Хьюберт Стеречь Я стану так, что королю помехой Не будет он. Король Иоанн Хьюберт Король Иоанн
Хьюберт Король Иоанн Довольно. Спала тяжесть С моей души. Люблю тебя, мой друг! Сейчас я о награде умолчу, Но помни... - Государыня, прощайте; И ждите подкреплений, не страшась. Элеонора Король Иоанн Племянник, Ты - с нами в Англию. Слугою верным К тебе приставлен Хьюберт. Ну, в Кале! Уходят. СЦЕНА 4 Там же. Палатка французского короля. Входят король Филипп, Людовик, Пандольф и свита. Король Филипп Так ураган, ревущий в бурном море, Повсюду разгоняет корабли, Суда одной эскадры разделяя. Пандольф Все сладится: мужайтесь, государь! Король Филипп Что сладится? Ведь хуже быть не может. Мы не разбиты? И не взят Анжер? И не в плену Артур? И многих верных Не потеряли мы? И не ушел К себе домой кровавый англичанин, Французские преграды сокрушив? Людовик Он закрепить сумел свои успехи: Такой расчет в стремительности действий, Такой порядок в яростном напоре Не виданы доселе: кто читал, Кто слышал о делах, подобных этим? Король Филипп Хвалы ему мне было б легче слушать, Когда б столь тяжким не был наш позор. Входит Констанция. Кто к нам идет? Та, чья душа - могила, А горестная плоть - тюрьма, в которой Томится дух, от жизни отвратясь. Пойдемте, госпожа моя, отсюда. Констанция Вот он, тобою заключенный мир! Король Филипп Спокойствие, Констанция! Терпенье! Констанция Нет, не нужны мне помощь и советы; Единственная помощь и совет Смерть, смерть! Люблю и призываю смерть. Благоуханный смрад! Блаженный тлен! Встань, поднимись от ложа вечной ночи, Ты, враг, ты горький ужас для счастливых! Лобзать я буду мерзостные кости, В провал глазниц вложу свои глаза, Червями пальцы обовью и в рот, Чтоб не дышал, набью земли могильной, И стану трупом страшным, как и ты. Приди! Оскал твой для меня - улыбка. Несчастная возьмет тебя в мужья, В любовники. Приди! Король Филипп О, успокойтесь, Страдалица прекрасная! Констанция Нет, нет! Пока дыханье есть, не смолкнет голос. О, если б мой язык вещал, как гром, Я потрясла бы мир призывом скорбным. Я грозный разбудила бы скелет, Что не внимает слабым женским воплям, Не отвечает на обычный зов. Пандольф Не горе, а безумье - ваши речи. Констанция Твои же - клевета, и это грех. Я не безумна. Волосы я рву Они мои. Констанцией зовусь, Была женою Готфрида. А сын мой Артур, и он погиб. Я не безумна, Но разума хотела бы лишиться, Чтоб ни себя, ни горя своего Не сознавать! Придумай, кардинал, Такое мудрое увещеванье, Чтоб я сошла с ума - и сразу будешь К святым причтен; не то рассудок мой, Пронзенный горем, скоро мне внушит, Что удавиться, горло перерезать Вернейший путь избавиться от мук. Будь я безумной, я б забыла сына И утешалась бы тряпичной куклой. Но разум жив, и жгуче, слишком жгуче Терзает душу каждая из бед. Король Филипп О, заплетите косы! Как любовно Друг к другу льнут волос чудесных нити! Чуть на одну блестящая слеза Падет случайно - тысячи других К ней устремятся, разделяя горе, Как нежные и верные друзья, Что не хотят в несчастье разлучаться. Констанция Молю, пустите в Англию меня! Король Филипп Констанция Извольте, Но для чего? Я распустила их, Крича: «О если б сына моего Могли из плена вырвать руки эти Так, как свободу дали волосам!» Но вольность их во мне рождает зависть, И вольных заключу опять в оковы, Затем, что бедный мальчик мой в плену. Отец наш кардинал, вы говорили, Что с близкими мы свидимся в раю: Раз так, я сына своего увижу! От Каина, от первого младенца, До самого последнего, вчера Рожденного на свет, земля не знала Прелестней существа! Но червь тоски Пожрет нераспустившуюся почку И сгонит красоту с его лица, И станет бледным он, как тень, худым, Как лихорадящий, и так умрет, И в небесах его я не узнаю, И, значит, никогда уж, никогда Не видеть мне прекрасного Артура! |
