3
Гамалея уехал в Париж, а предложение Маровского, как требующее ассигнований, было передано в финансовую комиссию; комиссия, находя, что «вопрос нуждается в предварительной разработке», рекомендовала городской думе передать дело в городскую управу.
Началась обычная волокита.
Гласный думы Велькоборский, которому поручили это дело, оказался человеком энергичным. Он собрал совещание, пригласил на него Мечникова, Ковалевского, Заленского, профессора Ришави, председателя энтомологической комиссии Брайкевича, Маровского, Строганова. Все участники совещания высказались за скорейшую организацию в городе бактериологической станции, и, опираясь на их авторитетное мнение, Велькоборский составил подробную записку со сметой расходов на содержание станции и персонала — всего в 8220 рублей в год. Указал на Мечникова как на компетентное лицо, готовое взять на себя руководство станцией. Но…
1 марта Строганов зачитал на заседании общества четыре обстоятельных письма Гамалеи.
В них описывалась лаборатория Пастера, порядок приема пациентов, способ лечения, занятия Гамалеи краснухой свиней и сибирской язвой. Было видно, что молодому врачу оказан сердечный прием. Однако в лабораторию, где приготовляли вакцины против бешенства, посторонних не допускали; Пастер был против прививочных пунктов вне Парижа; он говорил, что не может выпустить из своих рук столь ответственное дело, да и не видит в этом нужды: в Париж для лечения приезжают из самых отдаленных районов земного шара… Словом, затею со «своей» станцией надо оставить и развернуть кампанию по сбору средств на строительство в Париже международного института, который замышляет Пастер. Так заключал Гамалея.
Услышав это, Мечников опять забыл о «приличиях». Он первым выскочил на трибуну и говорил с такой страстью, как никогда еще не говорил. Можно было подумать, что теперь решается его судьба (а она действительно решалась в эту минуту!).
Открыть подписку в пользу Пастеровского института необходимо, но в остальном согласиться с Гамалеей никак нельзя, горячился Мечников. Надо потребовать, чтобы он «продолжал преследовать цели своей командировки»…
Мечникова поддержали. Соответствующая инструкция была послана в Париж.
4
То было трудное для Пастера время, ибо пророка нет в своем отечестве. Из российского далека он казался небожителем, а в медицинских кругах Парижа многие считали его чужаком; химиком, взявшимся не за свое дело; сумасбродом, вздумавшим бороться с ядом бешенства ядом того же бешенства…
Первый подытоживавший прививки людям доклад Пастера в Медицинской академии вызвал бурю. Из 350 пациентов умерла только одна девочка, и ту привели в лабораторию больше чем через месяц после того, как ее укусила бешеная собака. Казалось бы, что противопоставить этим цифрам?
Но было что противопоставить…
Человек заболевает бешенством в течение полутора-двух месяцев после укусов, а то и еще позже. Достаточный срок миновал только для ста пациентов Пастера, так что будьте добры, господин профессор, остальные 250 случаев исключить!..
Далее. Всегда ли установлено бешенство собаки, искусавшей больного? Нет? Так исключите и все сомнительные случаи!..
Затем. Кое-кому из ваших пациентов предварительно прижигали раны? И даже многим? Откуда же уверенность, что им помогли именно прививки?..
А разве каждый человек, покусанный бешеным животным, умирает? Не каждый? Каков процент смертности? Точно еще не установлено? А одна девочка все-таки погибла, хотя прошла полный курс лечения?!
Отбиваться Пастеру было нелегко.
…И тут в Париж прибыло 19 крестьян из Смоленской губернии, жестоко покусанных бешеным волком. У пострадавших были глубокие раны на голове и лице; в организмы их попало очень много яда. Смертность в таких случаях бывает особенно высокой и сокращается инкубационный период болезни. А со времени происшествия прошло уже две недели…
Пастер увеличил интенсивность прививок и довел их до двухдневных суспензий. (В обычных случаях он останавливался на пятидневных.)
Но, несмотря на принятые меры, один из пострадавших умер до окончания полного курса лечения и еще двое — вскоре после него… Остальные, правда, были живы, но, пока не минул двухмесячный срок, Пастера не оставляла тревога. Ухаживавшего за русскими пациентами Гамалею он принимал ежедневно в любое время…
Вскоре прибыло семь человек, покусанных волком в Орловской губернии; один из них тоже умер. Из девяти пострадавших от бешеного волка во Владимирской губернии умерло трое…
Пастеру стало ясно: хочет он того или нет, а прививочные пункты вне Парижа необходимы.
Однажды Гамалея поделился с ним мыслями о причинах неудач, то есть о том, над чем ломал голову сам Пастер. Все случаи смерти падали на первые четырнадцать дней после окончания прививок. Не значит ли это, рассудил Гамалея, что вакцина противодействует вирусу лишь до его проникновения в нервную систему, а две недели необходимы вирусу, чтобы размножиться в нервной системе и поразить ее?
Пастеру эти соображения показались основательными. Он убедился, что, несмотря на молодость русского коллеги, может ему доверять.
5
Однако выделить из своего бюджета восемь тысяч управа не хотела, а возможно, и не могла. Она снеслась с Херсонским губернским земством, дабы переложить на него половину расходов; там тоже созывали совещания, обсуждали, рядили… Мечников нервничал, ждал, но в его ли характере было ждать пассивно?
Вместе с Я. Ю. Бардахом он вторгся в домашнюю лабораторию Гамалеи и начал ее расширять.
Прежде всего надо было оборудовать комнату для приема больных и, главное, еще одну — для высушивания кроличьего мозга. Мечников раздобыл газовый камин с аппаратом, регулирующим приток топлива, собственноручно притащил в «мозговую» комнату, опробовал и убедился, что с его помощью можно поддерживать постоянную температуру, отклонения от которой будут меньше градуса. Итак, одна из главных проблем решена.
Мечников заказывает металлические клетки для кроликов и собак, запасает на ферме Общества сельского хозяйства необходимое количество животных. Воспользовавшись подвернувшимися случаями, Бардах прививает партиям кроликов мозг умершего от бешенства человека и трех подозрительных собак (две из них оказались бешеными): он начинает культивировать возбудителя.
А Мечников не устает воевать за уже фактически существующую станцию. Он читает три публичные лекции — в них доказывает, что «санитарно-гигиенические меры должны обосновываться на данных бактериологических исследований» и что «для внесения научности в эту область необходимы особенные станции».
Много раз он развивает ту же мысль в Обществе одесских врачей. Публикует в «Одесском листке» статью, в которой рассказывает, чем занималась бы станция, если бы вопрос о ней был решен положительно.
В конце мая из Парижа прибывает бесценный груз: три кролика (точнее, лепарита — зайцекролика), зараженных ядом бешенства, — их Пастер подарил Одесской станции, дабы избавить от долгих предварительных опытов. На следующий день один из лепаритов взбесился; Бардах извлек его мозг, растер в специально приготовленном бульоне и ввел первой партии кроликов.
Остальных двух лепаритов, прежде чем их постигла такая же участь, Мечников продемонстрировал в Обществе врачей и не забыл подчеркнуть, что «если пропадет присланный материал от Пастера», то «трудно и неловко будет просить вторично такой материал».
1 июня 1886 года Гамалея вернулся в Одессу. 10-го в тетради регистрации появилась запись номер 1: «Бардах Яков, 28 лет, изъявил желание быть привитым».
Яков Юльевич Бардах первым в России подверг себя прививкам против бешенства с чисто научной целью (Гамалея дважды подвергался им еще в Париже).
А 13-го начался прием пострадавших…
В Одессу, в дом Гамалеи на Канатной улице, 14 потянулись больные. Еще недавно они были обречены, а теперь у них появилась надежда. По большей части это были люди бедные, не смевшие и думать о том, чтобы добраться до Парижа. И в Одессу-то многим из них удавалось приехать только потому, что давний знакомый Мечникова, учившийся в Новороссийском университете, Сергей Юльевич Витте, будущий министр финансов и глава правительства Российской империи, а в то время управляющий Юго-Западных железных дорог, распорядился выдавать в необходимых случаях пострадавшим бесплатные билеты.
