Продавец обернулся, и Отто оказался не Отто. Отто был Николасом и подмигивал мне из-под черной кисточки на феске. Я так старался не выказать удивления, что, наверное, было слышно, как мои пальцы захрустели в туфлях цвета бычьей крови.

– По горяченькой, парни? – Николас облокотился о прилавок. – Так, поглядим… Шесть?

– Отто? – спросил Роджер Элк Николаса, с полузажившими побоями все-таки похожего на дядю Фестера.

– Эй, – начала одна из мумий.

– Что за… – добавила вторая.

– Это тот парень… – недовольно вступила третья.

Я почувствовал, как моя правая рука проводит картой между пальцами левой.

– Раз…

Николас вытаращился на стриженую компанию, понимая, что его подставили. Его рука метнулась в сторону Роджера Элка; я увидел вспышку и почувствовал, как от статики затрещали мои пломбы. Николас оглушил адвоката из шокера, спрятанного в тряпке.

– Два…

В пломбах у меня снова зажужжало, и справа я услышал, как Мортимер сказал:

– ВУУФ! – когда из него вышибли дух.

– «Пизьдьетс»! – произнес Отто где-то у меня за спиной. Обернуться я не успел, потому что заметил Энджи, которая, выскочив из толпы пешеходов, ткнула свернутой газетой в бок сначала одну, затем другую мумию. Взвизгнув, те повалились на пол – окостенелые, глаза в кучу. Со стороны Отто я услышал еще один щелчок. Я крутанулся волчком и ткнул картой последнюю из мумий, которая еще стояла на ногах, кривя детское лицо в досадливой гримасе.

– Три.

Карта пыхнула голубым. Ничего не произошло.

Громила одной рукой сгреб меня за грудки, а второй полез за пушкой. Я посмотрел на карту, мерцавшую голубым у меня в руке, и ткнул ее в клетчатый живот.

Рука на моем лацкане судорожно разжалась – бесшумная голубая вспышка толкнула мумию в бегущую толпу и навзничь швырнула на пол.

– Пошли!

Николас подхватил меня под руку, проталкиваясь через сгусток зевак. В десяти ярдах впереди Энджи и Отто уже спешили к выходу на Вандербильт-авеню.

Свобода – и «линкольн» у бровки. Я распахнул пассажирскую дверцу. Пирожок оглянулся, высматривая приятелей.

– Эй, что за дела? Где…

Николас прыгнул на заднее сиденье и приставил оружие к шее Пирожка.

– Полегче, красавец, а то прихлопну, как майского жука.

Замыкали шествие китайского цирка Энджи и Отто. Не успев захлопнуть двери, мы покатили прочь: Пирожок – надув губы, остальные – шумно дыша.

– Налево по 42-й – выдохнул я.

– Там запрещено, – возразил Пирожок.

– Давай-давай. – Николас ткнул его шокером, потом нахлобучил на Энджи свою феску. – А потом направо на Вторую.

– Йа-хуу! – Энджи с Отто ударили в ладони.

– Но конечно! – прогудел гном.

Я глянул настороженным глазом в зеркало на моих друзей, улыбавшихся друг другу на заднем сиденье.

– Что вы все делали здесь? Как вы, черт возьми…

Николас выдернул ручку из моего кармана.

– Передатчик. Я прицепил к тебе жучка.

– Прицепил мне жучка? – Я почувствовал, что лицо у меня горит от возмущения.

– Ну да, наша маленькая птичка рассказала мне, что тебя захватили, ну и я через этого жучка немного следил за событиями, и всегда знал, где ты и куда ты. Мне нужно было выяснить, что ты знаешь. Оказалось – немного, должен признаться. Я стал пасти тот дом на Хановер-сквер – на такси. Я видел, как ты расплющился по стеклу. Я сидел в машине на другой стороне улицы, читал газету. Где ты умудрился так измазаться, Гарт?

– У них там ванны с грязью, и в одной из них меня утопили бы, если бы я сейчас не смылся.

– Я позвонил Энджи и отправил ее к одному другу за шокерами. И мы сидели в такси, ожидая удобной возможности. Когда ты выезжал из гаража, мы слышали, как ты говорил Роджеру Элку про Отто и Гранд-Сентрал. На такси мы успели туда раньше вас, завербовали Отто. Ладно, малый, тормозни тут у тротуара. – Николас ткнул Пирожка шокером. – Хороший мальчик. Поставь на ручник. Молодец. Теперь открывай дверцу и брысь отсюда – и ничего не вздумай учудить. Всех твоих дружков мы переглушили, так что тебе повезло. До скорого.

Пирожок пулей рванул прочь, я перелез за руль, и мы двинулись дальше по Второй авеню.

– Освобождать меня была очень опасная затея. – Я свирепо глянул на Энджи в зеркало заднего вида. Подруга обняла меня сзади:

– Я тоже тебя люблю, пупсик. Слава богу, ты цел.

А меня успокоило то, что цела она.

Ты когда пришла домой, Энджи? Я до смерти боялся, что они и тебя прихватят.

– Мы с Кейти пообедали, потом я прошлась по магазинам, так что дома появилась только где-то к четырем. У тебя все нормально, Гарт? Тебе ничего не сделали?

Она запустила пальцы мне в волосы, видимо, выискивая дырки от пуль или что-нибудь еще.

– Собирались, но нет, у меня все нормально. Скажите, бога ради, где полиция?

– Копы? – Николас фыркнул. – Нам бы до сих пор пришлось объяснять им, что мы не шутим. На это не было времени. Так где Пискун?

– В квартире. Под половицами, под Фредом. Но давай сначала поговорим о твоей маленькой птичке, о твоем осведомителе Вито.

Николас помолчал.

– Ну?

– Наверное, твой жучок не слышал моего разговора с Вито?

– Видимо, это было слишком глубоко в подвале. Ты ему не сказал, где Пискун, нет?

– Нет. Но через него он ко мне попал. Скорее всего, Вито обратил Слоуна, и тот попытался передать Пискуна через меня тебе.

– Что со Слоуном?

– Последний раз, когда я его видел, его окунали головой в ванну с грязью.

Николас скрипнул зубами:

– Плохо дело. Если Слоун заговорил…

– Вито! – сказала Энджи. – Они могли узнать, что Вито осведомитель.

– Надо спешить. Пацаны сообразят, и у тебя в квартире будет полно этих ребят.

До дому мы домчались быстро. Только слишком поздно.

– Не останавливайся! Проезжай!

Николас стиснул мое плечо. Я отмахнулся от него, и «линкольн» с визгом затормозил перед моим домом. На моем месте кто-то уже стоял, и еще кто-то – рядом. На тротуаре запарковались два патрульных экипажа и одна шоколадная машина без опознавательных знаков. Парадная дверь кафе-мороженого, которую мы никогда не открываем, сорвана с петель, разбита в щепки, будто фанерная. Я заметил, что Энджи стоит рядом – мы смотрели сквозь дверной проем в нашу гостиную. Обернувшись, я увидел только Отто. Николас вновь исчез.

В доме был полный разгром. Можно было подумать, там побывала пожарная команда со всеми их топорами и уважением к правам животных. Мелкие чучела – выдр, фазанов, скунсов, броненосцев, лис – просто расшвыряли по полу. Но те, что побольше, разодрали в клочки. Рыло африканского кабана. Хвост пумы. Половина койотовой головы. Бобровая лапа. Медвежьи ляжки. Стружки и опилки из старых чучел перемешались с пухом и перьями из нашей мягкой мебели, собранной на Парк-авеню. Они раскромсали и тщательно выпотрошили все – от пуфика до оттоманки.

Пернатые не пострадали, как и некоторые чучела зверей, которые не легко было достать (например, зимняя красная рысь, хвала небесам). Наверное, забыли захватить стремянку. Мы вошли, и полицейские сразу обернулись к нам.

– Карсон? – спросил один из копов.

– Я, – ответил я; голова у меня слегка плыла. Энджи ахнула и стиснула мою руку. Мы остановились перед Фредом. Голова смята, ни глаз, ни челюсти не было. Хребет прогнулся, задние лапы оторваны, а грудь раскроена тесаком. Стружек во Фреде осталось больше, чем шкуры. Фред погиб – раз и навсегда. Как и многие.

Коврик, на котором стоял лев, отшвырнули в сторону, половицы выдраны, посудное полотенце и пистолет лежали рядом с дырой. Пискун исчез.

– Детектив? – заорал вглубь комнаты коп.

Цильцер показался в дверях спальни и, прежде чем перейти в гостиную, окинул нас подозрительным взглядом. Позади него показался давешний бальзамировщик, они о чем-то пошептались и двинулись к нам. Нет, не к нам, а к простыне, которой что-то было накрыто. Бальзамировщик опустился на колено и отвернул край, втайне довольный происходящим.