— Понимаю. Уважение товарищей. Авторитет… Или проще, как говорится: соврешь — вперед не поверят?

— Так, вроде бы выходит…

— Что же, объясню. Видишь ли, слово унитарный происходит от греческого “унитас”.

— Так я то и говорил, товарищ лейтенант! Я на унитаз и ссылался! Вот здорово! — Демьян искренне радовался подтверждению. — Есть у меня, значит, нюх, есть!

— “Унитас” в переводе на наш язык — единство, одно целое, а унитарный — объединенный, составляющий это целое. Взять, к примеру… Ну, хотя бы винтовочный патрон! Пуля, пороховой заряд и капсюль, соединенные гильзой в одно целое, — унитарный патрон.

— Насчет патрона, как дважды два! Но речь-то идет о республике унитарной. Точнее, о буржуазной унитарной республике в Гватемале.

— Вот куда махнул! Да это что-то уже вроде политбеседы. Как бы мне самому не пришлось обращаться за помощью к парторгу… Так, значит, унитарная в смысле государственности? В отличие от федерации, при которой, наряду с едиными центральными органами власти, в каждой области или провинции имеется правительство, унитарное государство не делится на самоуправляющиеся области… Но, как бы ни называлось буржуазное государство, суть в нем одна — неограниченная власть богачей-толстосумов и нищенское существование для трудового народа. А все эти ярлыки, как у нас в роте говорят, не слаще того самого… в общем, огородного растения, которое с редькой конкурирует. Понятно?

— Полное прояснение, товарищ лейтенант! Спасибо. Хоть и на слух я переводил это слово с греческого, а ответ Вакуле дал точный.

Удовлетворенный разъяснением, Федотов отправился разыскивать Николая. По пути завернул в ригу, объяснил Нишкомаеву в подробностях все, что услыхал от Киреева об унитарном патроне и унитарной республике, заглянул в домик радистов, надеясь встретить друга там, и, совсем отчаявшись, неожиданно наткнулся на нею в молоденьком березнячке.

Полянский расположился посреди зеленой лужайки. Перед ним на плащ-палатке, раскинутой на траве, как скатерть-самобранка, были разложены масленки, шомпола, какие-то клинышки, спицы, иглы, аккуратно выструганные из дерева. В походных сумках, что виднелись возле снаряженных патронами еще не закрытых круглых дисках, темнели рубчатые гранаты — “лимонки”. Старший сержант осматривал затвор автомата, снимал с него тряпочкой песчинки, смазывал пазы.

— Старому таежнику! — Демьян с разбегу бухнулся на траву к ногам друга. — Второй час тебя разыскиваю. Думал, не найду, но интуиция…

— Лучше бы лицо вытер. Потное оно у тебя, как после парилки.

— Это можно. Вытру, — Демьян снял пилотку. — Какой-то умный человек специально отвороты у нашего головного убора предусмотрел. Взгляни, Коля! Теперь лицо у меня, как у новорожденного.

— Понес…

— Не понес, а начал воспитательную беседу, — уточнил Демьян. — Сколько раз тебе повторять, что язык наш требует абсолютной точности. Понес… Грузчики носят. Ты чего это за арсенал свой взялся?..

— Готовлюсь, Дема. Как-никак, а “языка” перед наступлением нам все равно брать придется…

— “Как-никак”, — передразнил Демьян и, откинувшись на спину, мечтательно проговорил. — Взгляни, Коля, какие облака над нами. Хороши. Я, Коля, любил в детстве на облака смотреть. Лежишь где-нибудь в траве, смотришь в небо. А из облаков разные картины составляются…

Смотрели ли вы когда-нибудь на облака по-настоящему? Нет, не из окна комнаты и не во время прогулки, когда туча, закрывшая от вас лучи солнца, вдруг привлечет ваше внимание. Нет, совсем не так! Попробуйте-ка остаться с облаками один на один. Вот тогда — это проверено на опыте Демьяна Федотова! — вы обязательно отыщете в их причудливых наслоениях и нагромождениях все, что занимает ваши мысли, волнует вас. Да, да! Ваше воображение оживит облачные рисунки, четче выпишет их, окрылит фантазией и вдохнет в них великий закон жизни — движение. Чудесными свойствами обладают нескончаемые вереницы “вечных странников”, кочующих по небу, если смотрит на них впечатлительный человек. А Демьян Федотов был впечатлительным человеком.

Демьян задумался, разглядывая облака. И вдруг темные громады их пришли в движение. Видит Демьян безымянную высоту! Черная ломаная линия глубоких траншей. Крест-на-крест колья заграждения. Обрывки ржавой колючей проволоки, дымятся подбитые танки с черно-белыми крестами на броне. Купол бронированного дота с темными глазницами амбразур. А это что? Нет, нет! Это не солнечный луч пробивается сквозь толщу облаков! Это ударил из вражеского дота крупнокалиберный пулемет. Вот почему не видно в траншеях солдат! Им не дает подняться свинцовый ливень! А вдали, за дотом, за колючей проволокой, за мертвыми танками — синева. Солнце! Над бруствером появляется человек в серой шинели. На груди автомат. В приподнятой руке готовая для броска граната. Он кричит что-то призывное, что-то горячее, что-то очень дорогое солдатам. И они все, как один, выскакивают из укрытий и идут, идут, идут вперед на врага…

Из-за кустов вышел лейтенант Киреев. Разведчики вскочили.

Не глядя на Николая, лейтенант сухо проговорил:

— Старший сержант, вам надо немедленно явиться в штаб дивизии к майору Соколову.

Николай быстро собрал автомат, завернул в плащ-палатку ружейные принадлежности и, захватив сверток в охапку, зашагал к сараю. Киреев обернулся к Демьяну.

— Через час группа в составе Рыбакова, Семухина, Нишкомаева должна быть в полной готовности. Вы старший. Группу поведу я.

— А Полянский, товарищ лейтенант?

— Выполняйте приказ!

От майора Соколова старший сержант Полянский возвратился поздно вечером. В риге было уже темно. Справа и слева доносилось посапывание, похрапывание. Кое-где подмигивали цигарки. Николай на ощупь добрался до своего места. “Неужели Демьян куда-нибудь вышел?” — думал он, проверив федотовскую постель.

— Полянский! — в мутном квадрате дверей возник темный силуэт.

— Я!

— Выйды до мэнэ, дило е! — голос принадлежал старшине Луценко. — Наши на заедания пишлы. Тоби цидулька вид Демьяна. Хлопэць, мабуть, з годыну оливэць мусолыв.

Николай оторопел. Поборов нахлынувшую вдруг обиду на Киреева, двинулся к выходу.

Луценко сунул ему в руку свернутый треугольником конверт.

— Вы с Демьяном як парубок с дивчиною, розлучитыся нэ можэтэ. До дому лыста вин з пид палкы пышэ, а тоби, бач, цилу повисть намахав, — добродушно ворчал старшина. — Друзи нерозлуч-ни…

— Верно… друзья, — в раздумье протянул Николай. — Друзья.

— Так то ж я и кажу… Постий, Мыкола, чуть було не забув. В дывизию армийська агитмашина прыйшла. Просылы в Мыгунова выдилыты кмит-ливого развидника, щоб репродуктор ближче до фашистських траншэй поставив. Капитан тэбэ на-митыв як?

— Можно. Сейчас или чуть погодя?

— Машина в транспортний роти… Пиды та спытай майора Евдокимова. Там и дивчина е, ра-дыстка. Такых гарных дивчат я еще не зу-стричав.

— Меня это не волнует. — Николай сунул письмо в нагрудный карман, перекинул через плечо автомат и прямиком, через лесок, направился к транспортной роте.

В фанерном коробе агитмашины был виден свет. Хрупкая девушка настраивала аппаратуру. Примостившись на низком ящике с батареями, она, действуя перочинным ножом, привычно зачищала контакты. Когда Полянский поднялся в кузов по шаткой скрипучей лесенке из трех ступенек, не без труда протиснулся в узкие двери и, казалось, заполнил собой все помещение, девушка изумленно вскинула на него темные глаза:

— Ой, какой вы огромный! — это прозвучало так, что Николай растерялся, покраснел и развел руками.

— Такой уж… Есть уж, как родился… Обыкновенный… Мне бы вашего начальника.

Поскрипывая сапогами, к агитмашине кто-то подходил быстрым, энергичным шагом.

— Вот он — майор! Идет, — девушка опять склонилась над аппаратурой. — Скоро выезд, а мне вот еще обмотку на катушках надо проверить. Вы разведчик?

— Из разведки…

— Полянский? Майор разговаривал с капитаном о каком-то Полянском. Капитан хвалил того очень и обещал прислать к нам на помощь! Я и подумала, что вы — Полянский. Жаль, что ошиблась.