В оцепенении Сергей встал, как вкопанный. Улыбающаяся Ирина со своим парнем прошла мимо него…
Кто он? Этого не может быть…
Обнимающаяся пара удалялась. Сергей машинально последовал за ними.
"Неужели это её муж?", — электрическим разрядом сверкнула мысль в голове Сергея.
Он сделал несколько быстрых шагов за этой парой и почти приблизился к ней. Взгляд Сергея застыл на правой руке Ирины, обнимавшей парня…
О, Боже! Этого не может быть… На безымянном пальце Ирины сверкало золотое обручальное кольцо…
Ну вот и всё! Когда это оказалось слишком просто, было уже поздно…
В глазах Сергея помутнело, его возлюбленная со своим избранником исчезли из вида…
Вечером того же дня Сергей молчаливо просидел с друзьями до глубокой ночи, глотая горький коктейль из водки и слёз. Когда его мозг поглотила тёмная вязкая жижа, Сергей рухнул в печальный сон.
Утром, не сказав никому ни слова, Сергей уехал домой к родителям. В дороге в унисон его душевному плачу из радиодинамика автобуса чей-то трагичный голос читал неизвестные стихи:
Теперь я смотрю без надежды
В бездонный мир твоих глаз,
В котором мечты мои прежде
Приют находили не раз.
И лишь те мгновенья остались,
О которых вспоминаю с тоской,
Когда впервые мы повстречались,
Когда в первый раз восхитился тобой,
Когда ещё только в прозе
Рождались эти стихи,
Когда ещё было не поздно
Тебе говорить о любви.
Сегодня звучит лишь прощаньем,
Без трепета, слёз и мольбы,
Запоздалое это признанье
В плену безмолвной души.
Ты была и осталась небесной,
Сияньем негаснущих звёзд,
Царством тебе неизвестных
Юных и радостных грёз.
О Боже, храни её вечно!
Дай счастья ей на все времена!
И пусть её любит нежно,
…, с которым свела судьба.
Родители, удивлённые неожиданным приездом сына, поначалу пытались разузнать причину этого возвращения, но безуспешно. Сергей не проронил ни слова. В последующие дни ни уговоры матери, ни угрозы отца не заставили Сергея вернуться на учёбу.
С тех пор Сергей уже никогда не увидит Ирину. Ни воочию, ни на фотографии. Только по памяти её образ будет всплывать в его снах.
Лишь в печали немой, В звёздном свете огней, Её образ мерцал неземной В потоке ночных миражей.
Прекращение учёбы Сергея в МГИМО очень сильно испортило его отношения с матерью, а особенно с отцом. Последний то и дело отпускал в адрес Сергея какое-нибудь нецензурное словечко. Но Сергей реагировал на это абсолютно равнодушно. Мать иногда пыталась лаской выведать у сына его душевные секреты, но тщетно. Единственный человек, с кем Сергей мог общаться в период этой драмы, была его бабушка — Василиса Никифоровна.
Однажды, спустя месяц после душевного потрясения, Сергей всё-таки поведал ей о том, что же было причиной его прекращения учёбы в МГИМО.
Выслушав волнительную, сбивчивую речь внука, Василиса Никифоровна сочувственно покачала головой и сделала неутешительный вывод:
— Ничего не поделаешь, Серёжа, её сердце теперь принадлежит другому…
Гроб Даши Елоховой, покачиваясь и скребя по стенкам могилы, спускался в вечность. Александр Коломиец, оставаясь неподвижным, продолжал незаметно всматриваться в людей, окруживших могилу. Лишь на секунду, в момент, когда раздались внезапные истошные рыдания матери покойной, он оторвался от своих наблюдений.
Присутствовать на этих похоронах следователю Коломийцу было совсем необязательно. Осуществлением оперативных мероприятий по уголовному делу занимаются сыщики, то есть оперативные сотрудники уголовного розыска. Это их дело — разыскивать преступника. А у следователя, даже по особо важным делам, функции исключительно только протокольные. Но именно эта функциональная разобщённость в работе следственного и оперативного аппарата с самого начала работы следователем возмущала Коломийца. Ещё только будучи студентом юридического института и стажёром районной прокуратуры он поражался тому, насколько парадоксально были определены законодательством целевые установки прокурорских и следственно-оперативных органов. За многие годы своей следственной практики Коломиец неоднократно убеждался в том, что это и было главной причиной, почему даже самое очевидное преступление могло остаться нераскрытым, а расследование уголовного дела могло быть приостановлено, а при определённых стараниях и вовсе прекращено.
Абсурдность существующей организации взаимодействия следственных, оперативно-розыскных органов и прокуратуры особенно была заметной в случаях, когда в ходе расследования личность преступника не была установлена либо преступник скрылся. При таких обстоятельствах следователь становился абсолютно незаинтересованным лицом в розыске или установлении личности преступника, поскольку по закону следствие по делу должно было быть приостановлено, а розыск поручен оперативникам. Большинство следователей, с которыми Коломийцу доводилось быть знакомым по работе, с поразительным равнодушием относились к этому. Некоторые из них зачастую нарочно давали оперативникам искажённые данные о преступнике, которого те должны были искать. Почему? Чтобы они никогда не нашли его! Ведь следователь — абсолютно незаинтересованное лицо в розыске или установлении личности преступника, поскольку по закону функции его исключительно протокольные, то есть оформительские. В свою очередь, бесконтрольным оперативникам законодательная власть предоставила возможность заниматься сбором информации на кого угодно без возбуждения уголовного дела. На практике это повсеместно привело к сбору заказного компромата, которым оперативники давно научились выгодно торговать. А вот по уголовному делу вместо нужной оперативной информации в девяти случаях из десяти следователю поступал и продолжает поступать один и тот же ответ на его отдельное поручение: "Принятыми мерами установить местонахождение разыскиваемого лица не представилось возможным".
Понятно, что идея о подчинении всей огромной своры оперативников следственному аппарату (чтобы они наконец-то занялись уголовными делами, а не сбором сплетен, слухов и доносов) никогда не нравилась руководству ни советского, ни российского МВД. Но такая идея не устраивала бы и всех чинов в следственных органах (от милиции до прокуратуры), поскольку это лишило бы их возможности останавливать расследование дела под предлогом розыска преступника.
Александр Коломиец был редким следователем. Его самолюбие не позволяло мириться с тем, что какой-то урка окажется хитрее огромной правоохранительной махины. И ладно бы хитрее и интеллектуальнее следователя или опера, это ещё простительно. Но когда тупой подонок остаётся на свободе из-за тупости в организационной работе оперативно-розыскных и следственных органов? Дожидаться, когда руководство страны наконец-то создаст Всероссийский Следственный Комитет? (Александр Коломиец приветствовал более удачное название подобной структуры — Федеральное Следственное Бюро России). Об этой службе, призванной объединить в себе и следственный, и оперативный аппарат всех правоохранительных органов государства (по типу американского ФБР), разговоры шли уже с начала шестидесятых годов. Ещё в 1978 году будучи первокурсником Харьковского юридического института Коломиец слышал от своих преподавателей:
— Вы, ребята, будете уже работать в Следственном Комитете…
С тех пор Коломиец уже стал следователем по особо важным делам областной прокуратуры. Да, прокуратуры, но не Следственного Комитета.
