недавно женился, молодые жили вместе с родителями, и мама, как положено, жаловалась сыну на невестку, впрочем, перепадало и самому сыну.
Я слушал вполуха, пока она не обратилась ко мне с вопросом:
А правда ли, я слышала, что у Тиммана жена черная?
Правда, — ответил я.
Господи, батюшки святы, как же это так? - задала мне мама на этот раз больше риторический вопрос.
Вот вы свою невестку ругаете, а представьте себе, что ваш сын - он ведь тоже мог выбрать себе черную жену или подругу, тогда что?
Инфаркт, - сказала женщина, - у меня случился бы инфаркт...
Вот видите, всё в жизни относительно, - тоном старого резонера произнес я. - Ну а если бы у него появился друг?
У него есть друзья, — не поняла женщина.
Да нет, я не о том - если бы он привел домой не жену, не подругу, а друга?
У мамы стало дергаться веко, смысл вопроса открылся ей, но ответила она не сразу. Пока женщина размышляла, я приготовился выйти на следующий рубеж, приготовив «черного друга» сына, но хватило и просто друга.
Смерть, — сказала она просто, — смерть.
Как смерть? - на этот раз уже не понял я.
А вот так: мы не перенесли бы такого позора, мы с отцом бросились бы под поезд...
Конечно, отношение к этой проблеме, равно как и к теме секса вообще, зависит во многом от человека. Где-то в середине 70-х годов молодой аргентинский гроссмейстер женился на филиппинке, и после пышных торжеств на родине свадьба должна была продолжиться на Филиппинах.
Многочасовой Перелет из Аргентины был нелегким, и сын решил провести пару дней в Амстердаме, чтобы дать возможность передохнуть родителям, вместе с ним летевшим на торжество. Его родители, немолодые уже люди, были родом из маленькой деревушки, говорили только по-испански и впервые в жизни путешествовали по воздуху. Проделав днем всю обязательную программу с катанием на пароходике по каналам и посещением Рийкс-музея, они вместе с сыном отправились вечером в район «красных фонарей».
Остановившись у первого же кинотеатра, сын предложил родителям зайти вовнутрь, благо знание языка для просмотра фильма было совершенно не обязательно. Сам жених остался ждать их у выхода, отчасти потому, что уже не раз бывал в Амстердаме, но главным образом для того, чтобы не смущать «предков». Когда те вышли, первое, что сказала мама, обняв отца, было следующее:
- Ну, теперь ты понимаешь, старый дуралей, сколько мы всего потеряли в нашей жизни?
Когда я разговаривал с друзьями и знакомыми, жившими когда-то в Союзе, а теперь обитателями разных стран мира, кое-кто из них вспоминал слова Старого Завета по отношению к гомосексуалистам, перешедшие потом в Новый Завет: «выведи за город и побей камнями». Некоторые подчеркивали, что, хотя и не являются верующими, их мнение полностью совпадает с библейским. Нелишне отметить, что все они без исключения не только люди с высшим образованием, но и специалисты в своих областях.
В суждениях тех из них, кто не придерживался радикальной точки зрения, все же ясно слышались отрицательные интонации, когда иронические, но чаще презрительные. Даже сейчас, вспоминая те времена, Женю Рубана, они стеснялись факта знакомства и общения с ним и на всякий случай просили не называть их имен. Испорченный длительным пребыванием в одной из самых толерантных стран в мире, я спрашивал: «Почему?» — но вразумительной формулировки получить не мог. «Мне просто неприятно, если мое имя будет упомянуто в таком контексте», творили они в ответ.
Ленинградский кандидат в мастера, эмигрировавший еще до ареста Рубана, сказал, что если бы он знал тогда о наклонностях Евгения Николаевича, то просто не мог бы сосредоточиться на партии с ним, настолько само присутствие Рубана было бы ему неприятно.
Не столь категоричен Борис Липовский, доктор медицины, тоже бывший питерец. В юношеские годы он увлекался шахматами и уже четверть века живет в Соединенных Штатах:
«Хотя я был в России кандидатом медицинских наук, я относился к этому, безусловно под влиянием советской пропаганды, однозначно: грязь, стыд, жуть, и правильно делают, что пятерку дают, и надо сажать. Но в принципе, если и заходила об этом речь, всё звучало больше абстрактно, мы все старались об этом не думать, отодвигать куда-то на задворки мышления, поскорее перевести разговор на другое... Мой взгляд на эту проблему после эмиграции резко изменился, и, хотя, может быть, в глубине души я и сейчас испытываю какой-то дискомфорт, на отношения это никак не влияет, и моими друзьями могут быть люди различной сексуальной ориентации.
История с Рубаном — частный случай большой комплексной проблемы, и чем больше наука узнаёт об этом, тем в больших догадках она теряется. Здесь всё переплелось: физический, психологический, медицинский аспекты... Мой отец, уважаемый человек, профессор медицины, в первый год своего пребывания в Америке писал в газете «Новое русское слово» о способе, радикально решающем проблемы преступности: поставить в центре Нью-Йорка виселицы и публично вздергивать на них убийц. Мы никогда не говорили с ним о гомосексуализме, но его точка зрения по этому вопросу не подлежит ни малейшему сомнению и очень характерна для людей, выросших при советской власти».
Лев Квачевский, питерский кандидат в мастера по шахматам и диссидент, получивший в одно время с Рубаном четыре года тюрьмы по политической статье, вспоминает: «Без сомнения, Рубан не понимал, что его ждет. Вероятно, он полагал, что в заключении встретит людей такой же судьбы, идеализируя лагерь. Выйдя на свободу и уже готовясь к эмиграции, я встретил Рубана в Екатерининском саду. Я не знал тогда, за что он сидел, и, когда общался с ним до ареста, снабжая всякими книгами, даже не подозревал об этом. Когда мне рассказали о причинах его заключения, я не мог больше относиться к нему по-прежнему. Я смотрю на таких людей сквозь призму лагеря: мне кажется, что таким людям ни в чем нельзя доверять, их легко взять, я видел это в лагере не раз. Признаю, что это очень сложная вещь, но я не хотел бы иметь другом такого человека».
