В 1970 году Доннер принял участие в очень сильном турнире в Лейдене. Кроме него там играли Спасский, бывший тогда чемпионом мира, Ботвинник и Ларсен. Турнир проводился в четыре круга, и Доннер считался явным аутсайдером. Берри Витхауз вспоминает, что перед началом первого тура душевное состояние Доннера было далеким от безмятежного. «С кем я связался? — восклицал он. — Ботвинник! Спасский! Чемпионы мира! А Ларсен? Тоже чемпион!»

Но Хейн совладал с нервами и продемонстрировал свои лучшие качества, заняв второе место. Закрывая турнир, Макс Эйве сказал: «Вчера у нас был «Фейенорд» (голландский клуб выиграл накануне футбольный Кубок Европы) — сегодня мы чествуем Доннера!»

Доннера 60-х годов я видел только на фотографиях, но они подтверждают общее впечатление: Хейн выглядел тогда очень молодо; с розовым, пухлым, почти младенческим лицом он был похож на большого ребенка с телом Фальстафа. При входе в ночной клуб Санта-Моники, куда Доннер пришел вместе с Бентом Ларсеном, его задержали: туда не допускались лица, не достигшие совершеннолетия. «Да, но мне уже тридцать девять», — начал оправдываться Доннер. И был пропущен, по свидетельству Ларсена, только потому, что ошарашенный вышибала заметил, что если кто и прибавляет себе года, то не в такой же степени.

Он стал заметно округляться уже тогда, с тем чтобы к тому времени, когда я встретил его, превратиться в колосса с мешками под детскими озорными глазами, начинающей седеть бородкой и с приличных размеров животом. Помню, как он, глядя на очень молодого, худенького, похожего на херувима Яна Тиммана, предсказал ему такое же округление форм, какое случилось с ним самим. Всё сбылось. Многое, о чем говорил Доннер, забылось, пропало, истерлось, развеялось. Но многое и сбылось.

Перед Олимпиадой в Хайфе (1976) впервые в истории голландских шахмат был проведен учебно-тренировочный сбор. Фирмы, выпускающие спортивную одежду, экипировали нас футболками, сумками, тренировочными костюмами и кедами. Когда шахматисты появились однажды на футбольном поле, этому были посвящены многочисленные репортажи, а фото- и тележурналисты увековечили необычное событие на пленке.

Доннер, обмолвившийся как-то, что единственный вид спорта, который ему нравится, — разговор, расположился во время съемки в створе ворот с сигаретой во рту. Позже он так описал эту ситуацию: «Для того чтобы подчеркнуть нашу решимость и единство команды, выкованное за эти дни, я употреблял местоимение «мы», но тот, кто меня знает, отдает себе отчет, насколько мне было противно это нашествие коммерции. Я терпеть не могу футбол и в глубине души считаю, что шахматы стоят выше любого физического спорта, хотя, конечно, принимая во внимание субсидию, получаемую шахматной федерацией из министерства, к которому относится спорт, я не должен заявлять об этом громогласно».

На ту Олимпиаду в Израиле команда Голландии прилетела очень поздно, и организаторы предложили нам переночевать в гостинице в Херц-лии, а уже утром отправиться в Хайфу. Гостиница оказалась переполненной, и мы должны были провести эти несколько часов в двойных номерах. «Слушай, Ханс, — сказал начавший было снимать рубашку Доннер своему соседу по комнате Рею, — поверь мне, я ничего не имею против тебя лично, но я еще никогда в жизни не делил гостиничный номер с мужчиной, так что извини меня...» Утром туристы, отправляющиеся на раннюю экскурсию, с недоумением оглядывались на спящего в фойе гостиницы огромного небритого человека с длинными, почти касающимися пола руками и с лицом и прической императора Клавдия, неожиданно прибывшего на Святую Землю.

Тогда же в Хайфе я внимал его длинному монологу о законах и обычаях древней страны, о профессоре Лейбовиче, известном возмутителе спокойствия в иудаистике, утверждавшем, что Западная стена в Иерусалиме — просто-напросто груда камней, оставшаяся от извращенного царя.

Представляешь, — восклицал Доннер, — иметь смелость утверждать такое в Израиле!..

Хейн, - прервал я его вопросом, - а откуда идет обычай раскачиваться во время молитвы? Нет ли в этом чего-то сексуального?

Хейн с удовольствием посмотрел на меня, было видно, что ему понравился мой вопрос.

—Ни в коем случае, — он задумался на секунду, — ни в коем случае. Привычка эта образовалась в незапамятные времена, когда евреи путешествовали по пустыне, сидя на верблюдах, и у них не хватало времени, чтобы спуститься на землю, поэтому молитва просто вторила мерной поступи животного...

Когда я рассказал о таком объяснении одному моему знакомому, знатоку иудаизма, он заметил: «Чушь, конечно. Но как придумано!» — и цокал языком, оценив фантазию гроссмейстера.

Во время экскурсии в Иерусалим Доннер был нашим гидом и проводником по местам, которые превосходно знал еще со времен своей гаагской юности. В церкви Гроба Господня он указал на камень, на котором римские легионеры играли в кости, чтобы поделить Его одежду, и советовал нам поставить свечку, так как в действительности солдаты играли, конечно, в шахматы, просто у них не оказалось под рукой доски...

Его отношение к религии было однозначным. «Повторяй за мной: Бога нет! - восклицал Хейн, обращаясь к девушке, неосторожно признавшейся ему, что она верующая. — Бога нет!» Дело было, правда, часа в три ночи после немалого количества принятого им вовнутрь спиртного.

На той Олимпиаде команда Голландии заняла второе место, отстав от победителей — американцев — всего на пол-очка. Тимман и я выиграли соответственно первую и вторую доски, но в важнейшей партии с Кавале-ком мне не удалось реализовать большое преимущество.

—Мне хочется плакать, когда я смотрю на твою технику в эндшпиле, — заметил Хейн, наблюдавший со стороны за ходом партии. — Такое впечатление, что в высшей школе КГБ, где тебя готовили к эмиграции на Запад, все знатоки окончаний были репрессированы в годы Большого террора, и твои прорехи в этой стадии просто некому было залатать...

После церемонии закрытия мы увидели в фойе гостиницы радостного Доннера.

—Ребята, — сказал Хейн, — тут какой-то местный коллекционер покупает золотые и серебряные медали. За золотые он дает две тысячи долларов за штуку, нам же за серебряные предлагает по пятьсот. Все американцы уже продали эти побрякушки, а я только что освободился от своей.

Однако понимания у нас он не встретил. Сыграли ли здесь роль сентиментальные соображения или, наоборот, меркантильные — тот же самый коллекционер через десяток лет предложит еще большую цену, — не помню, но примеру Доннера не последовал никто.

—Вы просто сентиментальные глупцы! — восклицал Доннер. И, обращаясь уже ко мне, продолжил: — Тебе-то что толку с этой кругляшки, ты-то что смотришь на этих балбесов? Деньги уйдут, это верно, а медалька затеряется при переезде. Скорее же всего, когда ты через пятнадцать лет откроешь коробку заржавевших и покрывшихся налетом таких же блях, то и вспомнить не сможешь, откуда эта. Или ты считаешь, как и эти олухи царя небесного, — здесь он обернулся к слушающим его монолог остальным членам голландской команды, — что деньги фальшивые?

И Хейн, достав бумажник, развернул зеленую банкноту с изображением Франклина и, подняв вверх указательный палец, прочел торжественно надпись на ее обороте: «In God we trust. »

-Мы, кстати, не говорили еще сегодня о Боге, — сказал он, меняя тему разговора. — Вот ты мне давеча приводил слова Достоевского, что если Бога нет — всё дозволено. А я скажу тебе прямо противоположное: если Бог есть, тогда тем более всё дозволено! Но ты понимаешь, конечно, что Бог не обременяет себя существованием. Я уважаю его за то, что он не существует. Мне столь же мало нужен Бог, как и я ему. Люди нуждаются в Боге, потому что он делает их бессмертными. Они верят в него, потому что хотят, чтобы Бог существовал. А так называемый Божий сын и вся его всепрощенческая команда? Ну что он такого сказал, что они, как попки, повторяют его слова вот уже две тысячи лет? Лучше послушай меня: ты представляешь себе, что человек является единственным видом в животном мире, которому дано сознание? Тоже мне преимущество. Знать в отличие от всех остальных существ, что ты умрешь. Приятно жить с таким сознанием? Еще хорошо, что, несмотря на это знание, испытываешь иногда в жизни счастливые моменты. Вот мне, например, вчера привезли целую кипу газет и журналов из Голландии. Знаешь, что я сделал? Наполнил ванну прохладной водой, взял всё это чтиво и так провел весь день. Блаженство!