— Уже кое-что.

— Она очень слаба — если кого-то интересует мое мнение, — только никого почему-то не интересует. Ой считает, что ей не следовало отправляться в такой далекий путь. Она бледная, как призрак. Но герцогиня ничего не стала слушать, у нее какие-то важные дела, а спорить с ней бесполезно.

— Я знаю, — вздохнул Эши. Грунтор рассмеялся:

— Она маленькая штучка, но очень крепкая. Ой был бы не против, если бы она прикрывала ему спину.

— Согласен. Знаешь, она тобой восхищается. Рапсодия даже сказала, что Элендра хвалила тебя как учителя.

Великан улыбнулся:

— Да, она говорила. Но Ой думает, что сердце герцогини важнее ее тела.

Эши улыбнулся:

— Ты совершенно прав.

Грунтор наклонился над столом:

— И Ой тебя предупреждает, водяной мальчик, не вздумай его разбить — иначе Ой сломает тебя, как ветку.

— Я буду иметь это в виду. — Они чокнулись и выпили до дна.

Акмед взял Рапсодию за талию и снял с седла. Он видел, что она рада вновь оказаться на твердой земле, которая впервые за долгое время перестала двигаться. Обычно, когда они ездили вместе, Акмед позволял ей самостоятельно садиться и соскакивать с седла, но стоило ему заметить, как она побледнела, он начал пренебрегать этим правилом.

Они ехали через площадь Шпиля по огромному мощеному двору, окруженному стенами Сепульварты. Двор простирался до самых границ торговой части города.

В центре площади находилось громадное сооружение, которое Рапсодия видела из Большой Базилики, когда защищала Патриарха во время Священной Ночи. Оно имело массивное основание, занимавшее целый городской квартал, и вздымалось ввысь на тысячу футов. Шпиль венчала лучезарная серебряная звезда. В ясные дни звезду можно было видеть с расстояния в сотню миль, а ночью еще дальше. Считалось, что в ней содержится частица Спящего Дитя, той самой звезды из сереннской легенды, которая упала в море, став причиной Великой Катастрофы. Падение звезды в море, согласно легенде, привело к землетрясению, вызвавшему огромную волну, расколовшую и затопившую половину Острова. В течение четырех тысячелетий над ней кипели волны океана, пока звезда не поднялась вверх, чтобы навсегда покончить с оставшейся половиной Острова, семьей Рапсодии и проблемами обоих болгов.

По улицам Сепульварты — если не обращать внимания на обычных путешественников, коих полно в любом городе, — главным образом прохаживались священники с семьями. Сепульварта являлась религиозной столицей Роланда и Сорболда, а также всех нейтральных государств. Поэтому здесь жило множество священнослужителей, которые обучались в центральной семинарии и занимались в громадной библиотеке и хранилище литургических трудов. Священные символы и божественные знаки ордена попадались на магазинах и домах не реже, чем шестиугольные знаки и рунические символы в Гвинвуде, поэтому отыскать монастырь Солнца оказалось не таким простым делом. Именно в нем, по слухам, жила прорицательница Ронвин.

О средней дочери Элинсинос и Меритина — Ронвин — было известно совсем немного. Говорили, что она безумна, как и ее сестры, — слишком велика тяжесть ее дара, — но хрупка, как царство, в которое она получила доступ. Поскольку она видела только настоящее, Ронвин считалась наименее полезной из всех прорицательниц, ведь каждый считает, что он знает Настоящее. Проходило мгновение, и Настоящее превращалось в Прошлое, становясь недоступным ее взору. Поэтому Акмед и Рапсодия не слишком удивились, когда увидели сильно запущенный маленький монастырь, в котором не было никаких посетителей.

Пройдя через кованые железные ворота и небольшой сад, они оказались на выщербленных каменных ступенях перед древней деревянной дверью, украшенной медью, с большим круглым дверным молотком. Рапсодия постучала, и через некоторое время их приветствовала настоятельница монастыря. Она быстро впустила их внутрь и оглядела улицу, прежде чем закрыть дверь. Акмед сразу понял, что происходит, — он не раз видел людей, от кого-то скрывающихся.

Рапсодию и Акмеда отвели в крошечную темную прихожую и надолго оставили одних. Пока они ждали, Рапсодия бросила несколько золотых монет в стоящий на столе ящик с узкой прорезью. Наконец настоятельница вернулась и провела их через закрытую занавеской заднюю дверь в тихий запыленный дворик. Сразу было видно, что это место уже давно никто не посещал. Настоятельница показала наверх.

Они поднялись по длинной узкой внешней лестнице, высеченной из того же камня, что и весь монастырь. Хотя здание имело всего несколько этажей, архитектор выстроил башню с балконом, возвышавшуюся над тихой улицей. Внутри башни они увидели женщину в длинном одеянии, которая сидела и смотрела на небо.

Когда они добрались до балкона, Рапсодия вытащила из сумки подарок — мешочек, где когда-то хранился ломоть хлеба, который дал ей пекарь Пилам много веков назад, в Истоне. Путешествуя по Корню, Рапсодия благословляла каждую трапезу, напевая имя хлеба. В результате хлеб в этом мешочке никогда не черствел и не плесневел, даже во влажных недрах Земли. Казалось, время не имело власти над этим мешочком; и сейчас лежащий в нем хлеб оставался таким же свежим, как в то утро, когда его испекли, а было это в Илорке десять дней назад. Рапсодия подумала, что это достойный дар. Она осторожно вложила мешочек в руки прорицательницы.

Женщина повернулась к ней и улыбнулась, и Рапсодия ахнула от изумления. Ронвин ничего не видела, в ее глазах не было зрачков, в них отражалось лицо Рапсодии, как в том сне, который ей приснился в хижине Эши. Юное лицо прорицательницы обрамляли удивительные волосы — рыже-золотые, как у Эши, у корней и совершенно седые на концах. Она была одета в такую же рясу, как настоятельница, а на коленях у нее лежал компас — Рапсодия видела такой же в раннем детстве. Ронвин выглядела совсем хрупкой, казалось, она спит.

— Пусть бог дарует вам удачный день, бабушка, — сказала Рапсодия и мягко коснулась руки женщины. Прорицательница кивнула, а потом вновь подняла глаза к небу. — Меня зовут Рапсодия.

— Да, — отстранение ответила женщина, словно пыталась решить головоломку. — Тебя зовут Рапсодия. Что ты спрашиваешь?

Акмед вздохнул, он знал, что ему это не понравится. Подойдя к парапету башни, он выглянул на улицу.

— Вам известно имя ф'дора?

Женщина покачала головой. Рапсодия ожидала такого ответа. Однажды она спросила у Эши, почему имя нельзя узнать у прорицательницы. Он ответил, что Ронвин не может заглянуть в Прошлое и назвать имя столь древнего существа, родившегося на ныне исчезнувшей земле. Серендаир не имел настоящего, поэтому Ронвин не в состоянии увидеть ф'дора. Рапсодия улыбнулась, когда женщина засунула руку в мешочек, вытащила кусочек хлеба и поднесла его к губам. Дождавшись, когда Ронвин закончит жевать хлеб, Рапсодия задала следующий вопрос:

— У Ракшаса есть дети?

— Ракшаса нет.

Рапсодия вздохнула.

— Существуют ли дети, в чьих жилах течет кровь ф'дора?

Прорицательница кивнула.

— Сколько их?

— Сколько кого?

— Сколько детей, рожденных с кровью ф'дора?

— Живых девять.

Рапсодия вновь кивнула. Она вытащила из сумки пергамент и уголек.

— Как их зовут, сколько им лет и где они сейчас находятся?

— Кто?

— Как зовут детей демона, сколько им лет и где они сегодня?

— Ребенок по имени Микита живет в Хинтервольде. Ей миновало два лета, — ответила Ронвин.

— Где в Хинтервольде?

Прорицательница обратила на нее слепые глаза.

— Что тебя интересует относительно Хинтервольда?

— Где именно в Хинтервольде находится ребенок?

— Какой ребенок?

Рапсодия увидела, как напряглись плечи Акмеда. Она понизила голос, стараясь говорить возможно мягче, чтобы не расстроить хрупкую прорицательницу.

— Где именно в Хинтервольде находится порождение демона по имени Микита?

— В Виндланфии, на другом берегу реки Эдельсэк, в городе Керле.

Рапсодия нежно погладила ее плечо.