Вчитываясь в заключительную часть речи Мечникова, невольно приходишь к убеждению, что успехи в исследованиях чумы послужили ему лишь удобным поводом, чтобы высказать свои новые мысли по поводу «главного вопроса, который волнует человечество». Вопрос этот «вовсе не заключается в сохранении нашего тела», а состоит «в нравственном законе, которому надлежит управлять человеческой жизнью». Мечников протестует против тех, кто утверждает, что «наука беспомощна сказать свое слово в этой области». «Великий закон, управляющий живыми существами, говорит нам о борьбе за существование и о победе наиболее сильного. Из этого, — поясняет Мечников, — заключили, что наука учит уничтожать слабых, стало быть, проповедует безнравственность».

Позвольте, да кто же (хочется спросить Илью Ильича) заключил? Не сам ли он лет за двадцать «вразумлял» учеников своих, что того, кто следует нравственным принципам, ждет неизбежное крушение в жизненной борьбе?..

Да, но сколько воды утекло за двадцать-то лет!..

Теперь Мечников называет такую точку зрения «печальным недоразумением». Оказывается, «естественный подбор, который создал виды, уступает свои права, когда дело заходит о человеческой жизни». Проблема, над которой он бился так долго, которая в былые годы так щедро питала его пессимизм, теперь решалась им наиблагополучнейшим образом: она попросту снималась с повестки дня.

Мечников горячо полемизирует с давним своим противником Эрнстом Геккелем, который в успехах медицины увидел опасность, предположив, что, сохраняя слабых, «медицинский отбор» может привести к вырождению человечества. Эта проблема, со всей серьезностью встающая перед наукой лишь в наши дни и столь прозорливо подмеченная Геккелем, нисколько не беспокоила Мечникова.

«Удовлетворяя требованиям нравственного чувства, — говорил Илья Ильич, — он (человек. — С. Р.) не должен останавливаться перед сохранением слабых из боязни этим самым нарушить закон естественного подбора. Этот естественный подбор, дойдя до человека, преломляется в нем, как луч света в призме. Это уже не он больше, это — искусственный подбор, движимый чувством, которое должно управлять человеческими делами».

По свидетельству одного из участников конгресса, Мечников «имел безумный успех. Несколько свободная форма его сообщений была одним из условий к этому, до такой степени чувствовалась убежденность его увлечения. Он был подобен Сибилле на треножнике».

Думается, однако, что успеху его выступления способствовала не столько «свободная форма», сколько тот горячий деятельный гуманизм, которым пронизано содержание этой замечательной речи и который так близок нам и сегодня. Пусть Мечников, видевший в науке средство для решения любых вопросов, недооценивал серьезности тех проблем, которые встают перед человечеством вследствие успехов самой науки. Как бы ни были сложны эти проблемы, мы верим вместе с Ильей Ильичом, что они всегда будут решаться с позиций гуманности. Сильный по первому зову должен прийти на помощь слабому или терпящему бедствие. Нет и не может быть таких «научных» соображений, которые бы отменили этот, говоря словами Мечникова, «нравственный закон, которому надлежит управлять человеческой жизнью».

Точные и ясные опыты Жюля Бордэ вызвали к жизни лавину новых исследований.

Главный из возникших вопросов состоял в том, какова природа тех таинственных веществ, которые появляются в организме только при иммунизации, не распадаются при нагревании до 60 градусов и не уничтожают микробов, но воздействуют на них таким образом, что они (микробы) становятся легкой добычей аллексинов.

После того как Эмиль Беринг открыл дифтерийный антитоксин, другой (и не менее талантливый) ученик Коха, Пауль Эрлих, задался целью выяснить механизм взаимодействия токсина и антитоксина Загадок здесь было множество. Когда в организм животного вводили небольшую дозу токсина, антитоксин тут же начинал вырабатываться и постепенно нейтрализовал весь введенный токсин. На этом, казалось бы, выработка антитоксина должна закончиться. На деле же он продолжал вырабатываться еще и еще, так что мог нейтрализовать сотни смертельных для данного животного доз токсина.

Для объяснения этих странных явлений Эрлих предложил остроумную теорию. Он допустил, что молекула токсина имеет группу атомов, расположенных строго определенным образом и способных вступать в химическое взаимодействие с другой группой атомов, расположенных тоже строго определенным образом. Эти две группы атомов, по его представлениям, подходят друг к другу, как ключ к замку.

Далее Эрлих допустил, что в организме некоторые клетки содержат молекулы с ответвляющимися боковыми цепями, которые и оканчиваются различными «ключами». А «замок» — это молекула токсина.

Когда токсин появляется в организме, рассуждал Эрлих, то соответствующая ему боковая цепь как бы «притягивается» к молекуле токсина и отделяется от материнской молекулы, а на ее месте тотчас образуется новая боковая цепь, которая тоже отделяется, и т. д. Эти отделившиеся боковые цепи и есть молекулы антитоксина. «Замочек», таким образом, сам для себя «штампует» множество «ключей».

Почему антитоксин взаимодействует со строго определенным токсином? Почему он накапливается постепенно? Почему он образуется в избыточном количестве?

Все это хорошо объясняла теория Эрлиха. Но только для случаев иммунитета к токсинам. Механизм противомикробного иммунитета представлялся в ту пору совершенно иным и оставался тайной.

После открытий Бордэ Эрлих повторил его опыты, кое в чем их расширил, а главное, подтвердил: суть реакции иммунитета в способности организма отличать «свое» от «чужого».

Но если так, рассудил Эрлих, то не должно быть принципиальной разницы в реакции организма на введение в него токсинов или других чужеродных тел, будь то бактерии или красные шарики. Против всех их организм вырабатывает антитела: против токсинов — антитоксины; против микробов и красных шариков — другие антитела (впоследствии выяснилось, что антитела различны по характеру действия; были открыты аглютинины, преципитины, сенсибилизаторы, опсонины и т. д.).

Словом, Эрлих распространил свою теорию боковых цепей на все случаи взаимодействия организма с чужеродными включениями.

Сам механизм взаимодействия Эрлих представлял себе как простую химическую реакцию наподобие взаимодействия кислоты с основанием. Точными опытами Бордэ эту точку зрения опроверг и выдвинул другую теорию. В основу взаимодействия он поставил физико-химические процессы. Механизм этот недостаточно выяснен и в наше время…

Во всех этих работах Мечников принимал самое деятельное участие. Он решил выяснить эволюционное значение способности организма вырабатывать антитела и прибегнул к своему излюбленному сравнительному методу.

Он начал с простейших.

Оказалось, что инфузории, а также другие микроорганизмы, посеянные в раствор дифтерийного и столбнячного ядов, отлично в них размножаются, но никогда не выделяют антител.

Выяснив это, Мечников шагнул на следующую ступеньку эволюционной лестницы и установил, что различные беспозвоночные животные тоже не способны вырабатывать антитела в заметных количествах.

А позвоночные?

Мечников ставит опыты с рыбами, амфибиями — результат такой же.

Только у пресмыкающихся — Мечников работал с крокодилами — ему удалось обнаружить антитела, но в полной мере способность их вырабатывать оказалась присущей лишь теплокровным животным.

Таков в общих чертах вывод Мечникова, и он в основном подтверждается современной наукой.

Итак, после долгой полемики было наконец выяснено: нет дилеммы — фагоциты или жидкости служат для защиты организма. И фагоциты и жидкости играют важную роль в иммунитете.

Теперь уже не оставалось препятствий к тому, чтобы обозреть все многообразие явлений иммунитета. В 1901 году Мечников выпускает главный труд своей жизни.

Мы уже имели случай заметить, что не в характере его было крыть крыши в зданиях истины, что он предпочитал закладывать фундаменты. Добавим еще, что в названия своих трудов он любил вносить мало подходящее к научному исследованию словечко «этюды». «Этюды о природе человека», «Этюды оптимизма», «Этюды о половом вопросе», «Этюд о естественной смерти», «Этюды о кишечной флоре», «Этюды по экспериментальному сифилису»… Словечко это должно было обозначать постановочный характер его работ, их незавершенность; Илья Ильич как бы призывал других ученых следовать по указанному им пути. И среди более чем полусотни его работ по иммунитету некоторые тоже названы этим «ненаучным» словечком.