— В чем дело? — поинтересовался Бартелми, выплыв из кухни.

— Вот. — Лицо Эрика залила бледность, смуглая кожа приобрела зеленоватый оттенок. Он указал на длинную статью, иллюстрированную двумя фотографиями. На одной были изображены Анни и Ровена Торн с листком бумаги в руках, на другой — «с особого разрешения „Сотбис“» — Грааль Лютого Торна.

— Да, это Анни, — подтвердил Бартелми. — Довольно удачное фото — для газетного снимка.

— Она знаменитость? — спросил Эрик; почему-то вид у него при этом был обеспокоенный.

— Господи, да нет, конечно. Просто Анни нашла пропавший документ, который может помочь Ровене доказать, что у нее есть право на вот эту чашу. Когда-то она принадлежала их семье.

— Невозможно. — Эрик изящно махнул рукой. Бартелми заметил, что гость вообще много жестикулирует — быть может, восполняя тем самым не вполне безупречное владение английским, — Чаша из моего мира. Не должна находиться здесь.

— Вы уверены?

— Я не могу ошибаться. Я никогда не видеть ее — она слишком значительная. Как бы вы сказали — священная? Я видеть много изображений. Первая из трех. Все знают о них. Это часть религии.

— Я думал, вы не верите в Бога… — тихо заметил Бартелми.

Взамен объяснения Эрик только пожал плечами.

— Религия не значит Бог. Религия — дух, вера. Есть понятие, которым вы пользуетесь здесь, в церкви, — «спасение». Нас теперь мало — людей моего мира. Даже Эос скоро умереть; но мы верим, что нас спасут. Хотя бы один мужчина и одна женщина, которые не будут бесплодны; опять появятся дети, наш мир будет продолжать жить. Спасение.

— И чаша — его часть? — продолжал Бартелми.

— Очень важная, особенная, священная. Первая из трех. Не может быть здесь. Надежно спрятана в тайном месте, охраняется древним чудовищем, пока не потребуется.

— Что значит «первая из трех»?

— Три предмета. Чаша, меч и венец. Они составляют единство. Все священны. Чаша из камня, меч из стра, венец из железа. Чтобы сотворить Великое Заклинание, которое спасет нас.

— Меч из трав? — не понял Бартелми.

— Из стра, — поправил Эрик. — Особый металл в моем мире. Очень прочный, лезвие и кончик можно наточить чрезвычайно остро. Не знаю местного названия. Может быть, на Земле его нет.

— Понимаю. Камень тоже должен чем-то отличаться, хотя бы мельчайшей разницей на молекулярном уровне, не поддающейся анализу. И возраст… из другой вселенной, другого времени — его невозможно установить. Это бы объясняло все аномалии экспертизы. Впрочем, железо — повсюду железо. — Он замолчал, погрузившись в раздумья. Эрик вернулся к изучению газеты — крайне взволнованный, словно католик, обнаруживший на Марсе Туринскую плащаницу.

— А что за Великое Заклинание? — наконец спросил Бартелми.

— Это страшная тайна, — отозвался Эрик. — Если бы мы знать, наш мир был бы спасен. Но его никто не знает. Может быть, Грандир отыщет. Говорят, первый Грандир сделать эти три: давным-давно, миллион лет назад по нашему времени. Чаша наполняется кровью, меч может двигаться сам, без помощи руки, у венца много возможностей, я их не знаю. Его венец, его кровь и меч, который его убить. Истинная история так стара, теперь многое перепуталось. Запрещено обсуждать, потому что люди могут что-то придумать, солгать. Религия не должна лгать.

— Ни дать ни взять сюжет для рыцарского романа, — заметил Бартелми. — А как звали первого Грандира?

— Великий секрет, — ответил Эрик. — Имя Грандира всегда держится в секрете. Думаю, его имя на языке силы и обладает мощью.

— Да… имена обладают мощью, язык обладает мощью, особенно язык магии. Интересно…

— Как она оказалась здесь? — Эрик вернулся к прежним причитаниям. Неправильно, очень плохо. Если чаша здесь, мой мир нельзя спасти. Нет больше надежды. Кто украсть ее? Кто принести ее сюда? Быть может, Натан во сне…

— Нет, — необычайно резко оборвал его Бартелми. — Связь может существовать, но не в этом. Как бы то ни было, чаша хранилась здесь веками. Возможно, наш мир и есть то самое тайное место, куда ее отправили для сохранности. Древнее чудовище может существовать лишь для отвода глаз, как приманка для воров. Старый фокус: строишь сокровищницу, чтобы привлечь внимание и всех запутать, а потом прячешь сокровища под кроватью.

— Чашу хранят под кроватью? — в ужасе воскликнул Эрик.

— Не волнуйтесь так, я выразился метафорически. Даю слово, сейчас она в надежном месте. Нужно найти возможность, чтобы вы на нее взглянули. Фотография довольно четкая, однако нельзя быть полностью уверенным. Если вы ее увидите, то сможете точно понять, что она из вашего мира? Ведь на свете столько похожих чаш и кубков.

— Я знаю, — продолжал стоять на своем Эрик. — Узоры на ней — вот здесь — священные, обладают огромной силой. Как она может быть здесь? Я думать, что я здесь случайно. А другие видят сны, как Натан?

— Сомневаюсь. Между нашими мирами определенно существует связь, уходящая корнями в глубину веков. Натан мог случайно перенести сюда вас, однако сны его не случайны. Вы должны рассказать мне все, что сможете вспомнить о чаше и других предметах. В нашем мире чаша также считается одной из реликвий — трех или четырех, из легенды не совсем ясно. Еще одна — копье, которое может превращаться в меч; не уверен насчет венца. Предания почему-то всегда концентрировались вокруг чаши. Здесь также считается, что в чаше якобы хранилась кровь некоего святого. В традициях наших миров существуют определенные параллели, которые не могут быть простым совпадением. У чаши есть имя, или оно тоже секретно?

— Санграаль, — отозвался Эрик. — То есть сангра — «кровь» и грала — «чаша, сосуд». Слово на языке силы.

— Звучит похоже на язык, что мы используем здесь для сильной магии; от него в свою очередь произошли многие другие языки, — объяснил Бартелми. — Быть может, ваш мир значительно более развит — достаточно, чтобы оказаться на грани разрушения, однако между ним и Землей явно просматривается множество общих основополагающих точек. Хорошо. Не поведаете ли вы мне всю историю, с самого начала? Здесь не запрещается ее обсуждать.

Эрик рассказал все, что знал; правда, добавить к тем скудным сведениям, что он уже сообщил, оказалось практически нечего. Первый Грандир был правителем великой силы и святости, коварно убитым лучшим другом; такой конец он предвидел сам, хотя почему-то не сделал ничего, чтобы отвратить его. По некоторым версиям убийцей был либо сын, либо сестра-жена Грандира. Его пророчество гласило, что со временем смертные станут неверно использовать магию, коей в изобилии в их вселенной, и превратят ее в яд, что их же и уничтожит. Однако он создал заклинание, которое все же может спасти мир, — заклинание, воплощенное в чаше, мече и венце: чаше, что хранила его кровь, мече, что заколол его, и венце, что он носил при жизни. Только Грандира убили прежде, чем он успел раскрыть, в чем оно состоит.

— Почему? — осведомился Бартелми. Казалось, что время для убийства и впрямь выбрано чрезвычайно неудачно.

Эрик трагично повел плечами и сделал неопределенный жест рукой. То была судьба — рок, мрачная неизбежность. Возможно, заклинание содержалось в некоем документе, а тот утерян, или нашептано кому-то — и с тех пор передается из века в век от избранного к избранному, пока не настанет момент произнести его слова вслух. Момент настал, но никто не произнес заклинания. Почему чаша хранится в чужом мире теми, кто не знает ее истинной ценности? Меч и венец тоже где-то здесь — или разбросаны по бессчетным вселенным? Их нужно разыскать и вернуть на Эос, и тогда, быть может, заклинание обретет завершенную форму.

— Вдруг именно поэтому Натан перенес меня сюда, сам того не зная? Провидение, судьба. Чаша здесь в опасности. Ее нужно охранять, держать под присмотром.

Бартелми вспомнил о звезде, горящей над Иде, которую заметил Натан.

— Кто-то и так за ней присматривает, — заверил он Эрика.