А с последним вышла промашка: отскочив назад, тот успел выхватить ствол и передернуть затвор.

«Все! — промелькнуло у Ярового. — Сейчас поймаю пулю и… конец сериалу!..»

Однако вышло по-другому.

Короткая схватка происходила в «предбаннике» какого-то цеха. И одновременно с двойным щелчком затвора из темного проема, ведущего в коридор, бесшумно выскользнула тень.

В ту секунду гитарист ничего не понял, кроме одного: нужно максимально осложнить задачу стрелку. Пригнуться; отпрыгнув, увеличить дистанцию; перемещаться…

Но и этого сделать не успел. Тень издала один резкий щелчок, другой, третий. Мужик с пистолетом вскрикнул, отлетел назад.

— Вадим!? — изумленно прошептал Костя.

Сергеев произвел еще несколько выстрелов. Подхватив валявшиеся средь мусора ключи от машины, ледяным тоном произнес:

— Ты рассказал им про шефа?

— Нет.

Они обшарили карманы убитых, забрали Костины вещи и отыскали ключи от наручников. Вадим помог освободить руки. Осторожно миновав коридор, сбежали вниз по ступенькам, перед выходом во двор тормознули. Полковник выглянул наружу, шепотом проинструктировал:

— Ты бежишь к машине, я — к будке. Разберусь со сторожем и открою ворота. Держи ключи.

Так и сделали. Когда в сторожке раздался приглушенный хлопок, «Audi» остановился у длинной ржавой створки. А едва створка поползла в сторону, Сергеев спрыгнул с короткой лесенки и плюхнулся на сиденье рядом с Константином.

— Куда? — выехал тот за пределы промзоны.

— Налево и три квартала прямо.

— А кто были эти… ребятки?

— Понятия не имею. Но тебе нужно привыкать. Платят нам хорошо и работенка — не соскучишься. Почти как в чеченских горах… Значит, говоришь, не сказал про Суходольского ни слова?

— Нет. Иначе они сразу пристрелили бы меня. А с игрой в молчанку оставалась надежда. Разве не так?

Сергеев усмехнулся и похлопал старого знакомца по плечу:

— Что ж, ты по-прежнему неплохо соображаешь!

— А ты полагал, что в спецназе я только и делал, что крошил башкой кирпичи?

— Не только?

— Крошил — было дело.

Мужчины рассмеялись. Вадим заливисто и громко, а Костя осторожно и схватившись ладонью за отбитую селезенку. Сделавшись серьезным, поблагодарил:

— Спасибо, Вадим. Теперь я твой должник.

— Это тоже моя работа. А болячки заживут! Зато Марк Антонович будет доволен — он таких поступков не забывает. На перекрестке крути направо и потихоньку перестраивайся в левый ряд.

— Куда мы сейчас?

— Если хочешь — пройдемся по магазинам — купим для тебя одежду и обувь. А по пути к ипподрому заберем регистрационные номера.

— Мне все равно.

— Ну и ладненько. Кстати, давай договоримся не афишировать перед боссом нашу старую дружбу. Не субординации ради, а… В общем, стыдно признаться, но я не сразу узнал тебя в «Мельнице».

— Не вопрос. Меня действительно трудно узнать. Последние пару лет…

У ипподрома Сергеев вновь оставил подопечного в машине одного, правда, на сей раз предварительно вооружив новеньким автоматическим пистолетом.

— Держи, — сунул он ему в руки ГШ-18.

— Оп-па! — взвесил тот на ладони обновку. — Где-то я такой видел. В журнале или по телеку…

— Отечественный шедевр — Грязев-Шипунов. Отличная машинка: неприхотливая, мощная — жилетку пробивает с полтинника. Им сейчас некоторых спецов вооружают.

— А «Глока» или «Береты» нет?

— Импорта не держим.

— Годится, — проверил магазин Яровой. — Попробовать бы его в деле.

— Успеешь. Будет такая возможность, — усмехнулся он и исчез.

Отсутствовал Вадим недолго — вернулся спустя десять минут вместе с шефом, которому, конечно же, успел рассказать о происшествии. Суходольский был чем-то озабочен и к удивлению Кости не выказал большого интереса к случившемуся. Усевшись в машину, он кивнул на прилепленный ко лбу новичка пластырь телесного оттенка:

— Живой?

— Проехался немного мордой по местной флоре, распугал матом фауну. Бывало в моей жизни и хуже…

— Выглядишь героически.

— Ага. Как беременный дятел-диверсант.

— Почему дятел?

— Лоб красный, крылья перебиты, ребра опухшие. Вообще-то, в таком состоянии пострадавшему человеку требуется скорая помощь или обезболивающее. Но я согласен выпить простой водки.

— Надеюсь, твои травмы скоро заживут, — смягчился Марк Антонович. — Водку тебе пить не положено — ты на работе. А в остальном… если над тобой хорошо поработать: преподать манеры, заставить получить нормальное образование, то из тебя вышел бы человек.

— А сейчас я, просите, кто?

— Сам же сказал — дятел. Ладно, гвардейцы — что-то мы разговорились. Нас ждет долгая дорожка, поэтому готов предварительно выслушать ваши просьбы и пожелания.

— У меня таковых нет, — привычно доложил с водительского места Вадим.

Молодой коллега внезапно выпалил:

— Два.

— Что два? — приподнял Суходольский бровь.

— Пожелания.

— Валяй.

— Хотелось бы получить аванс.

— Не вопрос. Number twu?

— Простите, не понял.

— Следующий пункт.

— В Пугачев позарез надо.

Сергеев хмыкнул, отъезжая от стоянки ипподрома, а Марк Антонович одарил Ярового тяжелым взглядом поверх золотой оправы:

— Мы, вообще-то, собирались в другую сторону.

— На полчаса. Очень нужно. Марк Антонович, на такой машине это трехчасовой крюк!

— Мда. Скромность — оружие безоружных.

— Он уже не безоружен, — вставил Сергеев. — Вопрос с экипировкой мы решили с помощью моих бывших коллег.

Не получив решительного отказа, Костя наседал:

— Я и гитарку бы свою там оставил. А?..

— Ладно. Вадим, рули в Пугачев, — сдался шеф. — Но если его там поймают — пусть пеняет на себя. Покупать РОВД или брать штурмом пугачевское СИЗО я не собираюсь.

Солнце клонилось к горизонту. Новенькая «Audi» шелестела покрышками по асфальту и несла трех мужчин на юг — в городок районного масштаба под названием «Пугачев»…

Сначала Суходольский безмятежно просматривал фильм по встроенному в подголовник водителя DVD. Потом погасил экран, тяжело вздохнул:

— Мда. Прав был один товарищ, сказав: «Пока народ безграмотен, из всех видов искусств важнейшими для нас являются кино и цирк». Но я, молодые люди, настоятельно рекомендовал бы вам смотреть старые фильмы. В новых — многовато глупости и грязи…

То ли от угасавшего дня, то ли в предчувствии долгой ночной дороги, то ли от монотонности безрадостной картины за окнами роскошного, пахнущего новенькой кожей салона, разговор не расходился. Иногда перекидывались малозначащими фразами; пили кофе из термоса; Вадим пытался выяснить дальнейший после Пугачева маршрут… А в основном безмолвствовали. Видно, созерцая проносившуюся мимо нищету и разруху, рассуждать об отвлеченном и возвышенном не хотелось. Яровой с Сергеевым нашли бы о чем вспомнить — оба служили, воевали. Но шеф не в теме. Неудобно. Вот и думал каждый о своем, пока Суходольский не приказал остановиться.

По обе стороны плавного поворота трассы торчали остовы разрушенных деревенских домишек; темнели пятна заброшенных садов. Лишь одно кособокое строение с почерневшими стенами казалось обитаемым — во дворике за повалившимся забором на бельевой веревке колыхалась пара постиранных наволочек и цветастый платок. Против домишки у дороги сидела в лохмотьях бабка. Перед закутанными в шаль коленками лежало перевернутое цинковое корыто с дырявыми боками; на корыте стояла миска полная зеленых яблок.

«Audi» бесшумно застыл рядом.

Пожелав размять затекшие ноги, из салона вышли все. Марк Антонович, потирая поясницу, неспешно приблизился к торговке, поздоровался. Вадим с Константином с наслаждением закурили…

— Что же, мамаша, одна здесь живете или с родней? — вежливо интересовался Суходольский, оценивая «витрину».

— Одни с дедом живем, одни, — рассыпала старая женщина вокруг глаз паутинки морщин.

— А где ж соседи?