Рапсодия снова улыбнулась.

— Вот ты и сказал мне правду, — мягко проговорила она.

Она ласково его поцеловала, а затем сделала шаг назад и открыла глаза. Надежда и любовь и страх у него на лице заставили ее сердце затрепетать. Он протянул к ней руку, и она обняла его и снова поцеловала.

Эши почувствовал, что больше не может сдерживаться, что теряет контроль над собой. Тепло и сладость ее губ вскружили ему голову, он начал терять рассудок от счастья. Он притянул Рапсодию к себе, прижал ее стройное тело к своему, и жжение в пальцах, возникшее, когда он позволил своему второму «я» прикоснуться к ней, исчезло. Но самым восхитительным было ощущение того, что ты снова стал самим собой, ты снова здоров, тебе не нужно прятать свои чувства, она о них знает и отвечает взаимностью. И когда он отдался охватившему его восторгу, дракон расправил крылья и потянулся вперед, желая прикоснуться к женщине, которую Эши обнимал.

«Я хочу это потрогать».

Но когда он начал набирать силу, Рапсодия вдруг отстранилась от Эши, высвободилась из его объятий и отвернулась, закрыв руками лицо. Эши почувствовал, что она дрожит, на руки ему упали горячие слезы; он видел, как напряглись плечи Рапсодии, ее сердце учащенно забилось в груди.

— Я не могу. Не могу. Нет, не могу. Прости меня, Эши, я не могу. Не могу этого сделать. Я не могу. Так нельзя. Это несправедливо. Не могу…

— Несправедливо по отношению к кому? — спросил Эши.

Он почувствовал, как внутри него всколыхнулась ткань вселенных. Власть дракона начала расти. И хотя ничто не выдавало борьбы, бушевавшей в душе Эши, он замер на самом краю пропасти и сражался с собственной сутью и страстью, охватившей обе части его существа. Он стоял не шевелясь, моля всех святых, чтобы Рапсодия не обернулась и не посмотрела ему в глаза, в глаза дракона, захватившего власть, ибо тот постарается околдовать ее и вынудит сделать то, что он хочет. И человек в конце концов победил. Эши понимал, что ее любовь должна быть отдана по собственной воле, а не взята силой или магией, и потому вирм был повержен, а человек остался один.

— Несправедливо по отношению к тебе, — ответила она и снова разрыдалась. — Ты и вправду заслуживаешь другой женщины, лучше меня. Женщины, которая сможет ответить на твою любовь. У которой есть сердце. Прости меня. Прости.

Эши обошел ее и встал у нее за спиной.

— Повернись, пожалуйста, — попросил он.

Рапсодия напряглась, очень медленно она повернулась, глядя на него сквозь пряди выбившихся золотых волос, глаза у нее потемнели, подбородок едва заметно дрожал. Эши протянул к ней руку.

— Я могу к тебе прикоснуться? — ласково спросил он. Она подняла голову — он помнит свое обещание — и кивнула.

Эши ласково погладил ее по щеке, провел пальцем по следу, оставленному слезой. Рапсодия закрыла глаза и чуть наклонила голову в сторону его руки. Его пальцы двигались дальше, вдоль линии шеи, к воротнику блузки, ниже, еще ниже — и вот он положил ладонь ей на грудь, чуть выше сердца, и почувствовал, как сильно оно бьется.

Рапсодия вздрогнула, тяжело вздохнула и замерла, не в силах пошевелиться. Она этого хотела, и где-то в самых глубинах ее существа та часть, что была связана с огнем, ожила от его прикосновения и потекла к Эши, заполняя пустоту в его душе, у которой отняли огонь. Она очень медленно открыла глаза и посмотрела на него.

Они стояли так еще несколько мгновений, не шевелясь и стараясь не дышать. Эши чувствовал, как бьется у него под пальцами ее сердце, и видел ее смущенный взгляд, в душе Рапсодии бушевала буря противоречивых эмоций.

— Похоже, твое сердце меня приняло, — сказал наконец Эши. Затаив дыхание, он смотрел на нее, дрожащую, такую уязвимую, но не беззащитную, и безумно ее хотел. Как Эши и как Гвидион, как человек и как дракон. Он мечтал не о том, чтобы покорить и обладать, а о том, чтобы любить. Она была ему нужна, и он со страхом ждал ее ответа. — Ведь у тебя есть сердце, Рапсодия. Почему бы тебе не послушаться его?

— Оно лжет, — прошептала она.

— Ты никогда не лжешь. И твое сердце не может лгать.

— Значит, оно неверно все понимает. Однажды я ему поверила, и оно ошиблось.

— Дай ему шанс. Мне казалось, ты не боишься рисковать.

Ему пришлось наклониться к ней, чтобы услышать ее тихие слова:

— Оно очень хрупкое. Оно не переживет еще одной ошибки.

Эши убрал руку с ее груди и снова погладил по щеке.

— У меня сложилось впечатление, что ты назначила себя хранительницей моего сердца. Почему бы тебе не взять меня в защитники своего? Обещаю, я буду заботиться и оберегать его.

У Рапсодии кружилась голова, она не знала, как поступить, и попыталась ухватиться за реальность, заглянув в его лицо. Глаза Эши казались такими чужими и одновременно такими человеческими, в них светились такие глубокие чувства, что Рапсодия не смогла справиться с изумлением.

«Как я могла так ошибаться насчет него? — подумала она, вспомнив их разговоры во время путешествия к Элинсинос, то, как он старательно не отвечал на ее расспросы о себе, их платонические отношения. — Я его совсем не знала».

Он представлял собой такое же сложное переплетение противоречий, как — по его словам — и она сама. Красивый и чужой, охотник и дичь, дракон и смертный, лирин и человек, он отталкивал ее от себя, отчаянно желая владеть. А она знала о его существовании еще до того, как они встретились. Знала, что он жив, хотя все его друзья считали его погибшим. Почему?

Перебирая в уме вопросы и пытаясь найти на них ответы, Рапсодия вдруг почувствовала, что навстречу ему открывается та часть ее души, которая была закрыта много лет. Сначала она услышала едва различимое журчание, но вот уже до нее донесся голос ручья, и она поняла, что он звучит уже давно, оставаясь вдалеке. Вот он набрал силу, и она начала тонуть в желании и боли и еще каких-то чувствах, диковинных, чудесных и давно забытых. Рапсодию подхватил такой могучий поток, что мысли не поспевали за его течением, и даже ее способности Певицы и Дающей Имя покинули ее. И она осталась наедине с душе раздирающей, жалкой мольбой беззащитной женщины.

— Пожалуйста, будь тем, чем ты кажешься. Прошу тебя, не причиняй мне боль.

На глаза Эши навернулись слезы.

— Я тот, кем кажусь. И я никогда не причиню тебе боли.

И тогда она бросилась ему на грудь и прижалась так, словно жизнь обоих зависела от этого объятия.

Стихия огня, жившая в ее душе, согрела и осветила его душу, забывшую о тепле с той ночи, когда она была разорвана демоном, и он почувствовал, как затягиваются раны, пусть и не навсегда.

А потом она подставила губы для поцелуя, и когда они унеслись в его головокружительную пропасть, дракон снова выбрался наружу, мечтая познать чудо этой женщины.

«Я хочу это потрогать».

«Да».

Эши чувствовал происходящее очень остро, и вот он ощутил, что она перестала плакать, задышала ровнее и больше не сопротивлялась. Его руки скользили по ее телу, и дракон знал: его прикосновения доставляют ей удовольствие. Все мельчайшие детали и подробности стали ясными и четкими, и Эши отдался восприятию дракона.

По ее спине стекал тоненький ручеек пота, мышцы перекатывались, напрягались и снова расслаблялись, ее тело трепетало в его руках. Блузка натянулась и вдруг начала расползаться по шву…

Изумрудные глаза Рапсодии сияли. Она вздохнула, и огонь в камине взвился ввысь и затрещал, отправив в трубу пригоршню угольков, где они и остались тихонько тлеть.

Потоки силы наполнили маленький домик, окружили их, и магия, которой они владели, — музыка, огонь, время, могущество дракона — объединилась, превратившись в бушующий водоворот.

Он метался вокруг них, без всякой цели и направления, пронизывал воздух, изливался на скалы вокруг и вспенивал воду озера. Грот ожил, наполнился могущественной силой впервые с тех пор, как на этой земле была развязана страшная война.

В озере резвилась рыба, и плеск воды тихим эхом проносился по пещере, ударялся о камни и тонул в голосе водопада, который срывался в озеро, повесив над ним туманную радугу и посылая во все стороны мириады вибраций, скрывавших это место от тех, кто искал их обоих. Волны набегали на берег крошечного острова с великолепным садом, где стоял маленький домик, а из трубы поднимался дым от огня, пылающего страстью Рапсодии.