Объекты этой дискуссии танцевали, не обращая внимания ни на что вокруг, все их ощущения сводились сейчас к восприятию музыки и сияющих глаз партнера. Мы проявим деликатность и не будем рассказывать читателю об объяснении, случившемся между ними накануне в жалком классе приходской школы, которое в тот момент казалось им парящим в небесах замком Фата-Морганы. Так много переживаний выпало на их долю за время нашего повествования, слишком долго о них говорили, на них смотрели, над ними насмехались, что они заслужили возможность хотя бы к концу нашей и их истории немного побыть вдвоем, в стороне от пристального взора нашего читателя. Достаточно будет сказать, что они обрели опору друг в друге, и на следующий день после праздника Джеймс намеревался явиться в дом миссис Браун, чтобы попросить у нее руки Дженни.

Мисс Браун, правда, робко предлагала ему потерпеть несколько месяцев, чтобы проверить свои чувства хотя бы полугодовым знакомством, но джентльмен резонно спросил, для чего нужна эта проверка, неужели мисс Дженни не уверена в себе или в нем?

В ответ ей оставалось только правдиво ответить, что ее уверенность зиждется на чем-то более глубоком, чем простое осознание необходимости его присутствия рядом, которая не пройдет ни сейчас, ни через год, ни через пятьдесят лет. Джеймс чувствовал то же самое, и они нашли смелость дать этому глубокому и едва осознанному имя – любовь.

Миссис Браун, как и обещала майору, охотно раскрыла материнские объятья Джеймсу, хотя как сын ей всегда оставался ближе Марк, более созвучный своим нравом с ее. Зато доверяла Алисон гораздо больше именно Джеймсу, не сомневаясь, что он гораздо более способен ценить то, что даровало ему милостивое провидение.

Венчание Дженни было не таким пышным, как у Полли, но тетушка Грантли так же шумно сморкалась, а его преподобие Алан Грантли проводил обряд с видом глубочайшего удовлетворения, дважды посрамив преподобного Бродвика.

За неделю до свадьбы в Риверкрофт срочно прибыл мистер Стюарт Квинсли, обеспокоенный полученным от Джеймса приглашением на его венчание с мисс Джейн Браун.

Стюарт собирался предостеречь своего молодого родственника о существовании мистера Томлинса и намеревался строго спросить с мисс Браун за обман, заодно удовлетворив и собственное самолюбие, некогда жестоко уязвленное равнодушием Дженни. Не будем осуждать его за некоторую мстительность, ведь без его участия в нашей истории остался бы пробел, а мы задались целью к концу ее раскрыть все тайны и загадки.

Изумление и растерянность наших героев вскоре уступили место гневу на изобретателей этой интриги, каковой Полли выразила так подробно и тщательно, что миссис Хорсмен две недели не показывалась на улицах Риверкрофта, припоминая все выражения, которыми наградила ее молодая леди с явным намеком на свою свекровь.

Получив отчет миссис Хорсмен, ее светлость Теодора была так удручена и разочарована, что уехала поправить нервы, а заодно и печень в Бат, пригласив с собой не менее разочарованную мисс Корделию. Ее сестра со своим супругом последовали за ними, сочтя совершенно невозможным для себя оставаться и снова наблюдать, как нечестивый Грантли попирает своими сапогами вытертый пол их церкви.

Марк и Полли уговорили молодоженов вместе с ними съездить в путешествие по Франции, пока между этой страной и Англией нет очередной войны, со смехом повторяя, что они могут повстречать там мисс Лоу. Бертрам Тайгер согласился сопровождать их, чтобы в дороге придумать множество новых забав и шуток, которыми можно будет порадовать друзей по возвращении.

За время приготовлений к свадьбе миссис Браун и майор Дилан обменивались дюжиной едких замечаний при каждой встрече, и оба так привыкли к этому почти ежедневному развлечению, что ощутили тягость домашнего уюта, когда надобность в общении отпала с отъездом молодых.

Последняя их перепалка случилась на пикнике, устроенном Полли и Марком в честь брата и сестры на следующий день после их венчания.

Молодежь подставляла радостные лица последним лучам осеннего солнца, смеясь и поддразнивания многочисленных молодоженов этого сезона, а старшее поколение сидело под тентом с грелками в ногах и с удовольствием подкреплялось всяческой снедью. На этот раз старая графиня послужила невольной причиной пикировки между нашей героиней и ее несгибаемым оппонентом.

– Как приятно посмотреть на них, не правда ли, майор, ваш подопечный и его юная супруга выглядят такими счастливыми?

– Возможно, мадам, – флегматично ответил майор Дилан, с напускным равнодушием посмотрев на резвящуюся на лужайке компанию.

– Возможно? Вы так говорите, сэр, как будто отнюдь в этом не уверены!

На беду, к возмущению графини присоединилась и Алисон, не упускавшая случая уколоть Дилана, если только он адресовал свои критические заявления в адрес Джеймса и Дженни:

– Майор просто не знает, как выглядят счастливые лица. Вероятно, в его окружении их никогда не было, – пояснила она графине Розамонд с самым доброжелательным видом.

– И вы, по всей видимости, полагаете, что на это есть причины, – не удержался майор.

– Причины есть для всего, об этом говорят философы, но я с ними очень мало знакома. Однако не надо быть ученым, чтоб не понимать, что ваш суровый вид сам по себе способен изгнать радостные улыбки окружающих.

– Видимо, не всех окружающих, ваша улыбка становится радостнее день ото дня, – сухо заметил майор.

– Ну, меня-то не напугаешь мрачной миной, – усмехнулась Алисон. – Мои дети счастливы, счастлива и я. Что еще нужно матери!

– Не имею понятия.

– Разумеется, вы-то никогда не были отцом, да и не будете, – вырвалось у начавшей раздражаться миссис Браун.

– Дорогая моя, не будьте такой ироничной, майор еще может удивить нас, – вмешалась пожилая дама.

– Бывают люди, которые попросту не способны удивлять окружающих, – возразила ее молодая подруга. – Они всегда одинаково брюзгливы и при этом остаются столпами общества.

– Я и не думал претендовать на звание столпа. – Майор был задет; надо отметить, наша героиня в разговоре с ним едва не переходила за рамки приличий. – Тем более общества, которое покрывает корыстолюбие вуалью мнимого добродушия.

– Вы все еще склонны обвинять меня в корыстолюбии? – на этот раз Алисон возмутилась по-настоящему. – Даже теперь, когда убедились в счастье лорда Дримстоуна?!

– Ему не так много надо для счастья – красивые глаза и умение читать стихи. И если даже он нашел взаимность, это простая случайность, улыбка судьбы, которой могло бы и не быть, и тогда ему грозила бы участь многих джентльменов, ставших жертвой женского коварства.

– Ваше замечание в адрес моей дочери оскорбительно, сэр. Ее благородство и душевную красоту признают даже недоброжелательно настроенные люди, а ваша слепота обусловлена нежеланием видеть истину и незнанием женской натуры!

– Теперь вы обвиняете меня в слепоте! Вероятно, я погрешил против истины, не перечислив всех достоинств миссис Уайтинг, но тогда мне придется добавить, справедливости ради, что она очень мало походит на вашу дочь.

– Когда же вы прекратите свои бессмысленные ссоры? – Даже графиня пресытилась этими словесными дуэлями. – Дженни действительно чудесная девушка, и вы оцените ее, как уже оценил Джеймс.

– Прошу прощения за несдержанность, мадам. – Майору все время приходилось извиняться перед графиней Розамонд, но Алисон не собиралась этого делать. – Надеюсь, вы правы, и когда я смогу убедиться в этом, я охотно возьму назад все свои скептические замечания в ее адрес.

– А также и в адрес ее матери, – лукаво усмехнулась пожилая леди. – Дженни не выросла бы такой, воспитывай ее другая женщина.

В этом майор ни за что бы не согласился с миссис Рэдволл, а потому предпочел сосредоточиться на книге об охоте, которую вот уже десять минут пытался показать ему граф Сайлас.

Алисон поморщилась в ответ на последнее замечание своей приятельницы – вряд ли ей стоило ожидать от Дилана доброе слово в течение ближайших пятидесяти лет, так как только столь длинный период счастливого брака мистера Уайтинга может убедить майора переменить свое мнение.