— Если бы ему нужно было только это, он бы давно все осуществил, — с необъяснимой уверенностью парировал Натан.

— Ты видел ее? — внезапно сменив тему, спросила Кванжи. — Ты видел Халме во снах?

— Да.

— Она впрямь…

— Она прекрасна. Да.

Сказочная Халме, скрывающая под маской лик Елены. По лицу Кванжи промелькнуло и исчезло нечто сродни изумлению, чуждому ее природе.

— Говорят, отец прятал Халме сотню лет, опасаясь, что ее красота будет сводить мужчин с ума, — поведала узница. — Каждого, кто видел ее, ждала мгновенная смерть.

— Не может быть! — в ужасе воскликнул Натан. — Это же смешно. То есть, я хотел сказать, чрезмерно! Да, Халме красива; и все же она всего лишь женщина. Как вы. Обычная женщина.

— Быть может, это слухи, — предположила Кванжи. Тень улыбки тронула уголки ее губ. — А ты и впрямь еще ребенок, к тому же чужак. Тебе не понять, что значит красота.

— Во всяком случае, не убийство, — убежденно заявил Натан.

Кванжи передернула плечами, как бы в попытке выбросить из головы какую-то надоедливую глупость.

— Мы достаточно обсудили. Пора в путь. Теперь ты должен увидеть сон и с его помощью забрать меня отсюда. Перенеси меня к Санграалю.

— Я уже вижу сон, — возразил Натан.

Он взял Кванжи за руки, сжав их так же крепко, как прежде она. Мальчик попытался вернуть ощущение немедленной необходимости и сознание собственной внутренней силы, которые сопутствовали ему в миг спасения Эрика; однако вместо них он чувствовал лишь сомнения и уверенность в грядущем провале. Натан закрыл глаза, мысленно представил пустыню, раскинувшуюся за пещерой, и сконцентрировался на Кванжи — ее руках, ее нужде, — одновременно призывая темноту. Бесконечно долгую минуту ему казалось, что ничего не происходит; а потом вдруг выяснилось, что все произошло, мир перевернулся, куда-то провалился пол ямы. Натан открыл глаза — в тот же миг пальцы Кванжи выскользнули из его рук, и он увидел простирающуюся во всех направлениях пустыню и предрассветную бледность, медленно разливающуюся вдоль горизонта. В одно мгновение в его голове пронесся десяток мыслей: гигантский чудовищный ящер, расстояние до пещеры, солнечная смерть, которая неумолимо приближается с наступлением дня. На Кванжи не было ни маски, ни защитного костюма — лишь скудная одежка, в которой ее бросили в Заточение. «Нет! Нет!» — силился выкрикнуть Натан, стремясь удержать женщину. Но тьма оказалась сильнее: она засосала его, вымела прочь из того мира, прочь из сознания — в водоворот сна…

Когда Натан проснулся, уже наступило утро. Утро этого мира. Полоска неба между занавесками окрасилась в серый цвет. Страшная мысль, дожидавшаяся его пробуждения, заставила мальчика рывком сесть на кровати, наполняя его разум ужасным пониманием. Он бросил Кванжи там — посреди пустыни, наедине с монстром и солнечной смертью, не оставив ни шанса выжить. Даже если ей удастся увернуться от чудовища, от солнца она не спрячется. До пещеры далеко. Она умрет — умрет по его вине.

— Я должен вернуться! — выкрикнул он.

Никто не ответил, и сон уже совсем растаял. В приступе отчаяния Натан сорвал со стены лист с начертанным на нем Знаком Агареса. Потом отправился в ванную и принялся яростно оттирать с руки руну, пока та не сделалась почти невидимой. Быть может, без Знака ему удастся попасть назад? Однако, когда Натан снова лег и закрыл глаза, он лишь услышал стук собственного сердца и увидел контуры угасающего света на внутренней поверхности век.

Инспектор Побджой в недоумении уставился на результаты вскрытия.

— Невозможно, — сказал он помощнику патологоанатома, которому поручили доставить дурные вести. — Это убийство. Взгляните на отметину от удара по голове. Ведь несомненно…

— Вовсе не обязательно. — Патологоанатом попытался изобразить возмущение, однако сумел показаться лишь самодовольным и ограниченным. — В лесу множество низких ветвей. Он оттолкнул одну из них, а та спружинила, ударив его в висок и лишив сознания. Если бы не ливень, возможно, на какой-нибудь ветке обнаружились бы следы крови. Он упал, зарывшись лицом в прелую листву; нос и рот наполнились грязью — и он задохнулся.

— Здесь написано, что он утонул.

— Шел дождь.

— Люди не тонут в дожде! Вы что, меня за идиота принимаете?

— Послушайте. В легких обнаружена вода. Ливень мог лишь слегка покрыть землю водой; большего и не требовалось. Если его лицо находилось под водой достаточно долго…

Побджой нетерпеливо отмахнулся.

— С фактами не поспоришь, — чопорно заметил патологоанатом.

На лице Побджоя читалась твердая решимость оспаривать любые факты, которые ему представят. Он отпустил патологоанатома, дабы случайно не увеличить количества имеющихся трупов, и сел ломать голову над отчетом о вскрытии. Два человека (якобы) утонули: если первый при обстоятельствах просто подозрительных, то второй — при откровенно странных. Как можно утонуть в лесу? Есть ли вероятность того, что фон Гумбольдта перетащили в лес уже мертвым? Судя по данным экспертизы, нет. Конечно, когда исключишь все невозможное, то, что осталось, должно быть правдой. Господи, как же он ненавидел Шерлока Холмса — тот просто лучился чопорной заумностью! Чертов кокаиновый торчок, конспиратор-теоретик с параноидальными наклонностями. Вся проблема заключалась в том, что от этого дела за версту разило шерлокхолмством. Тихая деревушка, похищенный кубок, два тела, образовавшиеся вопреки всякой логике вследствие естественной смерти владельцев таковых. И вдобавок ко всему прочему карлики. Несомненно, за всем этим стоит некий дьявольский суперпреступник со сверхъестественными способностями маскировки и маниакальной склонностью топить своих жертв, даже если поблизости нет воды…

Побджой заставил себя вернуться к реальности и попытался сконцентрироваться на более правдоподобных версиях.

— Похоже, я пропустил все самое интересное, — заявил Майкл. — Мы с Рианной провели выходные под Оксфордом: один мой приятель устраивал барбекю. Там тоже шел дождь. Забавно: две недели может стоять отличная погода, а как только задумаешь организовать пикник, непременно пойдет дождь.

— У вас есть алиби? — поинтересовалась Ровена. Она зашла к Анни обсудить случившееся и застала у нее Майкла за тем же занятием.

— Мне не нужно алиби, — ответил Майкл, состроив недовольную гримасу. — Я бы предпочел находиться в гуще событий.

— Слишком уж много событий, — констатировала Ровена. — Труп и крупная кража. От полиции толку как от козла молока. Пытаются убедить меня же, что у меня разыгралось воображение! Тут и без воображения такие дела творятся! Разумеется, я не разглядела вора как следует: погас свет, так что было темно. Но он совершенно точно был маленький, проворный и волосатый. Действительно маленький — не больше четырех футов ростом. И ни в коем случае не дрессированный зверь. Он двигался как человек. Наверняка это был карлик.

— Зачем карлику похищать Грааль Лютого Торна? — удивилась Анни. Она говорила, не думая: на самом деле мысли ее блуждали далеко. Рианна Сарду была в Лондоне (во всяком случае, тварь в облике Рианны Сарду могла находиться в Лондоне). Майкл не возобновил приглашение на ужин, однако был здесь.

— Не знаю, — сказала Ровена. — Да и вообще все это одна большая тайна. Только вот что я вам скажу: я собираюсь вернуть чашу. У меня уже ушки на макушке: стоит кому-то попытаться тайком купить ее, я сразу об этом узнаю. У меня широкие связи в мире антиквариата.

— Наверное, продать ее будет нельзя, — предположил Майкл. — Очевидно, ее главная ценность в том, что она исторический артефакт. Что подразумевает весьма специфический рынок сбыта.

Ровена издала некий угрюмый звук — похоже, в знак согласия.

— У Эрика имеются кое-какие странные идеи на этот счет. Иные реальности и прочее. Конечно, они кое-что объяснили бы, но… Вообще-то Эрик хороший человек. Ему можно верить. Откуда бы там он ни был. — Ровена окинула Анни быстрым проницательным взглядом — впрочем, не достигшим цели. — В любом случае, — подытожила Ровена, — мне пора. Нужно сделать кое-какие звонки. Если у вас возникнут предположения…