Передо мной открывалась служебная зона торгового центра, где стояли грузовики с серебристо-красной символикой. Ни полицейских, ни захвативших здание преступников не наблюдалось. В нескольких метрах — загрузочный дебаркадер, подъемную дверь из рифленого железа закрыли лишь на три четверти. От такого приглашения не откажется ни один нормальный вор! Я легко спрыгнул на другую сторону, слыша позади истошные крики.

— Артур, Артур, здесь человек! У нас во дворе посторонний!

Затем раздался грубый мужской голос:

— Какой к черту посторонний?! Ни одного постороннего не вижу!

Убедившись, что за мной не следят, я бросился к дебаркадеру. Около него стоял грузовик: задние двери фуры широко распахнуты, погрузочная эстакада опущена. Картонные коробки, очевидно, упав с перевернутого поддона, разлетелись по бетонированной площадке. Тех, кто здесь работал, неожиданно заставили прерваться. При удачном стечении обстоятельств они сбежали, когда начались беспорядки, но также возможно, что их взяли в заложники. Черт, куда я опять влезаю?! Хотя на попятную идти поздновато: рассудительность и здравомыслие следовало проявлять на более ранних этапах.

Думаю, подъемную дверь дебаркадера можно открыть, если просунуть под нее руку и с силой нажать, но неизвестно, какой шум при этом поднимется. Нет, лучше встать на коленки и пролезть в щель.

Карауль кто-нибудь по ту сторону двери, прикончить меня было бы легче легкого. Да, если ползешь, как черепаха, на незаметное проникновение рассчитывать не стоит. Однако в длинном узком помещении, до самого потолка заставленном коробками и ящиками, вооруженных сломанной мебелью маньяков, к счастью, не наблюдалось. Поднявшись на ноги, я пару минут прислушивался, но тишина казалась абсолютной. Очевидно, боевые действия шли в другом месте.

Через пару шагов я уловил множество едва различимых звуков: тяжелые удары, крики, приглушенные расстоянием до такой степени, что, закрыв глаза, можно было убедить себя: я попал на крикетный матч.

В дальнем конце помещения двери не обнаружилось — лишь квадратная арка, ведущая на склад попросторнее. Я двигался медленно и осторожно, чувствуя спиной неприятный холодок, всякий раз, как пересекал темный пролет. Вот и шахта лифта, такая широкая, что запросто вместит и меня, и «хонду». Самой кабины видно не было — распахнутые двери обнажали колодец из серого шлакобетона, казавшийся бездонным.

Из склада я вышел к бесшумным вращающимся дверям, за которыми начинался выложенный плитами коридор. Постеры, рекламирующие дизайнерские джинсы за полцены и триста бесплатных минут при покупке нового телефона, однозначно говорили о том, что из подсобных помещений я, наконец, попал в сам торговый центр.

Я надеялся, что коридор выведет меня в главный пассаж, но вместо этого очутился в тупике лицом к туалетам и автомату «Узнай свой вес». Здесь шум не слышался вообще, но, едва я решил идти обратно, как другое чувство — то, которое использую во время работы, — стало подавать сигналы тревоги. По моим следам шли: даже нервной дрожи в пальцах не понадобилось, чтобы понять — ко мне приближается не человек, а мертвый, воскресший, или некто пострашнее. Этот некто направлялся прямо ко мне. Еще секунда, и он свернет за угол и окажется в поле моего зрения.

Деваться было некуда, так что я бесшумно отступил к дамскому туалету, распахнул дверь и скользнул внутрь. Раз эта нелюдь взяла след, то наверняка меня отыщет, но я получу хоть пару секунд на подготовку к встрече.

Мой серебряный кинжал годится лишь для фруктов — его, как и потир, я использую исключительно в ритуальных целях. Зато в кармане тренча остался нож, накануне ночью брошенный loup-garou. Достав его, я снял с устрашающего лезвия картонный цилиндр, притаился у двери и стал ждать.

Плиты гулким эхом разносили приближающиеся шаги, а потом повисла жуткая тишина. Я вообразил, как мой преследователь стоит и, напрягши все имеющиеся инстинкты, решает, в какой из уборных я спрятался — в мужской или в женской.

Дверь открылась. Сейчас закроется, и кого бы я ни увидел, брошусь в атаку! Но тут послышался вздох, усталый и слегка разочарованный.

— Кастор…

Сбитый с толку, я безвольно выронил нож, а Джулиет, аккуратно закрыв дверь, повернулась ко мне. Под длинным кожаным плащом платье из алого шелка — черт, прямо не суккуб, а закованная в броню роза! В средневековом «Романе о розе» цветочные метафоры использовались, чтобы скрыть непристойности от бдительного ока церкви. Я подумал о распускающихся бутонах и… немилосердно оборвал мысли, которые наверняка выбили бы из равновесия и увели в далекие дали.

— Мне так и показалось, — проговорила она.

Как обычно, попав в идиотское положение, я от обороны перешел к атаке:

— Показалось? Где же твое непогрешимое обоняние? Ты должна была за километр меня учуять!

— Здесь слишком много запахов, — пробормотала суккуб и, закрыв глаза, сделала глубокий вдох. — В этом здании находится кто-то еще: он крупнее тебя и смердит сильнее.

— Наверное, это стоит воспринимать как комплимент.

— Воспринимай, как хочешь.

Внезапно я почувствовал, что Джулиет сильно напряжена: на шее сквозь белоснежную кожу бугрились жилы, сама поза выражала готовность к броску. В последний раз я видел подобное, когда Джулиет охотилась на меня, и поэтому искренне сочувствовал и сегодняшней жертве, и всем тем, кто окажется на пути суккуба.

— Где они? — спросил я и перехватил недоуменный взгляд Джулиет, будто позабывшей о моем присутствии. — В смысле, заложники… Да и сами преступники где?

— Там. — Суккуб посмотрела на потолок. — Прямо над нами.

— Что собираешься предпринять? И как ты вообще оказалась здесь? Сьюзен Бук в новостях увидела?

Суккуб покачала головой и на секунду помрачнела, словно я заподозрил ее в чем-то не слишком пристойном.

— Нет, — коротко ответила она, — но если бы видела, получила бы более наглядное подтверждение. Захват заложников связан с происходящим в святом Михаиле. Я уверена, потому что здесь чувствую то же самое, что и в церкви: только сконцентрируюсь на запахе, как он исчезает. Но неведомая сила вышла из укрытия, и, если я подберусь поближе, сумею понять, с кем имею дело.

Переварить услышанное оказалось непросто, но спорить я не собирался. Да и обсуждать важные вопросы в туалете очень по-девчоночьи.

— Слушай, де-факто мы не имеем о происходящем ни малейшего понятия. — Я не дал Джулиет возразить. — Знаем лишь, что на втором этаже одни люди громят магазины, а другие имели несчастье оказаться у них на пути. Готов поверить в твою версию: беспорядками управляет какая-то сила, возможно, даже та самая, что поселилась в святом Михаиле. Однако сейчас все это не важно. Раз уж мы оба здесь, самое разумное — вытащить с поля боя нашу милую коллегу, пока полиция не применила слезоточивый газ.

Джулиет раздраженно покачала головой.

— Я интересуюсь лишь тем, ради чего сюда пришла, — запахом, который почуяла. Хочешь спасать Бук — пожалуйста, только я в этом особой необходимости не вижу.

— Она тебя любит.

— Что?

— Ну, точнее, чувствует физическое влечение. Бедняжка получила слишком большую дозу твоих… хм… феромонов и, будучи набожной гетеросексуалкой, не знает, как с этим справиться. Неужели никогда не замечала ее восхищенных взглядов?

— Подобные сигналы я автоматически блокирую, — заявила Джулиет, хотя в ее голосе слышалось некоторое замешательство. — Пытаешься вызвать у меня, как это называется, чувство вины?

— Нет, — теперь настал мой черед раздражаться, — ты просто подумай. Возможно, Сьюзен не оказалась бы здесь, если бы не ходила, как сомнамбула, мучаясь непотребными мыслями о тебе. Я не хочу оставлять ее в этом бедламе.

— Ее мысли ни тебя, ни меня не касаются.

— Правильно, и я не пытаюсь вызвать у тебя чувство вины, а лишь объясняю, что в некотором роде считаю себя ответственным за Сьюзен.

Джулиет молчала, и это служило веским доказательством того, что я дал ей определенную пищу для размышлений. Она искренне старается очеловечиться: некоторые вещи кажутся ей совершенно непостижимыми, но Джулиет серьезно решила вникать в каждую деталь, времени-то у нее целая вечность!