Он вздохнул с видом человека, на плечах которого лежит все бремя мира.

— Если попрошу вас найти передачу заднего хода, отъехать, скажем, до границы Китая и держаться подальше от этой истории, есть ли надежда, что вы послушаетесь?

Лгать священнику грех, а грехов на моей душе хватало, новые можно было не искать. Я коротко покачал головой: более категоричные жесты казались рискованными, особенно с учетом того, что я едва принял вертикальное положение.

— Я так и думал, — с грустью проговорил Гвиллем. — И тем не менее прошу. В качестве признательности за ваши сегодняшние деяния. Назовем это, хм, проявлением профессионального этикета. Других с моей стороны не последует. Спокойной ночи, Кастор, и до свидания.

Он осенил меня крестом: не угрожающе, не иронично, а абсолютно серьезно, потом дал знак оборотням — те послушными адъютантами тут же встали с правого и левого флангов, и вся троица двинулась к машине.

Они поехали прочь, и Цукер, не вписавшись в вираж, или, наоборот, рассчитав все с точностью до миллиметра, задел крыло «хонды» со звуком, напоминающим крик кастрированного слона. Затем, прибавив скорость, влился в поток транспорта, движущегося на восток, и через секунду красный свет задних фар растворился в ярком море огней.

Имельда Проберт, больше известная, как Снежная королева, живет в Пекхеме на четвертом этаже здания, кирпичные стены которого покрасили в черный цвет, вероятно, в ходе неудачного эксперимента над технологией «стелс».^[40] Дверь со стороны улицы заколочена, так что входить нужно со двора, словно городское кладбище слонов, заваленного бесколесными ржавеющими корпусами отслуживших свой век машин. Убогая квартирка — настоящий парадокс, учитывая, сколько твердого нала Снежная королева зарабатывает за неделю: в конце концов, ее услуги эксклюзивны и весьма востребованы. Хотя справедливо и то, что о притоке клиентов ей беспокоиться не стоит: кому нужно, сами найдут.

Прежде чем войти, я проверил новый элемент снаряжения — веточку мирта, сорванную по дороге. Май — время мирта; будь я порасторопнее, давно бы им запасся и не пришлось бы по ночам лазить через кладбищенские стены. Я шепотом благословил веточку, чувствуя себя мошенником: так случается всякий раз, когда балуюсь вещами, которые присяжные классифицируют, как «магию».

На лестнице пахло прокисшим пивом и мочой; в сумме эти два слагаемых обычно дают пьянчугу, лежащего в луже блевотины. Однако мне никто не попался, и, поднявшись на четвертый этаж, я постучал в единственную не заколоченную фанерой дверь — звук с выразительной глухостью разнесся по всему зданию.

Вскоре мне открыла темнокожая девушка лет шестнадцати с огромными, круглыми как блюдца, глазищами. Пол незнакомки я определил только по косичкам: узкое бесстрастное лицо казалось бесполым, а футболка с картинкой в стиле манга и черные джинсы годились и для парней, и для девушек.

— Что вам?

— Я друг Никки.

Девица нахмурилась и смерила меня подозрительным взглядом:

— Пульс есть?

Я нащупал запястье.

— Бьется, но как-то медленно. Это проблем не создаст?

Незнакомка повернулась ко мне спиной.

— Мам, — позвала она, — пришел живой мужчина!

— Из полиции? — осведомился низкий голос откуда-то из недр квартиры. — Лиза, если это коп, вели ему убираться, потому что я уже заплатила.

Малышка снова повернулась ко мне.

— Мама говорит, если вы из полиции, то лучше убирайтесь, потому что…

— Да, понял. Только я не из полиции. Моя фамилия Кастор. Если Никки Хит у вас, хочу с ним поговорить и отвезти домой.

Лиза передала все матери, не сводя с меня огромных глаз, словно боялась, я захочу что-нибудь украсть. Если так, красть следовало стену или обшарпанную дверь, ведь больше на площадке не было ничего, даже половичка, дабы прикрыть щербатые половицы.

— Он представился Кастором и хочет отвезти Никки домой.

— Ах, Кастор! — В голосе слышалось явное неодобрение, и я прекрасно знал почему. — Лиза, проводи его в гостиную. Пусть придержит своих коней, пока я здесь не закончила.

Закатив глаза, мол, достала со своими указаниями, Лиза распахнула дверь. «Проводить в гостиную» в ее понимании значило ткнуть в дверь налево от узкой прихожей, а самой скрыться в противоположном направлении. В конце прихожей имелась еще одна дверь, открытая, и я увидел спину Имельды, работающей над очередным пациентом. Она что-то мурлыкала себе под нос, наверное, песню в стиле госпел, но с такого расстояния я не разобрал ни мелодии, ни слов.

Пару лет назад я уже был здесь и хорошо помнил порядок, а еще помнил, по какой причине Имельда меня недолюбливает: изгоняющие нечисть — настоящая помеха для ее бизнеса. Заставить меня ждать в гостиной — обдуманный садизм, но, понимая, что не могу поделать с этим абсолютно ничего, я набрал в легкие побольше воздуха и вошел в указанную дверь.

По сути, Снежная королева — просто знахарка, но с очень специфической клиентурой, которую не отобьет ни один доктор: ни представитель обычной медицины, ни нетрадиционной. Она занимается исключительно зомби и утверждает, что наложением рук способна практически полностью остановить процесс гниения. Я всегда считал это ерундой, но Никки ходит к ней два раза в месяц. Он умер очень давно, и в плане разложения человеческой плоти его мнению вполне можно доверять. Снежной королевой Имельду прозвали, потому что она хвастает, дескать, свежесть мертвечины умеет поддерживать не хуже морозильной камеры.

Тем не менее гостиная пропиталась кисло-сладким запахом гнили. Как говорилось ранее, это был мой второй визит к Имельде. Я знал, чего ожидать — и тем не менее запах накрыл меня душным одеялом и едва не сбил с ног. Когда я вошел, ходячие мертвецы подняли головы, дабы оглядеть новенького; точнее, сидячие мертвецы, потому что гостиную обставили наподобие приемной: вдоль трех стен тянулись стулья, в большинстве своем занятые. Имелись даже журналы: бледная как мел женщина с аккуратной дыркой в щеке, сидевшая в углу, листала древний «Космополитен».

Кислород зомби не нужен, так что судорожных вдохов ждать не приходилось, и, к сожалению, в гостиной не было пианино, звуки которого прервали бы мертвенную тишину, воцарившуюся после моего прихода. В то же время я чувствовал напряжение. Зомби, уже поднявшие глаза, продолжали меня изучать, другие, последовав их примеру, отвлеклись от прежних занятий, желая узнать, в чем дело.

Опустившись на ближайший к двери стул, я взял «Ридерс дайджест», отыскал статью о роли грецких орехов в диете больных раком толстой кишки и начал читать. Главная прелесть этого журнала в том, что он существует вне пространства и времени в их традиционном понимании; читая его, мистики и блаженные впадают в транс, какого обычной медитацией не добиться.

Увы, достичь этой формы восприятия мне не позволили. Поверх журнала нарисовался широкий мужской торс.

— Ты живой, — прохрипел зомби, с шумом наполнив легкие воздухом.

— Да, — не поднимая головы, ответил я, — хотя, думаю, ненадолго. Ну, вы наверняка понимаете, о чем я.

— Тогда какого хрена ты здесь делаешь, образина теплокровная? — куда эмоциональнее поинтересовался он, обдавая зловонным дыханием.

— Приятеля жду, — кротко отозвался я.

— Подожди за дверью! — после тяжелой паузы велел он.

Я поднял глаза. Уверен, этот парень внушал безотчетный страх еще в бытность живым, но после смерти стал еще ужаснее. Ростом под метр девяносто, он состоял практически из одних мускулов, рельефных, какие появляются лишь после регулярных тренировок. Руки он оставил голыми, а футболка сидела так туго, что при каждом движении мышечные группы сталкивались, словно тектонические плиты. Лысина блестела, но, естественно, не от пота, а, насколько мне удалось разобраться, от какого-то масла. Итак, передо мной стоял нарциссист с танатологическим уклоном, влюбленный в свое мертвое тело и хранящий его, словно бесценный музейный экспонат.