Эта армия была эвакуирована в Бобруйск и распущена 30 сентября 1920 года103.

23 августа главком Каменев подписал директиву:

«В настоящее время важнейшая задача Западного фронта заключается в том, чтобы сдержать наступление войск противника, вывести из–под их удара те части, которые оказались в трудных условиях. В этой связи необходимо, чтобы войска немедленно прекратили отход без оказания сопротивления и использовали любую возможность для нанесения контрударов по 104 преследующим их частям противника» .

Но в 4 часа утра 25 августа закончилась как сама битва за Варшаву, так и преследование отступавших войск противника. Ее итог с горькой лаконичностью сформулировал сам Тухачевский в «Записке о жизни»:

«Наступал до Варшавы, отступал до Минска»105.

Участник наступления на Варшаву Н. А. Ермолин вспоминал:

«Судя по моим коротким встречам с М. Н. Тухачевским, в те напряженные дни он был далек от состояния отчаяния и даже растерянности. Правда, из Витебска в Смоленск Михаил Николаевич вернулся в несколько удрученном состоянии… Трудился дни и ночи напролет. Но без нервозности. Мы его видели неизменно спокойным и собранным… Тяжело пережитая им варшавская неудача не надломила его волю»106.

Однако, как ясно даже из этой сентенции, то, что неудача переживалась тяжело, скрыть не удавалось…

Варшавская битва была чрезвычайно кровопролитной.

В ходе сражения обе стороны понесли огромные потери. По имеющимся оценкам, поляки потеряли 4,5 тыс. убитыми, 22 тыс. ранеными, 10 тыс. без вести пропавшими.

Потери Красной армии оцениваются в 25 тыс. убитыми и тяжело ранеными, 66 тыс. пленными и 45 тыс. интернированными в Восточной Пруссии.

Потери российской стороны составили примерно 65— 70% личного состава Западного фронта107.

Исход Варшавского сражения оказался предрешенным из–за нарушения субординации в военно–политическом руководстве РККА, ставшего возможным по причине двуначалия в армии. Реввоенсоветы — органы политического управления — имели право де–юре сове щательного, а де–факто — зачастую решающего голоса в обсуждении военных задач. Именно это позволило Сталину настоять на своей точке зрения. Сталин не только фактически не допустил создания единого противопольского фронта, но и саботировал выполнение решений пленума РКП(б) о включении войск Юго–Западного фронта в состав Западного под командование Тухачевского. Как следствие — не была выполнена директива главкома Каменева о передаче 1–й конной армии и 12–й армии в оперативное подчинение Тухачевскому, что привело к катастрофе для Западного фронта.

Сталин находился в штабе Юго–Западного фронта до 17 августа. Во многом поэтому войска Егорова могли оказать реальную помощь гибнущим армиям Тухачевского лишь после 23 августа, когда судьба сражения была уже решена. Таким образом за свой государственный суверенитет Польша должна быть благодарна, помимо Пилсудского, двум иностранным участникам кампании — Вейгану и Сталину.

«Чудо на Висле» стало поворотным моментом в польскороссийской войне. Победа поляков привела к провалу попыток советизации Польши и экспорта революции на запад Европы. Позицию большевистского руководства на IX Всероссийской конференции РКП(б) выразил всегда чутко до беспринципности воспринимавший дуновения в партийных верхах Карл Радек:

«В Центральном Комитете не было ни одного товарища, который принципиально высказывался бы против необходимости идти с оружием в руках, чтобы помочь польскому рабочему устроить рабоче–крестьянскую власть. Никто из нас не стоит на пацифистской точке зрения. Так что я говорю, что никаких принципиальных разногласий относительно допустимости наступательной войны нет. Разногласия были и существуют только в оценке международного положения, и когда мне приходилось с товарищами говорить о решении ЦК, то я всегда исходил из того положения, что ни в Германии, ни во Франции, ни в Англии мы не стоим настолько непосредственно накануне революции, что если мы захватим Польшу, то встанет Германия и т. д. Нет такого мерила, которое позволяло бы это учесть абсолютно точно… Оценка международного положения была неверна…

В основе нашей ошибки лежала переоценка зрелости революции в Центральной Европе. …Штык будет хорош, если надо будет помочь определенной революции, но для нащупывания положения в той или иной стране у нас имеется другое орудие — марксизм, и для этого нам не надо посылать красноармейцев »108.

На той же конференции РКП(б) за саботаж приказов во время польской кампании Сталин подвергся жесткой и унизительной для него критике со стороны Ленина и Троцкого и 1 сентября был освобожден от должности члена РВС фронта. Сталин отверг эту критику, отметив:

«заявление т. Ленина, что я пристрастен к командованию Западного фронта, не соответствует действительности»109.

В книге «Поход за Вислу» Тухачевский весьма внятно высказался по поводу позиции РВС Юго–Западного фронта:

«Революция извне была возможна. Капиталистическая Европа была потрясена до основания, и если бы не наши стратегические ошибки, не наш… проигрыш, то, быть может, польская кампания явилась бы связующим звеном между революцией Октябрьской и революцией западноевропейской»110.

Тухачевский не преминул уточнить:

«Те усилия, которые были предприняты главным командованием для перегруппировки основной массы Юго–Западного фронта на люблинское направление, к сожалению, в силу целого ряда неожиданных причин успехом не увенчались, и перегруппировка повисла в воздухе»111.

Намек на «неожиданные причины» все участники тех событий отлично поняли… Ни тогда, ни позже Сталин и Тухачевский не обсуждали тему «чуда на Висле», но, верный своему любимому афоризму: «Месть — это блюдо, которое подают холодным» — Сталин обиды не простил. Характерно, что, когда Сталин был уже главой государства, Тухачевский неоднократно отказывался от предложений написать мемуары или научные статьи, связанные с польской кампанией. В Российском государственном военном архиве хранится подтверждающая это переписка:

«Редакция журнала «Борьба классов» просит Вас дать для ближайшего номера журнала Ваши воспоминания о советскопольской войне в 20 году. Этот номер журнала в значительной своей части посвящается Польше, поэтому Ваши воспоминания, как участника этих событий, были бы чрезвычайно ценны. Размер статьи до 1/2 печатного листа»112.

В ответ — вежливая отписка:

«По поручению Командующего Войсками ЛВО т. Тухачевского сообщаю, что он ввиду исключительной перегрузки работой, к сожалению, не может написать просимую Вами статью»113.

Очевидно, что быстро и легко писавший Тухачевский, тем более издавший книгу о походе на Варшаву, не захотел кривить душой, но и правду писать уже не мог, и просто решил «не будить лиха»… В самом конце Гражданской войны, прощаясь после совещания, на котором рассматривались уроки поражения под Варшавой, Тухачевский продекламировал:

«Это — голос Моей судьбы, и он мне, словно льву, Натягивает мышцы тетивою…»

Натолкнувшись на недоуменный взгляд Сталина, пояснил: «Так сказал Гамлет после встречи с духом своего отца»114. Была ли это рисовка, или же истинное предчувствие, но Тухачевский в 1920 году оказался прав: замешенная «на Польше» неприязнь стала существенным фактором, определившим их дальнейшие отношения.

Польша, вновь обретшая свою государственность во многом благодаря Западу, пользовавшаяся огромной поддержкой Франции, Англии и США, развернула в 1920 году поразительную территориальную экспансию.

Это и попытки силой решить верхнесилезский во прос с Германией на западе, и захват 9 октября 1920 года Вильно и Виленщины в нарушение Сувалкского договора от 7 октября 1920 года между Литвой и Польшей, закреплявшего Виленскую область и Вильно за Литвой…

Немецкой карте в этом геополитическом пасьянсе предстояло стать козырной. Польша, используя благосклонное отношение французской администрации в Верхней Силезии, поощрявшей притязания поляков, продолжала курс на военное решение вопроса о государственной принадлежности этого региона. Нагнетание напряженности в верхнесилезском вопросе привело даже к тому, что с декабря 1920 года в Генштабе рейхсвера обсуждалась возможность войны с Польшей. В это время Зект продвигал идею участия германских военных специалистов в создании советской военной промышленности — чтобы использовать ее затем «как источник вооружения для разоруженной Германии при столкновении ее с Антантой »115.