* 31 год до н. э.

* основанная во II веке до н. э. царская династия Хасмонеев получила в истории прозвище Маккавеи, что означает - молот; династия правила свыше ста лет до середины I в до н. э.

* младший брат Мариамны

* мать Мариамны

Итак, расставшись с Иродом накануне большой войны, Анций Валерий поспешил к месту, где Октавиан собирал военный совет. Войска противников маневрировали на огромном пространстве, иногда пересекаясь и вступая в отдельные стычки. На юге Италии, в Греции, на Крите, на Кипре, в Египте, в Сирии, вдоль побережья Северной Африки, повсюду можно было обнаружить колонны солдат и отряды кавалерии в сопровождении вспомогательных когорт из ремесленников, мастеров оружейных дел, знаменосцев и музыкантов; взрыхляя почву, медленно двигались осадные машины - тараны, камнеметы, катапульты. Заинтересованные в исходе дела гражданские лица: снабженцы, банкиры, торговцы оптом и в розницу, торговцы рабами, ланисты, устроители аукционов, зрелищ, авантюристы, дамы из высших слоев общества и женщины, рассчитывающие на выгоду от содатских щедрот - все пытались разгадать замысловатое движение войск, чтобы не пропустить день решающего сражения. Каждый понимал неповторимость предстоящего зрелища. Все эти люди составляли длинные нестройные и шумные обозы, следующие за войсками.

Анций, спешно сменяя лошадей, приближался к Антиохии, откуда было легко добраться до Кипра. Там, в Пафосе, Октавиан собирал военный совет. Но как не спешил Анций, а все равно застрял в Антиохии на несколько дней: море озлобилось и прочно прибило корабли к берегу. Во дворце наместника Сирии Септимия Ворода дожидались спокойной погоды Марк Випсаний Агриппа и Николай Дамасский. Мужчины коротали время за игрой в кости и за разговорами о войне: умопомрачительно подскочила цена на корабельное дерево, неприметные торговцы из Мазаки и Вифинии в одночасье обрели завидные состояния, повсюду строятся новые верфи, имена корабелов упоминаются чаще, чем имена сенаторов и не реже, чем имена полководцев. "Когда между армиями так много воды, решающее сражение не может произойти на суше", - сказал Марк Агриппа, - "Как ни удобны перевалы Тавра, как ни заманчивы Киликийские ворота и военные дороги, расходящиеся веером из Мелитен, на этот раз им не оставить о себе память в истории, как о месте, где мы разобьем Марка Антония. К сожаленью, не полководца, а всего лишь влюбленного". Шутка понравилась и вызвала смех. Агриппа между тем подошел к карте, висевшей на стене и в пять минут нарисовал картину предполагаемого морского сражения. "Это будет великолепное зрелище, которое разумеется затмит впечатление от представлений в Навмахии Цезаря* . По моим предварительным расчетам здесь скопится не менее тысячи галер, бирем и тригер". Агриппа немного ошибся: в морском сражении столкнулись семьсот пятьдесят кораблей, но те, кому посчастливилось стать зрителями этого побоища вряд ли заметили бы эту неточность - зрелище получилось настолько захватывающим, что всякая арифметика уже не играла никакой роли.

После Акции победители вступили в Александрию и когда по приказу Октавиана из святилища вынесли золотой гроб Александра Великого, чтобы рассмотреть его получше, среди других очевидцев этого события был и Анций Валерий. Он видел, как Октавиан, наклонившись, пристально рассматривал легендарного полководца и, не выдержав, коснулся пальцем затвердевшего кончика носа мумии. Кое-кто в свите нервно вздрогнул и посмотрел с опаской на синие египетские небеса.

Потом была долгая стоянка на Родосе, куда все прибывали и прибывали просители, коммерсанты, кредиторы-корабельщики, юристы, заимодавцы, ростовщики, независимые вожди либурнийских племен из Иллирии, царьки или депутации из провинций с поздравлениями, с ценными подарками, с рабами. Сюда же был вызван Ирод и никто не смог бы поручиться за то, что он выберется с острова целым и невредимым: во время всей военной компании он ловчил, хитрил, нашел способ уклониться от участия в морском сражении, для чего предпринял какой-то неуместный поход в Аравию, явно с отвлекающей целью, медлил, пару раз вяло завязывал схватки с арабами, дожидался развязки, а когда она наступила, тут же увел войска и укрылся в Иерусалиме.

На Родос Ирод прибыл в скромной одежде частного лица, совсем не царского вида, в сопровождении своего секретаря Диофанта и двух любимых евнухов, видимо, готовых несколько скрасить его последние часы, если на то будет воля Божья. Заприметив в окружении Октавиана Николая Дамасского и Анция Валерия в его темных глазах мелькнула надежда. Николай хоть и сириец, а как сказал Цицерон "нет никого продажней сирийцев", он все же принадлежит к числу старых друзей и может замолвить словечко. Да и этот посланник Октавиана - Анций был ласково принят в Иерусалиме, а тому ночному разговору можно придать куда больше значительности, чем оно было на самом деле. Если повезет…

Ироду повезло: и Николай Дамасский сказал свое слово, и Анций Валерий не отмолчался, отдал должное его достоинствам. Октавиан не пренебрег мнением двух таких знатоков Востока. В конце концов войска Ирода не встали на пути римлян, а Иудею кто-то должен держать в узде. Врагов казнить, друзей одаривать. Всю обратную дорогу Ирод шутил, посмеивался, пил вино и обнимал, как близкого друга, Анция Валерия, опять отправленного в Иерусалим. "Думал лишусь на сей раз головы", - расслаблялся Ирод, - "А приобрел Трахонитиду, Батанею и Авранитиду* . И пальмовый лес, мой пальмовый лес, на который позарилась алчная Клеопатра, а Антоний разумеется тут же отобрал его у меня и преподнес своей возлюбленной. Ты знаешь, Анций, мне пришлось взять в аренду мой собственный пальмовый лес у этой насмешливой царицы, я заплатил ей двести талантов* . Слава Октавиану! Я непременно построю в его честь великолепный город и возведу его статую до облаков". Анций тоже был весел: ему тридцать три года, у него отменное здоровье, Октавиан пожаловал ему золотое кольцо всадника*, вот оно сверкает на пальце, на его тунике теперь пурпурная полоса, она не такая широкая, как у сенаторов, но она восхитительна; у него собственный особняк в Риме, недалеко от Карин* , который он, правда еще в глаза не видел, но разумеется это чудный особняк: у Октавиана изысканный вкус. Когда-нибудь он обзаведется семьей, многочисленными рабами и будет наслаждаться размеренной жизнью, наносить визиты преторам и консулам, принимать их в своем роскошном доме, а в театре садиться отдельно от плебеев на специально отведенные для всаднического сословия места. И это все он - этрусск, бывший раб, чуть было не сгубивший себя на перузийской площади во имя фанатичного блеска в глазах Спуринны. "И тебя не забуду", - вернул его из грез голос Ирода, - "По-царски одарю".

Чтобы избавится от угрозы заговора, надо избавиться от той головы, в которой он созревает. По приезду в Иерусалим они сошлись на том, что такая голова затаилась в Парфии и принадлежит деду Мариамны, старому Гиркану. О том, чтобы умертвить его прямо в Парфии не могло быть и речи - парфяне надежно охраняли старца. Оставалось под каким-либо предлогом заманить его в Иерусалим. Анций отправился в Дамаск с рекомендательными письмами от Николая Дамасского, заготовленными на всякий случай заранее и довольно быстро нашел подходящего для дела сирийского богача Сарамаллу. Тот, с подарками, в окружении красавиц, с подделанным от имени Мариамны письмом, отправился в Парфию, задобрил царя и очаровал старого Гиркана. "Ирод мечтает видеть тебя первосвященником, видишь, и дочь твоя пишет об этом". Иудеи из местной общины недовольно поглаживали бороды и недоверчиво покачивали головами. Сарамалла привез Гиркана в Иерусалим. Через три дня, под утро, труп знатного старика нашли в дальнем крыле дворца. Мариамна перестала скрывать свою ненависть к мужу. "Как мне поступить, мой бесценный друг"? - обращался Ирод к Анцию, - "Ты единственный, кому я могу еще доверять в этом зловещем дворце. Ферор* , прикрываясь невинной шкурой агнца, жаждет власти, зависть снедает его. А Саломея* ? Говорит, что отправилась в Каллирой* с единственной целью поправить здоровье силой целебных источников. И какое совпадение: одновременно там оказался Корнелий Галл. Ты не знаешь Корнелия Галла? Ливия* навязала его в друзья своему мужу и добилась его назначения наместником в Египет. Священник Симон из Александрии в секретном послании сообщает, что этот ловкий фаворит Ливии проявляет недюжинные коммерческие способности. Что ты знаешь о египетском папирусе? Что его используют для письма?", - Ирод глухо рассмеялся, - "Да ему цены нет, этому болотному растению: корни его пускают на топливо, из стебля сооружают прочные и легкие лодки, из тонкого наружного слоя выделывают паруса, циновки, одежду, одеяла, плетут веревки. Но ты прав: прежде всего его ценность заключается в чудесных свойствах, благодаря которым он стал незаменимым средством для письма и соперничает в этом своем качестве разве что с пергаментом. Спрос на него велик, а Корнелий Галл припрятывает товар, вздувая цены до небывалых размеров. Склады в Копте* доверху забиты папирусом, но кто в состоянии проникнуть туда и уличить человека, наделенного неограниченной властью, врученной проходимцу самим Октавианом? Кто? Если Октавиан, несомненно с подсказки Ливии, издал эдикт, согласно которому без специального разрешения въезд в Египет запрещен даже сенаторам. А, между тем, из порта Левке Коме на восточном берегу Красного моря ежедневно отчаливают суда, чьи трюмы забиты ценным грузом. На десятый день они способны достигать родосской гавани и столько же времени им требуется, чтобы укрыться в бухтах троглодитов* . Ты думаешь Октавиан догадывается об этих сделках? Или ты думаешь я оговариваю Ливию, зная о ее враждебности ко мне? Поверь, мой бесценный друг, Ливия не мой враг. Она враг Октавиана. Сколько лет теперь ее сыновьям? Они еще дети. Но запомни мои слова: она не остановится ни перед чем, чтобы извести род Октавиев и добиться завещания в пользу одного из своих сыновей. А для этого ей потребуется много денег, очень много. Столько, что об этом уже нужно позаботиться сегодня. Корнелий Галл всегда был заодно с Клавдиями, Ливия не ошиблась в своем выборе. Теперь ей понадобилась Саломея… Зачем? Она не успокоится, пока не сгноит меня. Да только знает, что в Египте полно моих друзей, потому побаивается до поры, осторожничает. А Саломея? Думаешь, я казнил Иосифа* , поверив ее наветам? Да она просто воспользовалась случаем избавится от наскучившего мужа. На ее счастье этот пустобрех надоел не только ей, но и мне. Но моя сестрица? Матери подсыпет яду - не поморщится. А как мне поступить с этим вздорным семейством "Бне-Баба"*? Ты бы видел, с какой надменностью говорил вчера со мной молодой аристократ Рафаил… И я принужден терпеть его оскорбительный тон и его ядовитые речи: тронь одного из них и все эти защитники Маккавеев от служителей храма до черни из Нижнего города, все они бросятся сюда, с одним желанием - растерзать меня. Нет, по одному их трогать нельзя. И не трогать их - тоже нельзя. Ты понимаешь меня, мой бесценный друг"?