Я проследил за ее взглядом. Она смотрела на мою руку. Там чернело «Солнце Правды». Я поднял голову:
— Натяжка!
— Возможно. Но очень небольшая.
— Надеешься меня спасти? — Я сам не заметил, как перешел на «ты».
— Надеюсь.
— Я зашел слишком далеко. Кто бы ни был Эммануил, возвращение для меня невозможно.
— Это хорошо, что ты так думаешь, Это значит, что оно возможно.
Я осмотрелся. Я приказал директору тюрьмы дать ей все, что она попросит. Но прибавилось только несколько книг и настольная лампа. Не его вина. Не попросила.
Я ее холил и лелеял. Я берег ее, как бабочку коллекционера Фаулза. Только моя бабочка была лучше. Она не была пуста.
Я старался, чтобы Эммануил поменьше о ней знал. К счастью, Господу было не до того. Он счел свои дела в Африке незавершенными (несколько южных государств сохраняли номинальную независимость) и после Шавуота помчался обратно, пообещав вернуться к Еврейскому Новому году, то бишь где-то в сентябре. Дварака, едва приземлившись, опять взмыла вверх. Летающий остров на краткий миг вновь закрыл небо над Иерусалимом, и его тень заскользила по Иудейским горам.
Перед отъездом, на второй день Шавуота, Господь устроил очередной пир с Силоамским вином. Я уже понял, что эти пиры имеют смысл Эммануилова причастия. Вовремя: я уже начал испытывать синдром абстиненции. После пира мне полегчало, и я списал свои сомнения на вышеупомянутый синдром.
В июне мы с Марком и Матвеем отметили двухлетие нашей службы Эммануилу, распив бутылку «Clos de Vougeot». Марку этого показалось мало, и он до рассвета хлестал водку с охраной.
Следствие по поводу покушения на меня продвигалось вяло, как всегда в случае заказных преступлений и террористических актов. Я слегка давил по этому поводу на Марка, Марк — на следователей.
Дыры от пуль добавляют злости. К тому же покушение ограничило мне свободу передвижения. Какое удовольствие ездить по Иерусалиму в бронированном автомобиле? Я люблю ходить пешком.
Однако квартал Меа Шеарим я все-таки посетил и насмотрелся на длинные сюртуки и черные фетровые шляпы в жару сорок градусов. Ультраортодоксальные евреи явно не имели отношения к покушению. Их несколько смущало отсутствие Илии в команде Эммануила (и вообще в Иерусалиме), но это не было главным. Если Эммануил восстановит Храм и возобновит жертвоприношения — они простят ему и Илию, и осла, я в этом не сомневался.
А в начале июля я прихватил охрану и прошелся по Виа Долороза. Это было делом куда более рискованным, поскольку часть Крестного Пути проходила по Мусульманскому кварталу Старого Города. По последним данным следствия, ниточки вели все же к «Исламскому джихаду". Среди христиан находились неутомимые проповедники вроде Терезы, но они вряд ли были способны взяться за оружие с оптическим прицелом и играть в снайперов. Уж скорее люди, увлеченные их пропагандой.
Солнце жгло нещадно. Сомнительное удовольствие этой прогулки усугублял бронежилет, надетый мной по настоятельному требованию охраны. Я понял, что такое тащить в гору крест по такой погоде. Правда, в месяц нисан обычно бывает полегче, но и тогда случается хамсин, раскаленный ветер из пустыни Негев, и температура поднимается до сорока градусов.
После Четвертой остановки, где, по преданию, Иисус встретился с Марией, мы завернули в ресторанчик Абу-Шухри. Здесь было довольно сносно, по крайней мере гораздо прохладнее, чем на улице. Заказали хумус — отваренный турецкий горох с пряностями и чесноком. Охрана заняла четыре столика вокруг меня и с удовольствием кормилась за казенный счет. Вина было полно, и приличного, но я не решился на него в такую жару и заказал прохладительного. Охране тем более было не положено. Подали апельсиновый сок.
Под раскаленное солнце не хотелось, и я заказал кебаб с острым салатом. В общем, из ресторана вывалились часа в три. Стало еще жарче.
Дотащились до Шестой остановки, «Дома святой Вероники», где она обтерла лицо Иисуса своим покрывалом, на котором затем выступило чудотворное изображение Христа. Плат Вероники.
Охрана дышала, как стая загнанных псов — еще немного и высунут языки, — да и я был не лучше. Не стоит ли смилостивиться и на Голгофу не тащиться? Я замедлил шаг. А с другой стороны, больше половины пути пройдено, когда еще предоставится такая возможность? Но жара! Жилет этот дурацкий! Снять, что ли? Я остановился и задумался. Там, впереди, Храм Гроба Господня, в котором наверняка куда прохладнее. Осталось-то всего-ничего!,,
Я сделал шаг вперед, и тогда прогремел взрыв. На Седьмой остановке, Она называется «Судные ворота», хотя никаких ворот там нет. Перекресток Виа Долороза и улицы Сук Хан-эз Зеид. Бронежилет бы не спас. Мы не дошли туда метров десять.
На меня накатила злость. Все! Я не собираюсь считать покушения на себя! Я выхватил сотовый и позвонил Марку.
— Я в Христианском квартале. Пусть оцепят! Немедленно!
Я прикинул цепочку звонков от меня, через Марка и до конкретных полицейских участков. Бомбисты могут успеть смыться. Если уже не смылись. Вряд ли это было устройство с часовым механизмом. Я опоздал на полтора часа, значит, радиоуправляемое, и террористы должны были меня видеть — по крайней мере у ресторана. Следовательно, далеко уйти не могли.
Полиция появилась минут через десять. Оперативно. У нас бы час ехали.
— Прочешите район, — приказал я. — Арестовывайте всех подозрительных.
— Как всех? — спросил полицейский офицер.
— Всех. Я разберусь.
Я вернулся в президентскую резиденцию на постылом бронированном «Мерседесе». Полиция нахватала много, в том числе несколько человек, которых искали годами и поймать не могли. Но кто из пойманных имеет отношение к взрыву, ясно не было.
— И эти сойдут, — сказал я. — Допросите их как следует.
Я мечтательно подумал о восстановлении пыток и с тоской вспомнил Японию. Надо бы проконсультироваться у Арье, являются ли подобные методы достаточно кошерными и не противоречат ли Торе.
Спросил.
Арье повилял, повилял и наконец сказал, что пока лучше ограничиться детектором лжи.
— Слюнтяи! Хотите быть святее папы — потому и решаете свои проблемы десятилетиями и все решить не можете!
Арье надулся, но возражать не стал.
— Ладно, Пока ограничусь, — примирительно сказал я.
Был пост семнадцатого таммуза. В этот день в семидесятом году от Рождества Христова римляне проломили стены Иерусалима, что привело к разрушению Второго Храма. Пост походил на мусульманский (ни есть, ни пить от восхода до заката), за исключением последующего ночного веселья. Эммануил рекомендовал нам соблюдать местные обычаи, и я честно постился. Когда Арье позвал меня на ланч, я поднял брови и выразительно сказал:
— Семнадцатое таммуза.
Он даже как-то смешался, кивнул и опустил глаза.
Моя верность традиции привела к тому, что он пригласил меня на Шабат. Правда, с оговоркой «после Тиша бе-Ав». Оговорка объяснялась тем, что последующие три недели до очередного поста на Тиша бе-Ав — самое печальное время для иудеев, вроде нашего Великого Поста. Ортодоксальные евреи даже не слушают музыки, а с первого по девятое число месяца Ав не едят мяса.
Наступил месяц Ав, и температура воздуха, и так непереносимая, перевалила за пятьдесят. В Новом Городе плавился асфальт, а камни Старого обжигали через подошви сандалий. В больницах города от жары умерли несколько десятков человек. Арье утверждал, что такого никогда не было.
Марк не терял времени. Среди арестованных в день взрыва нашелся один, явно имеющий к нему отношение. Христианин, араб. Абд аль-Малак ал-Хариси. Сначала его вычислил детектор. Только тогда я позволил Марку использовать ту же гадость, что и в Японии, и мы узнали еще о троих.
Эти были мусульмане. Такой союз показался мне странным, но бывают еще и не такие союзы. Амин Нуссиб, Сулейман Хуссейни и Фасаль Нашиб. Их пришлось разыскивать отдельно. Нашли на первой недели Ава. Их объяснение причины покушения было кратким и исчерпывающим: «Во времена Махди не может разрушиться Купол Скалы, Значит, Эммануил не Махди, а его наместник не халиф».
