Наконец мы оказались перед каменной аркой, за которой был провал во тьму. На арке сияла молочно-золотистая надпись: «Баопу-цзы сказал: „Сказано: «Великая благая сила Неба и Земли есть жизнь“. Мы прошли под ней, и сразу стало чуть светлее. Это свет свечи отразился в идеально отшлифованном молочно-золотистом камне тонких резных колонн, поддерживавших своды огромного зала. Здесь на возвышениях лежали воины в старинных одеждах, и каждый из них держал тонкий длинный меч.

Варфоломей поднес свечу поближе к одному из воинов. Глаза его были открыты, и в них чернело по два зрачка.

— Вот это да! — прошептал Варфоломей. — Нет, вы не понимаете! Вы просто не в состоянии понять, что происходит! — Он нервно поправил на носу маленькие круглые очки, — Смотрите, у них острые кончики ушей!

Я присмотрелся. Да, совсем как у Гэ Хуна. Я случайно задел край халата одного из воинов, и ткань рассыпалась в прах, обнажив кожу руки. Точнее, не совсем кожу. Она была серебристой и больше напоминала чешую. Пламя свечи заиграло на этой «коже», как на лезвиях мечей, тоже светлых и чистых, не тронутых временем.

Увидев это, Варфоломей пришел в неописуемый восторг и только восхищенно качал головой, не находя слов для выражения оного восторга.

— Они мертвые, — спокойно сказал Марк.

— Мертвые?! — взвился Варфоломей. — С чего ты взял?

— Они холодны как лед. — Похоже, Марк единственный из нас решился к ним прикоснуться.

— Да, как Пьетрос пятнадцать минут назад. Ты, часом, не мертвый, Пьетрос? Как ты себя чувствуешь?

— Да ничего.

— Вот именно. Ты посмотри им в глаза, Марк! У мертвых не бывает таких глаз. Да и вообще так в Китае не хоронят. Кстати, как ты объяснишь то, что ткань на их одежде рассыпается при легком прикосновении, а тела свеженькие, как будто их хозяева только что прилегли отдохнуть? От мертвецов бы давно остались высохшие мумии, если не скелеты.

— Ты хочешь сказать, что они могут встать в любую минуту? — усмехнулся Марк. — Многовато их на нас троих… Сколько их здесь?

— Восемьдесят один, — тихо проговорил я.

— Что? — одновременно произнесли Марк и Варфоломей, разом уставившись на меня.

— Гэ Хун сказал, что их восемьдесят один.

— В глюке? — заинтересовался Варфоломей. — Ты все это уже видел?

— Если это был глюк… Нет, я видел только Гэ Хуна и гору с персиковыми деревьями, которые одновременно цвели и плодоносили.

— Так…

— Гэ Хун сказал, что это Пещерные небеса.

— Так…

— И что его школа каких-то там письмен, кажется, трех государей…

— «Трех Августейших», — поправил Варфоломей.

— …поддерживает Господа и дарит ему восемьдесят одного бессмертного воина, которые воскреснут, как только он спустится сюда.

— Так…

— И он дал мне ключ. Вот этот. — Я отдал ключ Варфоломею.

Он долго внимательно рассматривал старинную работу.

— Есть старинная легенда про двух монахов, буддийского и даосского, как они в тонком теле путешествовали из Сычуани в Янчжоу, то есть из Западного Китая в Восточный, чтобы полюбоваться там знаменитыми хризантемами, а потом сорвать цветок и принести его с собой. Когда буддийский монах вернулся в свое физическое тело, его ладонь оказалась пуста, а даос сжимал в руке хризантему. Никогда не мог в это поверить… до сего дня. Знаешь, когда ты потерял сознание и мы не смогли привести тебя в чувство, мы нашли там наверху курильницу. Из нее шел какой-то дым. Мы ее сразу затушили. Дело в том, что даосы активно использовали галлюциногены в своих практиках. Удивительно, что мы тоже не вырубились.

— Наверное, ему нужен был я.

— Возможно… Хотя странно…

— Он даже не знал моего имени.

— Думаю, ему просто нужен был кто-то один, неважно кто. Ты оказался самым восприимчивым. Что он еще тебе сказал?

Я задумался.

— Знаешь, мне, наверное, нужно встретиться с Господом.

— Да, конечно, ты прав. Ты не обязан говорить то, что не предназначено для наших ушей.

Мы поднялись на поверхность. Уже совсем рассвело, и на улице было полно народа.

— Странно, — заметил Марк. — По моим расчетам, сейчас должно быть часа четыре.

— Восемь утра, — возразил Варфоломей, взглянув на часы,

— Петр, — не унимался Марк, — когда ты очнулся, я посмотрел на часы. Было два часа ночи. Вы хотите сказать, что мы шесть часов бродили между мертвыми китайцами?

— Судя по тому, как я хочу пить, может быть и шесть часов, — заметил Варфоломей. — Пойдемте, вон торговец гороховым напитком.

Он был абсолютно прав. Меня тоже мучила жажда. Этой самой зеленоватой гадостью, гороховым напитком, торговали прямо на улице, и услужливый китаец налил нам по пиале. Гадость по вкусу очень отдаленно напоминала пиво. Мы закусили лепешками чуньбин и сразу пришли в себя.

Улицы уже запрудил сплошной велосипедный поток. По количеству велосипедов Пекин мог соперничать с весьма велофицированной Веной. К тому же обитатели европейской легкомысленной красавицы предпочитают возить велосипеды на крышах автомобилей на случай «пробки», а здесь для многих это единственный вид транспорта. Что, впрочем, совершенно не исключает «пробок», кои мы имели несчастье наблюдать, когда приблизились к центру города.

Машины заполняли собой улицы, как детали картины-головоломки, и абсолютно никуда не двигались. Так что мелькнувшая было у нас идея поймать такси отпала сама собой.

— Варфоломей, здесь что, всегда так? — поинтересовался я.

— Вообще бывает, Но сегодня как-то особенно.

Через пару кварталов нам все стало ясно. Улицы были просто перекрыты, потому что к центру города двигалась демонстрация. Судя по возрасту и общему настроению, состояла она в основном из студентов и впечатление производила не очень серьезное. Хотя, с другой стороны, уж больно их было много! Я почитал лозунги: «Долой чиновников-взяточников!», «За гражданские свободы!», «Мы не бунтовщики!», и один, который мне особенно не понравился: «Срединному государству — ханьскую династию!», то есть «Китаю — китайскую власть!». Вот сволочи!

Варфоломей долго, наморщив лоб, смотрел на это действо, пока ему под руку не попался продавец газет. Наш друг сунул ему монету и впился глазами в приобретенное периодическое издание. Издание несло полную чушь. "Третий день студенческих протестов, — нагло утверждало название. — Эмануинь согласился принять представителей демократических организаций».

— Как третий день? — опешил я.

— Посмотри на число, — спокойно посоветовал Марк.

Число имелось. Двадцать пятое апреля. И это означало, что мы бродили между китайскими мертвецами не шесть часов, а шесть дней. Мы переглянулись.

— Марк, у тебя часы с датой? — спросил я.

— С датой… Двадцать пятое апреля, — подтвердил Марк с усмешкой смельчака, поднимающегося на эшафот.

— Господь с нас шкуру спустит, — озвучил я его мысли.

Варфоломей вздохнул.

До дворца мы шли пешком, вместе с демонстрацией. То есть, конечно, не вместе, параллельно, вдоль стен домов. В том же направлении.

Дворцовую охрану мы миновали благополучно, если не считать того, что солдаты внимательно посмотрели на нас, а один из них сразу позвонил куда-то по сотовому. Зато когда мы вошли в павильон, нас сразу поймал Иоанн.

— Вы что, с ума сошли? — прошептал он и схватил Марка за руку. — Вы знаете, что имеется приказ о вашем аресте?

— Нет, — спокойно сказал Марк. — Отцепись!

— Это из-за нашего недельного отсутствия? — поинтересовался Варфоломей.

— Если бы только! Вас кто-то оклеветал. Надеюсь, что оклеветал. По крайней мере я в обвинения в ваш адрес не верю.

— Как оклеветал?

— Пойдемте быстрее! Потом все расскажу. О вас уже наверняка известно. — И Иоанн потянул нас куда-то по лабиринту дворца.

Мы миновали несколько зданий, пересекли пару внутренних двориков и искусственных речек, пока Иоанн не затащил нас в бурый одноэтажный павильон на берегу миниатюрного прудика, украшенного растительностью и причудливыми камнями, Здесь ангелочек наконец вздохнул с некоторым облегчением.