— Я рад, что вам лучше, — улыбнулся монах.

— Спасибо за участие! — шутовски поклонился я. — Что у нас на завтра — дыба или «испанские сапоги»?

— Ну, если вам литургия все равно что «испанские сапоги»…

— Убить меня мало, да? Вы ведь хотели! Так, может быть, лучше было сразу, без мучений?

Михаил вздохнул.

— Мне жаль, что я не смог заслужить вашего прощения.

— Тошнит от вашего смирения! Смиренные монахи — тюремщики! Марк ведь тоже под замком, да?

— Да.

— Что вы вообще от нас хотите?

— Спасти вас.

— Против воли?

— У вас нет своей воли, только воля Антихриста.

— Ошибаетесь! Служить ему, кто бы он ни был, — это наш свободный выбор.

— Вы сможете выбирать, только когда отречетесь от Сатаны.

— Убирайтесь! Арабы, которые держали нас в подвале без света, были много милосерднее вас. Они хотя бы не лезли в душу.

Михаил смиренно поклонился, вышел из комнаты и запер дверь.

Вечером я услышал внизу звук мотора и подошел к окну. К монастырю подъехал джип, и из него, почтительно поддерживаемый монахами, вышел старик в монашеском одеянии. «Очередной бессмертный по мою душу», — подумал я и не ошибся. Скоро на лестнице послышались шаги, и на пороге моей кельи появились Михаил, Map Афрем и тот самый старик, седовласый и белобородый.

— Это авва Исидор, — представил его Map Афрем. — Мы хотели бы поговорить с вами.

— Садитесь, пожалуйста. Двое бессмертных! Какая честь! Вы хотите отслужить для меня персональную литургию?

Map Афрем вопросительно посмотрел на авву Исидора. Тот покачал головой.

— Посмотрим… — пробормотал регент.

— Еще одна троица спасителей! — не унимался я. — Нет, вы действительно надеетесь загнать меня в Царствие Небесное железной рукой?

— Эммануил пытается загнать всех железной рукой в свое царство, — заметил Map Афрем.

— Так если он — Антихрист, может быть, не стоит брать с него пример?

— Брать пример не стоит, — медленно проговорил авва Исидор. — Но сопротивляться можно и нужно, — и внимательно посмотрел на меня.

— А знаете, как мы бежали от арабских террористов? — усмехнулся я. — Слушайте! Мы захватили автомат, убив двух охранников, и выбрались из подвала по их трупам. Знаете, как по лестнице, очень удобно. А потом стреляли во всех, кто попадался нам на пути, неважно, мужчина, женщина или ребенок. Расстреляли целый магазин.

— Это можно считать исповедью? — поинтересовался авва Исидор.

— Для исповеди нужен священник.

— Во времена моей молодости еще сохранялись публичные исповеди перед общиной, — заметил Map Афрем.

— Да, их отменили позже, — подтвердил авва Исидор.

— Так что священник — это совершенно не принципиально, — заключил Михаил.

— Все равно в моих словах нет ни капли раскаяния, — заявил я. — Так что не пройдет!

— Ну, капля-то точно есть, — возразил авва Исидор. — А может быть, и не капля. Вы бы не пытались ужаснуть нас своими подвигами, если бы они вас самого не ужасали.

— А что, автомат был один? — спросил Map Афрем.

— Да.

— И вы стреляли из него вдвоем?

— Неважно.

— Важно. То есть стреляли либо вы, либо Марк. Так кто же?

— Совершенно безразлично.

— Нет, авва Исидор, давайте пока не засчитывать это в качестве исповеди. Организуем это отдельно, и чтобы без самооговоров.

— Ну-ну.

Map Афрем вопросительно посмотрел на авву Исидора. Тот покачал головой, и я почувствовал себя безнадежно больным на консилиуме врачей. Мне явно ставили диагноз.

— Может быть, надо было все-таки попробовать экзорцизм? — тихо проговорил Map Афрем.

— Не поможет… — сказал авва Исидор — Это надолго. Возможно, нам понадобятся годы.

— Вы хотите годами держать нас здесь? — возмутился я.

— Это пошло бы вам на пользу. И пока, — Исидор переглянулся с Map Афремом, — вы останетесь здесь. Вас не будут выводить из кельи и разговаривать с вами, Только если вы захотите исповедоваться или присутствовать на богослужении — скажете об этом Михаилу. Мы будем очень рады.

— Я хочу видеть Марка.

— После исповеди.

Авва Исидор, Map Афрем и Михаил вышли из комнаты и заперли за собой дверь. Я отвернулся к окну.

Наступила ночь. За окном повисла полная луна, огромная и желтоватая. Снизу из храма раздались песнопения — громко, отчетливо. Это продолжалось до самого утра, я не мог заснуть. Надо было бежать. Меня ужасала перспектива провести годы среди этих молитв, постов и занудных монахов. Где же Марк? Почему он до сих пор не устроил побега? Даже раненому ему нетрудно справиться с полутора десятками безоружных людей, изнуренных постами и ночными бдениями. Да жив ли он?

Эта мысль мучила меня весь следующий день. Михаил не разговаривал со мной, не смотрел на меня и не отвечал на вопросы. Меня уже тошнило от этих фиников! Я чуть не запустил в бедного инока тарелкой, но, по-моему, он относился ко мне с тайным сочувствием, и я сдержался.

Наступило утро второго дня моего строгого заточения. Михаил был как-то особенно светел, но героически молчал. Он поставил передо мной стакан воды… И все. Я с недоумением посмотрел на этот «завтрак».

— Это что?

Он улыбнулся, но промолчал.

— Сволочи! Теперь вы решили морить нас голодом? Думаете, так я сдамся?

— Это совсем не то! — не выдержал Михаил. — Просто сегодня Великая Суббота, и по нашему уставу ничего нельзя вкушать, кроме воды. Вчера, в общем-то, тоже, но для вас сделали поблажку.

— Поблажку, значит? Где Марк? Я хочу убедиться, что он жив!

— Вы будете на пасхальном богослужении?

— Да!

Я согласился не потому, что так быстро сломался. Я вовсе не сломался. Просто надо было действовать, а я не мог действовать без Марка.

— Хорошо, — согласился Михаил.

Вечером, часов в шесть, в моей келье вновь появились Михаил и Map Афрем.

— Пойдемте!

— Я увижу Марка?

— Мы за этим и пришли.

Меня вели по крытой галерее с арками, вырубленными в камне.

— Вот, смотрите!

Мы подошли к одной из арок, и я взглянул вниз. Кажется, это была противоположная часть скалы, в которой был вырублен монастырь. Там, внизу, находился залитый закатным солнцем внутренний двор. С одной стороны он примыкал к скале, а с другой возвышалась белокаменная стена. Я и не знал о его существовании!

Марк стоял в окружении нескольких монахов, вероятии, охранявших его. Руки Марка были связаны за спиной.

Наверное, я очень пристально посмотрел на него, так что он почувствовал мой взгляд и поднял голову. Наши глаза встретились, и, по-моему, он заметил и узнал меня. Но в тот же момент меня оттащили от арки.

— Почему вы не даете нам общаться, Map Афрем? — возмущенно спросил я.

— Потому что вы можете только помешать спасению друг друга.

— Вы и его надеетесь спасти?

— Конечно.

— По-вашему, он не безнадежен?

— Абсолютно не безнадежен, — сказал Михаил с таким выражением, будто считал, что я — гораздо более сложный случай.

— Что ж вы его связали?

— Иногда нужно связать человека, чтобы помешать ему совершить зло. Потом он сам скажет вам спасибо за то, что вы вовремя удержали его руку.

— Да? И как, Марк еще не благодарит?

Михаил улыбнулся.

— Пока нет, но у нас еще есть время.

Мы вошли в храм, украшенный алой тканью и розами всех оттенков красного: от розового до бордового. Началась служба. Мысль о том, что здесь придется простоять часов двенадцать, несколько удручала меня, но это стоило сделать ради того, чтобы увидеть Марка. И Марк не обманул мои ожидания.

Около полуночи, когда священники сменили черные ризы на белые, у входа началось какое-то шевеление и послышался приглушенный шепот. Я оглянулся, но ничего не смог разобрать в полутьме.

— Что там случилось? — спросил я у Михаила.

Тот пошептался с соседями.

— Ваш друг согласился присутствовать на службе. Впервые! — радостно сообщил монах. — Он здесь!

Мне так и хотелось ему сказать, что он зря радуется, но я сдержался. Мне даже стало жаль этих наивных людей. А чуть позже, когда зажгли множество свечей, я наконец увидел Марка, которому удалось протиснуться ко мне поближе, несмотря на некоторое сопротивление монахов. Готов поклясться, что он подмигнул мне!