— Быстрее сдайте полк своему заместителю. Я прикажу сейчас оформить приказ о вашем назначении. Завтра прилетайте и зайдите ко мне.
Мы простились. Я поехал прямо на аэродром и улетел в Мценск. Расставаться с полком было очень жаль: за короткий срок мы все сроднились, я знал весь личный состав. Как-то меня примут товарищи на новом месте? Что у них там не ладится?
В приказе по 212-му ДБАП от 16 августа 1941 года я значился уже как убывший к новому месту службы. Передал полк моему заместителю майору В. П. Филиппову, попрощался с личным составом. На другой день я снова был у командующего ВВС Жигарева. Получив уничтожающую характеристику руководства дивизией и приказание на «решительные действия», выехал на один из аэродромов под Москвой, в Монино, где находился штаб дивизии.
Знал я только ее командира — М. В. Водопьянова и М. И. Шевелева[43] — заместителя. Что люди они не военные, мне было известно. Но то, что Михаил Васильевич Водопьянов на редкость честный человек и настоящий патриот, — это мне тоже было хорошо известно. С М. И. Шевелевым я общался очень редко, знал его мало, понаслышке. [68]
Тяжелые летние происшествия в дивизии требовали тщательного разбора и анализа. Не выяснив причин этих происшествий, продолжать боевую работу было нельзя.
Прежде всего решил поближе познакомиться с главным инженером. И. В. Марков, военный инженер 1-го ранга, оказался хорошо подготовленным, отлично знающим свое дело. Знаниями, компетентным изложением событий этот человек сразу располагал к себе. (В дальнейшем Иван Васильевич стал главным инженером и заместителем командующего Авиации дальнего действия Ставки Верховного Главнокомандования. Ему было присвоено звание генерал-полковника инженерно-авиационной службы, а после войны, в 1946 году, он был назначен главным инженером ВВС.)
Полетели с ним по полкам, которые были разбросаны по разным аэродромам, вплоть до Казани. Следовало познакомиться с командным составом, с подготовкой летчиков и состоянием материальной части.
В общем-то обстановка не очень радовала. Материальную часть, то есть самолеты ЕР-2[44] и ТБ-7[45], я знал недостаточно, но мне было известно, что их двигатели нередко отказывали в полете. Некоторые самолеты были на дизелях, которые или отлично работали, или совсем не работали, а на установление причин, почему не работают, уходила масса времени. Подготовка личного состава к полетам в обычных дневных условиях была на должной высоте, что же касается ночных полетов да еще в плохих метеоусловиях, то ими, попросту говоря, не занимались, а радионавигацией как основным средством ориентировки в полете не пользовались.
Каков был, если так можно выразиться, «удельный вес» командования дивизии, можно было судить по тому, что, прилетев с И. В. Марковым на один из аэродромов, мы прождали более полутора часов, пока к нам явился командир 420-го АП полковник Н. И. Новодранов, находившийся здесь же, на аэродроме, и знавший о прилете своего командира. Привыкший к простоте отношений, но также и к взаимному уважению у себя в 212-м полку, я, как говорится, только диву давался. С такими прецедентами сталкиваться мне в жизни не приходилось. Видимо, прав был командующий ВВС, потребовавший от меня решительных действий по вступлении в командование дивизией.
Явившийся, наконец, командир полка поздоровался с Марковым и спросил, где командир дивизии. Главный инженер, указав на меня, сказал: «Вот новый командир дивизии полковник Голованов». Представился мне Новодранов с явно смущенным, растерянным видом. [69] Он достаточно послужил и полетал в своей жизни и, конечно, службу в армии и существующие в ней порядки прекрасно знал. Получить звание полковника в мирное время не просто, и дисциплинированность здесь занимает не последнее место.
Мной давно уже было усвоено, что поспешность в решениях — плохой советчик, и поэтому никаких претензий я не высказал. Марков, судя по всему ожидавший острой реакции с моей стороны, был немало удивлен. Но к тому времени, многое повидав в своей жизни, я твердо убедился в том, что сила старшего не только в той власти, что находится в его руках, а в другом — в умении показать если не свое преимущество, то, во всяком случае, не меньшие, чем у подчиненных, познания в деле, на котором они стоят. Учить и командовать может только тот и до тех пор, пока он знает больше своего подчиненного и умеет передать ему свои опыт и знания.
Тогда любой работающий под твоим руководством будет относиться к тебе с уважением и безоговорочно выполнять твои указания. Мне кажется, что не обладающий должными знаниями человек не может стоять во главе других, он не принесет пользы делу, а иногда от него просто вред. Конечно, власть совершенно необходима в руках старшего, и применять ее обязательно нужно по отношению к людям, не желающим выполнять или плохо выполняющим свои обязанности. Причем власть эта после надлежащего предупреждения должна применяться немедленно и ощутимо. Это на пользу и тому, по отношению к кому она применяется, и, конечно, делу. Применение власти, если это становится необходимым, укрепляет организацию и дисциплину. Но неразумное применение власти дает подчас плачевные результаты, начальник и сам удивляется: кажется, пользуется своими правами вовсю, а эффект обратно пропорционален его стараниям.
Возвращаясь к полковнику Н. И. Новодранову, могу с удовольствием сказать, что он стал лучшим командиром полка, пользовался большим авторитетом, любовью личного состава, заметно выделялся своей образованностью и решительностью действий, был строгим и взыскательным командиром. Несколько месяцев спустя, в марте 1942 года, когда была создана Авиация дальнего действия, он вступил в командование этой же 81-й дивизией, но уже преобразованной в 3-ю дивизию АДД и первым из всех командиров АДД, был удостоен высокого звания генерал-майора авиации. Вот так иногда и складываются дела, если они идут без примеси личных эмоций лиц, которым доверено руководство.
Разобравшись с полковником Новодрановым и его военкомом — батальонным комиссаром Н. П. Дакаленко, а также с начальником штаба майором Г. Ф. Филимоновым, я дал указание быстрее заканчивать формирование. Страстное желание Новодранова скорее включиться в боевую работу было надежной гарантией скорого перебазирования его полка на аэродром Киржач (Ивановская область). [70] Затем мы улетели на аэродром в Ундоле (Горьковская область), где дислоцировался 421-й АП, летавший тоже на самолетах ЕР-2. Им командовал подполковник А. Г. Гусев, мой старый знакомый, принимавший непосредственное участие в формировании 212-го АП в Смоленске, отбиравший из ГВФ летчиков для этого полка и, как инспектор дальнебомбардировочной авиации, выпускавший меня на самолете ДБ-3Ф в Смоленске. Подчиненным делать это не полагалось. Он же был одним из членов комиссии, проверявших в мае наш полк. Надо прямо признаться, что мы оба чувствовали себя при встрече не очень уютно. Я знал его не особо положительное отношение к формированию 212-го АП из летчиков гражданской авиации, а также и ко мне, гражданскому летчику. Еще он, как мне показалось, был несколько насторожен: как все это обернется в теперешних условиях наших взаимоотношений? Надо сказать, в армии это не редкость, когда взаимоотношения между людьми, сложившиеся в определенных обстоятельствах, играют потом немалую роль. К тому же и характер у Гусева был, как говорится, не из легких. Чтобы быть кратким, скажу, что Гусев также в дальнейшем был за свою работу удостоен звания генерала и наши отношения всегда оставались хорошими. Обсудив с ним и военкомом — старшим батальонным комиссаром А. С. Кошелевым — дела полка, который частично уже вел боевую работу, а поэтому и порядка в нем было куда больше, мы отправились в Ковров к месту дислокации 432-го АП, летавшего на самолетах ТБ-7. Вот здесь-то и узнал я самую суть — то главное, что явилось причиной смены командования дивизии. Оказывается, в первой декаде августа командованием ВВС и дивизией было доложено в Ставке о готовности дивизии к боевой работе и нанесению ощутимого удара по Берлину. После этого доклада, в ночь с 8 на 9 августа, под диктовку Сталина одним из членов Государственного Комитета Обороны было написано такое распоряжение:
