К 1992 году США имели 1905 носителей, на которых размещено 13 042 ядерных заряда!

Сравните: у англичан 384 заряда, у французов – 434, у китайцев – 217.

Вот почему, когда советское правительство пыталось неоднократно втянуть в процесс сокращения и ограничения ядерных вооружений Великобританию, Францию и Китай, они почти хором отвечали:

– Когда Америка с Россией подойдут к нашему «мизерному» уровню, тогда мы добровольно лишим себя статуса ядерных держав и вольемся в переговоры. А пока у нас сотни, у вас десятки тысяч – нам с вами не о чем разговаривать.

Таких слов не нашлось у России в разговоре с Америкой.

Да что они могли сказать, эти президенты – Президент СССР Горбачев, и Президент России Ельцин, если оба молча бросили на произвол судьбы и предали такого боевого друга как Президент Афганистана Наджибулла, который, оставшись без поддержки, 16 апреля 1992 года был свергнут.

Более того, 3 января 1993 года Ельцин с президентом США Бушем подпишет второй Договор о сокращении стратегических вооружений, в соответствии с которым США и Россия возьмут на себя обязательства сократить на две трети (!) число имеющихся ядерных боеголовок!

Эх, знать бы где упасть – мы б соломки подстелили…

Эту фразу о «соломке» мы, четверо россиян, почти хором произнесли в Омске, на квартире у Банникова, начальника Омского УКГБ. Трое русских – Александр Банников, Валентин Сафонов, я – и осетин Юрий Бзаев. Рассказывая о своей родине Северной Осетии, Юрий вдруг с гордостью произнес:

– Я свою родословную знаю до четырнадцатого колена!

И начал перечислять своих пра-пра-пра… прадедушек и прабабушек.

Тогда-то мы, не сговариваясь, и произнесли хором:

«Эх, знать бы где упасть, мы б соломки подстелили…»

Мы по-хорошему позавидовали Юре Бзаеву, что он знает свою родословную до 14-го колена. К сожалению, мы, русские, похвастать перед осетином знанием родословной не могли.

Познакомился я и с соседями Банникова. Оказалось, что выше этажом над ним живет родной брат министра Дмитрия Язова. Мои земляки, как выяснилось, тоже «не добрали до Ермака…»

…В 1952-53-годах я учился в Омске в институте, потому стал расспрашивать Банникова о людях, которых хорошо знал раньше. Поскольку квартира Банникова находилась в доме, что рядом с драмтеатром, я вспомнил, как мы, студенты СибАк (ОмСХИ), победили на конкурсе студенческих драмкружков и нам предоставили право выступить на сцене этого театра. Играли мы тогда спектакль «Весна в Москве», в главной роли – будущая заслуженная артистка СССР, а тогда всеми нами любимая студентка 2-го курса сельхозфакультета Валечка Талызина. Я играл Соловья…

– Когда мы шли к вам, я на афише заметил фамилию одной актрисы – Живодерова, – обратился я к Банникову. – Я хорошо знал в 1950-е годы омича, мастера спорта по лыжам, неоднократного победителя гонок международных и союзных соревнований Лешу Живодерова. Это не родственница его?

– Это его дочь, а Леши уже нет, умер…

По просьбе Банникова я рассказал о спортсменах того времени. О целой родословной мастеров велоспорта Головченко, о лыжниках. Даже похвастал, как в 1951 году, я, десятиклассник, тогда еще перворазрядник, на соревнованиях общества «Урожай» в эстафете 4 по 10 км принес победу команде Тюкалинского района, а на 30-километровой дистанции обошел даже самого Живодерова.

Правда, тут же пришлось признаться, что ему я все-таки проиграл на последнем километре по берегу Иртыша. Силенок не хватило. В овраг спустился, обмяк, как вата, и «сдох». Но тренер Игорь Иванович Заремба меня все-таки похвалил:

– Нет, вы посмотрите на него, с самим Живодеровым решил потягаться…

Хвалил он меня за то, что я с дистанции не сошел и единственный из команды принес на финиш очень дорогие для командного зачета очки. В тот день был 40-градусный мороз, из 117 лыжников больше половины сошли с дистанции, многие обморозились, в том числе и мой напарник по команде мастер спорта Василий Шевченко, а я, хоть и не выиграл у Живодерчика, как мы его называли любя, приполз к финишу у него на пятках…

…Проговорили мы тогда с Банниковым до поздней ночи и мне даже в голову не приходило, что, в этой квартире Сергей Иосифович Манякин многие годы руководивший областью, мысленно расставляя свои кадры, думал и обо мне. Эх, если бы все получилось так, как мыслил Манякин, то дальнейшая моя жизнь сложилась иначе. Дожил бы я свою жизнь на родине в Омской области и похоронили бы меня там, где покоятся мои дедушки и бабушки, дяди и тети, родной брат Геннадий, братья и сестры двоюродные, друзья детства. А теперь они в Омской области, родители мои в Карелии, а мне умирать придется в Москве…

Почему-то с особой остротой защемило сердце, когда вспомнил, что мой друг осетин Юра Бзаев знает свою родословную до 14-го колена и все его пра-пра… похоронены на родине, на одном кладбище! Юрка тоже не остался в Москве, а уехал к себе домой. Недавно видел его, седого, по телевизору – воюет с чеченскими террористами. Он у себя дома – хозяин! Дай бог здоровья и долгой жизни Юрию Ибрагимовичу.

А я не дома… О, если б знал где… – соломки подстелил!

Под предательское улюлюканье либералов-западников, под пьяные речи о многополюсном мире и лобызанья с другом Биллом, другом Колем и другом Рю начался невиданный разгром нашей оборонки, армии, ее ракетных войск.

Армия, вчера еще «несокрушимая и легендарная», разваливалась на глазах. В условиях противоречивой военно-стратегической обстановки менялись, как декорации в театре, доктринальные подходы к обеспечению обороноспособности. Все это называлось «военными реформами». Обстановка в Вооруженных Силах – мало сказать драматична. Трагедийна! По чести и достоинству защитников Отечества тяжелым катком прокатывались сложнейшие межгосударственные и межнациональные процессы, острые кризисные явления. Правовая и социальная защищенность военнослужащих отсутствовала. Шел непрерывный процесс сокращения армии, ее вооружений. Особенно тяжко было войскам, остававшимся в странах СНГ, где помимо всеобщего развала, в одночастье расцвели национализм, экстремизм и политические амбиции новоявленных царьков и ханов.

Бесконечное реформирование парализовало, разрушило некогда сильные структуры Вооруженных Сил страны. Советская Армия гибла…

Гибла вместе с ней одна из основных ветвей КГБ – военная контрразведка.

В конце февраля 1992 года штат Управления военной контрразведки составлял треть всей контрразведки, где было порядка 500 самостоятельных особых отделов. Аппарат управления состоял как бы из двух отдельно взятых частей: подразделения, непосредственно входящие в его состав, и подчиненные ему. Структурных изменений военная контрразведка не претерпела только в своей линейности: ВВС, Морфлот, ПВО.

Появились новые специальные отделы – по контрразведывательному обеспечению МВД, по борьбе с коррупцией, контрабандой и хищением оружия. Появился отдел по организации контрразведывательной деятельности… в сфере разоруженческого процесса!

Что ж, новые времена – новые «воровские» названия.

А вот положения о военной контрразведке нет! Нет политической ясности по структуре войск. О функционировании особых отделов и вовсе никто ничего внятного сказать не может.

В военной контрразведке за пределами России осталось около 300 органов. Они срочно, правдами и неправдами, переподчинялись национальным службам безопасности Украины, Белоруссии, Казахстана, Узбекистана. В тяжелых политических условиях и в обстановке правового вакуума решали свои задачи военные контрразведчики на территориях государств Прибалтики, Закавказья, Средней Азии, Молдовы…

Все это в великих муках социально-бытовых проблем, тяжким бременем лежащим на их семьях, подчас без денежного содержания и жилья.