83. Там же.

84. Там же, с. 62.

85. Тухачевский М. Н. Избранные произведения, с. 153.

86. Там же.

87. Вышчельский Л. Указ. соч., с. 5.

88. Там же, с. 137.

89. Там же, с. 153.

90. Троцкий Л. Указ. соч.

91. Горлов С. А. Указ. соч., с. 43.

92. Там же, с. 44.

93. Там же, с. 49.

94. Там же, с. 44.

95. Там же.

96. Там же, с. 45.

97. Иссерсон Г. Судьба полководца // Дружба народов. 1988, № 5, с. 184; с. 187.

98. Вышчельский Л. Указ. соч., с. 200.

99. Директивы Главного командования Красной Армии (1917— 1920), с. 661—662.

100. Приказ войскам Западного фронта № 1423 от 2 июля 1920 // Военно–исторический журнал, № 5,1990, с. 31.

101. Ленин В. И. Полное собрание сочинений, т. 54, с. 716.

102. Горлов С. А. Указ. соч., с. 45.

103. Вышчельский Л. Указ. соч., с. 237—238.

104. Там же, с. 243.

105. ЦА ФСБ РФ, АСД № Р–9000 на М. Н. Тухачевского, И. П. Уборевича и др. Т. «Судебное производство». Конверт.

«Записка о жизни от 27.09.1921».

106. Маршал Тухачевский: Воспоминания друзей и соратников.

М.: Воениздат, 1965, с. 125–127.

107. Вышчельский Л. Указ. соч., с. 256.

108. Девятая конференция РКП(б). Сентябрь 1920 года.

Протоколы. М., 1972, с. 34—35.

109. Там же, с. 82.

ПО. Тухачевский М. Поход за Вислу — Пилсудский Ю.

Война 1920 года, с. 63.

111. Тухачевский М. Н. Избранные произведения, с. 154.

112. Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 37605, оп. 2, д. 2, л. 36.

113. Там же, л. 35.

114. Рубцов Ю. В. Маршалы Сталина. Ростов–н/Д.:

Феникс, 2002, с. 108. (Серия «Исторические силуэты») 115. Горлов С. А. Указ. соч., с. 49.

116. Тухачевский М. Поход за Вислу — Пилсудский Ю.

Война 1920 года, с. 273.

117. Там же, с. 262.

118. Там же, с. 88.

119. Дайнес В. О. Михаил Николаевич Тухачевский // Вопросы истории, № 10,1989, с. 49.

Нас водила молодость в сабельный поход,

Нас бросала молодость на кронштадтский лед…

Но в крови горячечной поднимались мы,

Но глаза незрячие открывали мы…

Э. Багрицкий

«Горячечная кровь» бурлила в жилах участников Кронштадского восстания — и тех, кто его поднимал, и тех, кто его подавлял. Первые восстали против партии, которую слепо защищали четыре года назад. Вторые теперь расправлялись с теми, благодаря кому пришли к власти. Мощное и грозное эхо социального взрыва, раздавшегося в мятежном городе, было услышано во всей стране, и его не смогли до конца заглушить ни репрессии, ни пропаганда. Восстание кронштадтцев стало «последним отзвуком революции»1. Михаилу Тухачевскому выпала роль заглушить этот отзвук канонадой.

«Кронштадт всегда был — и в дореволюционное время, и во время революции — особенным городом. Так, в царствование Николая I он был местом ссылки поляков, в эпоху напряженнейшей борьбы с царизмом, когда партия «Народной воли» широко раскинула свою пропаганду, офицерство стоявшего в Кронштадте флота дало целый ряд энергичных и самоотверженных борцов за права и волю народа…. В годы реакции и политического затишья морская крепость становится местом религиозного паломничества к известному о. Иоанну Кронштадтскому…

Годы 1905—1906–й — одна из ярких боевых страниц в истории Кронштадта, неразрывно своими выступлениями связавшего себя с первой революцией в России. В 1917 г. Кронштадт становится красой и гордостью революции и вместе с тем опорой большевизма.

В нем же, вместе с другими немногими городами, впервые реализуется идея «Советов»… Лозунг «Вся власть Советам» выкидывается Кронштадтом»2.

Такое восприятие Кронштадта было характерно после Октябрьской революции. Лозунг «Вся власть Советам!» — один из ключевых и в требованиях кронштадтцев в 1921 году.

Кронштадтские события 1921 года многие десятилетия трактовались как мятеж, подготовленный белогвардейцами, эсерами, меньшевиками и анархистами, которые опирались на активную поддержку Антанты. Утверждалось, что действия кронштадтцев были направлены на свержение советской власти вооруженным путем, что главным политическим лозунгом восстания было требование «Советы без коммунистов». А партия и государство якобы делали все, чтобы избежать кровопролития. В первые годы перестройки маятник качнулся в другую сторону: предпринимались попытки идеализировать выступление кронштадтцев, представив его чуть ли не предтечей демократического движения3. Сменился лишь знак — модуль традиционного черно–белого восприятия действительности остался и, следовательно, осталось и множество вопросов о феномене «кроншатдтского бунта».

«Матросская стихия, провозглашавшая себя «независимой республикой», все время рвавшаяся выступить против Временного правительства… устраивавшая страшные суды над офицерами и в февральские дни и позже, осталась неизменной и теперь. Изменился только объект недовольства матросов… В настроении кронштадтцев одним из основных мотивов было разочарование в партии, которой они в свое время поверили…»4 Матросы и в 1917–м, и в 1921–м оставались самими собой.

Но теперь на их стороне был созданный во время Октябрьского переворота миф, представлявший их как красу и гордость революции, ее оплот. И потому власть не могла отнестись к восставшим как к просто врагам — кронштадтцы были идеологически опасны для ее престижа.

Ибо являлись «плотью от плоти Октября», в одночасье отторгнувшими родство.

События в Кронштадте нерасторжимо связаны с обстановкой в России в целом. В начале 1921 года она вновь резко обострилась. Значительная часть крестьянства и рабочих, еще поддерживая советскую власть, уже открыто выражала протест против политической монополии большевиков.

Возмущение вызывал произвол, творимый под лозунгом утверждения диктатуры пролетариата, а на деле — диктатуры партии. Все более напряженной становилась ситуация в городах. Не хватало продовольствия, многие заводы и фабрики закрывались из–за нехватки топлива и сырья, рабочие оказывались на улице. Особенно тяжелое положение в начале 1921 года сложилось в крупных промышленных центрах, прежде всего в Москве и Петрограде.

Были сокращены нормы выдачи хлеба, отменены некоторые продовольственные пайки, возникла угроза голода.

В то же время заградительные отряды отбирали продовольствие, ввозившееся в город из деревень частными лицами.

11 февраля 1921 года было объявлено о закрытии до 1 марта 93 петроградских предприятий. Среди них такие гиганты, как Путиловский и Сестрорецкий заводы, завод «Треугольник» и другие. Выброшенными на улицу оказались около 27 000 человек.

Волнения рабочих начали перерастать в открытые беспорядки.

Утром 24 февраля на Васильевском острове собралась толпа, насчитывавшая до 2 500 человек. Не полагаясь на красноармейцев, власти направили для ее разгона красных курсантов. Толпа была рассеяна. Глухой ропот не смолк. Рабочие Петрограда выдвинули требования:

«Дать дорогу беспартийным, вернуть Советам, задавленным железною лапой коммунистов, их подлинную власть, дать возможность крестьянину на обрабатываемом им участке земли быть не призрачным, а действительным хозяином плодов своего деревенского труда, снять заградительные отряды и получить свободный доступ к излишкам деревенского хозяйства»5.

Экстренное заседание бюро Петроградского комитета РКП(б) квалифицировало волнения на заводах и фабриках города как мятеж. На следующий день в городе ввели военное положение. 27 февраля открылось расширенное заседание пленума Петроградского Совета, в работе которого принял участие прибывший из Москвы председатель ВЦИК М. И. Калинин. А комиссар Балтфлота Н. Н. Кузьмин обратил внимание собравшихся на волнения в матросской среде. 28 февраля состоялось заседание Политбюро ЦК РКП(б), на котором первоочередной задачей было признано подавление политической оппозиции. По уже сложившейся с 1917 года традиции, главным инструментом «политического» воздействия стала ЧК. Начались аресты представителей меньшевиков и эсеров, просто неблагонадежных лиц.