Тов. Сталин в своем выступлении со всей полнотой и честностью сказал о причинах и предпосылках того, как и почему могло случиться, что этот заговор не был вскрыт в зародыше, что этот заговор не был вскрыт и разоблачен политработниками и командирамибольшевиками нашей Р.К.К.А. Некоторые товарищи до выступления т. Сталина с этой трибуны пытались объяснить длительное существование этой контрреволюционной группировки тем, что они ловко замаскировались и, следовательно, не было до статочно сигналов для того, чтобы вскрыть и разоблачить эту группировку.

Я думаю, что это не так. Если со всей прямотой говорить, то сигналы были, и довольно много было сигналов. Однако мы этим признакам, явлениям, сигналам из–за потери остроты своего политического чутья не придавали достаточного значения и не пытались раскрыть существо дела.

Я остановлюсь на конкретных примерах. Я… прямо заявляю, я знал, что существует группировка Тухачевского, видел это, чувствовал ее. Видел, что если эта группировка какие–нибудь организационные мероприятия проводит, если Тухачевский что–нибудь сказал, то из Белоруссии и с Украины сразу выдвигают те же самые мероприятия и попытайся тогда противодействовать, по шее получишь…

Но вот чего я не предполагал, это то, что это политическая группировка, то эта группировка имеет определенные политические цели…

Буденный. Не политическая,а шпионская группировка.

Алкснис. Да, именно шпионская»75.

Итак, единство действий здравомыслящих людей, подчиняющихся приказам первого заместителя наркома обороны — Тухачевского, квалифицируется как «шпионская группировка». Далее в патологическом страхе быть заподозренным в близости с «врагами народа» участники трагифарса приводят аргументы «шпионской деятельности»

и одновременно — дистанцированности от нее.

«Алкснис. Почему не предполагал? Не было классового чутья, не мог раскусить. Разве не было известно, что собираются по квартирам, пьянствуют, это все было известно. Я во всяком случае об этом знал. Я к этому не примыкал. Я прямо заявляю, Тухачевский пытался меня несколько раз пригласить себе на квартиру. Я не ходил.

И недавно, когда был парад на Красной площади, Тухачевский стукает меня по плечу и говорит: тут холодно, зайдем на квартиру, закусим. Я не хотел, сказал, что мне некогда… Я к этой группировке никогда не примыкал.

…Тут я не хочу сказать, что Воздушный Флот в этом отношении огражден… Пока в Воздушном флоте мало вскрыто.

Блюхер. Это потому, что мало копаетесь.

Алкснис. Совершенно верно.

Блюхер. Успокоение еще продолжается.

Алкснис. Нет, успокоения нет. Я как раз заявляю, не может быть, чтобы в Воздушный Флот не пытались проникнуть. Не может этого быть. Я думаю, что и в Центральном аппарате, и в округах есть в В. Ф. люди, которые еще не вскрыты и которых надо будет вскрыть и взять.

Голос из зала. А ты не жди, пока Ежов возьмется…

Алкснис. …Я не сомневаюсь, что и на Украине, и в Белоруссии есть такие люди, которых нужно взять. Я не хочу здесь сообщать фамилии, но есть список людей, которые являются очень близкими людьми Уборевича. И у Якира имеются такие люди»76.

Правосудия не было, и единственное право, которое оставалось, — пытаться низостью и верноподданническими заклинаниями заслужить милость «хозяина». Многих вскоре тоже репрессировали — как «маскировавшихся пособников » Тухачевского. Но это — через год–полтора, когда они стали уже отработанным материалом, Сталину более не нужным. Сценарий — абсолютно тот же, без малейших вариаций. Никто не узнает, что чувствовали Блюхер, Алкснис, Егоров и другие, оказавшись на месте тех, кого они с таким пристрастием допрашивали, и кому подписывали смертные приговоры.

«Блюхер Василий Константинович… Арестован НКВД СССР 19 октября 1938 г. по обвинению в участии в антисоветской организации правых и военного заговора (ст. ст. 58–1 «б», 58–11 УК РСФСР).

В постановлении от 11 ноября 1938 г. в частности указано следующее:

«Показаниями допрошенных по настоящему следственному делу свидетелей […] Блюхер В. К. изобличен как японский и немецкий шпион, участник право–троцкистской контрреволюционной организации и один из руководителей антисоветского военнофашистского заговора»»77.

Блюхер подвергался «обработке» во внутренней тюрьме НКВД СССР. Вместе с ним в камеру был помещен арестованный начальник Управления НКВД по Свердловской области Дмитриев. По заданию Берии он провоцировал Блюхера, склоняя его к самооговору78. Дмитриев отрабатывал задание с недюжинным рвением, надеясь, смягчить собственную участь. Разговоры в камере прослушивались.

Расшифровки записей сохранились.

«26 октября 1938 года.

Блюхер. Физическое воздействие… Фактически все болит.

Вчера я разговаривал с Берия, очевидно, дальше будет разговор с народным комиссаром.

Агент. С Ежовым?

Блюхер. Да. Ой, не могу двигаться…

…Агент. Вопрос решен раньше. Решение было тогда, когда вас арестовали. Что было для того, чтобы вас арестовать? Большое количество показаний. Раз это было — нечего отрицать.

Блюхер. Я же не шпионил…

Агент. Вы не стройте из себя невиновного. Можно прийти и сказать, что я подтверждаю и заявляю, что это верно.

Блюхер. Меня никто не вербовал.

Агент. Как вас вербовали, вам скажут, когда завербовали, на какой почве завербовали. Вот это и есть прямая установка…

…Блюхер. Не входил я в состав организации. Нет,я не могу сказать…

Агент. …Что, вам нужно обязательно пройти камеру Лефортовской тюрьмы?»79.

Он прошел камеру Лефортовской тюрьмы. Бывший начальник санчасти Лефортовской тюрьмы НКВД ССР Розенблюм в 1956 году сообщила в КГБ, что в конце 1938 года она оказывала медицинскую помощь находившемуся под стражей Блюхеру.

«На лице Блюхера имелись кровоподтеки, около глаза был огромный синяк. По заявлению Розенблюм, удар по лицу был настолько сильным, что в результате этого образовалось кровоизлияние в склеру глаза и склера глаза была переполнена кровью»80.

После этого на следствии Блюхер «сознался», что являлся активным участником право–троцкистской контрреволюционной организации с 1930 года, участником антисоветского военно–фашистского заговора и шпионом.81 «9 ноября 1938 г., находясь во Внутренней тюрьме НКВД СССР, умер от закупорки легочных артерий тромбом (после чего был кремирован), в связи с чем дело на него по постановлению НКВД СССР от 11 ноября 1938 г. было прекращено»82.

Чтобы понять, от чего произошла эта «закупорка», не нужно быть судебно–медицинским экспертом…

«Дело военных» близилось к развязке. 4 июня 1937 года.

«Ворошилов: Самое скверное, самое тяжелое из всего того, что здесь говорили, и самое скверное, самое тяжелое из всего того, что здесь имеет место, это то, что мы сами, в первую очередь, я расставляли этих людей, сами назначали, сами перемещали.

Я лично объяснял себе все этот процесс формирования подлых преступных элементов, бывших в составе начальствующего состава, произошел потому, что мы, будучи не только ослепленными успехами, не только людьми, у которых постепенно, изо дня в день притуплялось политическое чутье, забыли работу над собой и над подчиненными нам людьми, как коммунисты.

…Ворошилов. Относительно Тухачевского. Тухачевского я политически высоко не ценил, но считал его большевиком, барчонком и т. д. Но я считал его знатоком военного дела, любящим и болеющим за военное дело…

Я видел, что это человек — пьянчужка, морально разложившийся до последней степени субъект, но политически служит нам верой и правдой. Я был еще тогда таким идиотом, что не сделал из этого других выводов и о нем не подумал, что моральное разложение здесь уже переросло в политическую измену и предательство…»83 Делать выводы — в этом товарищ Ворошилов не силен еще с Гражданской, тем и защищен от сталинских подозрений.

Отсутствие этой способности спасло ему жизнь. Не умеющий делать выводы не склонен к размышлениям, а значит — не опасен. Сталин умел это ценить.