– Разумеется, и то и другое кажется мне в равной степени невероятным! – Дженни начала терять терпение, как и всякий раз, когда Конни приходила охота подурачиться.

– И все же замечательно, что письмо доставило такие благие вести. Глядя на тебя, можно было подумать, что он болен или покидает нас или что случилось еще какого-нибудь рода несчастье.

– Ты находишь в нем благие вести???

– Ну конечно же! Разве не прекрасно, что он перестал изводить себя, а заодно и тебя своими страданиями, настоящими или воображаемыми, и обратил наконец свои устремления туда, где его ждут?

– Но возможно ли, чтобы он увлекся мною, когда вокруг столько прелестных дам?

– Твоя неуверенность отдает тщеславием, Дженни. Ты, похоже, желаешь, чтобы тебя снова и снова убеждали в том, что ты достойна любви такого человека, как Роберт Доэрти. Мне это уже начинает надоедать, а посему я закончу вопросом – что, по-твоему, в тебе есть гадкого, дурного, чтобы в тебя не могли влюбиться достойные джентльмены, только потому, что один из них предпочел другую?

После этой фразы девушки какое-то время молчали. Дженни обдумывала слова подруги, а миссис Кастом слегка беспокоилась, не была ли слишком сурова в своей отповеди. Наконец Дженни собралась с духом и задала еще один вопрос:

– Ты думаешь, его не потянет прочь из тихой гавани нашего супружества к новым опасностям и страстям?

– Ему не менее двадцати пяти лет, раз он учился с Джоном, и, хотя мы не можем быть ни в чем уверены, мне все же кажется, что он довольно испепелил свою душу, чтобы снова бросаться в огонь, когда рядом есть прохладный родник, возле которого он может обрести свой рай. И слова о том, что сердце и разум его пришли наконец в согласие, говорят об этом. Так же, как и суть его признания к тебе – он уверен в том, что это будет долгая нежная склонность, ничем не омрачаемая. Так что довольно грустить, и давай подумаем, когда лучше назначить дату венчанья.

– Но я еще не сказала, что принимаю его предложение!

Конни, едва успевшая обрадоваться тому, что ее красноречие имело успех у подруги и можно покончить с тягостными объяснениями и перейти к приятным хлопотам, ошеломленно уставилась на Дженни:

– Что ты хочешь этим сказать? Ты намерена отказать ему и тем самым ввергнуть его в пучину отчаяния? Почему, хотела бы я знать?!

– Он объяснился, пусть и в столь необычной форме, но разве я говорила, что люблю его?

– Ты не говорила и обратного. Но неужели – Рэдволл и только Рэдволл?

– Ах, нет. Я уже не страдаю так, как раньше, от того, что Марк женится на моей сестре. Но это не означает, что я готова кинуться в объятья первого джентльмена, предложившего мне руку!

На этом Конни решительно поднялась с намерением покинуть эту упрямицу и оставить ее обдумывать так и этак свое будущее. Дженни удержала ее, умоляя не гневаться и побыть еще немного, пока она не успокоится и не сможет прислушиваться к разумным советам приятельницы. Миссис Кастом была слишком добросердечна, чтобы продолжать сердиться, и девушки некоторое время говорили о погоде и общих знакомых, только бы не упоминать о главном, что беспокоило их обеих.

В конце концов Конни ушла, еще раз попросив напоследок Дженни хорошенько подумать, что она теряет и что приобретает вместе с таким супругом, каким был бы Роберт Доэрти. Ведь у его жены будет возможность повидать белый свет, узнать так много нового, завести многочисленных знакомых, в конце концов, ей никогда не будет скучно с мужем, и у них наверняка родятся очень красивые дети.

Вероятно, именно напоминание о детях заставило Дженни всерьез призадуматься об открывающихся перед ней возможностях, и после ухода подруги она еще долго сидела, погруженная в свои мысли. И если бы кто-нибудь заглянул в них, он увидел бы, что это скорее грезы, и отнюдь не неприятные.

В последующие три дня Дженни не отказывалась выезжать вместе со своими родственницами, и, хотя ее сердце трепетало каждый раз перед входом в театр, на выставку или в гости, мистер Доэрти никак себя не обнаруживал. Наконец Конни сообщила ей, ссылаясь на слова Джона, что Роберт уехал на несколько дней в поместье своего отчима навестить захворавшую матушку.

Предлог был вполне благовидный, но Дженни настолько оказалась склонна к мнительности и печальным фантазиям, что сразу же усмотрела в отъезде джентльмена несколько несчастливых для нее знаков – Роберт не желает с ней видеться, напротив, он уехал, чтобы еще раз повстречаться с предметом своих былых устремлений и испытать себя. И кто знает, не вспыхнет ли его страсть с новой силой при виде той леди?

За эти дни Дженни едва замечала, что пьет и ест, и сделалась ровно такой, как была три месяца назад, после известия о помолвке Марка и Полли. Ее мать не знала, радоваться или огорчаться такой явной склонности дочери к мистеру Доэрти, тем более что Конни по секрету передала ей содержание полученного Дженни письма и подробности разговора, состоявшегося между подругами.

Алисон припомнила, как некоторое время назад она мечтала, лишь бы дочь увлеклась кем-то, кто не будет Марком Рэдволлом, а теперь, когда это случилось, новая симпатия опять приносит Дженни одни огорчения. Сетовать на несправедливость судьбы было бессмысленно, и миссис Браун решила подождать еще немного – всем их друзьям известно, что после первого мая они возвращаются в Риверкрофт, и к этому времени джентльмен должен будет так или иначе прояснить свои намерения.

Наступил апрель, а вместе с ним пришли и хлопоты по покупке тканей, шляпок, лент и всего прочего из последних модных товаров, предназначенных для того, чтобы на свадьбе Полли семейство Браун выглядело как подобает. Дженни не была настолько модницей, чтобы отвлечься от своих переживаний ради новых нарядов, но послушно примеряла все, что предлагали ей мать и Конни, ставшая неизменной спутницей в их поездках по магазинам.

Видя, насколько укрепилась дружба между ее дочерью и миссис Кастом, и в преддверии того, что Сара Долни выйдет замуж и покинет Риверкрофт, оставив Дженни без единственной подруги, Алисон пригласила Конни и Джона приехать на свадьбу Полли, с которой они были знакомы, и задержаться еще на месяц. За неимением у тех вполне определенных планов или других договоренностей приглашение было с радостью принято, и Конни усердствовала вдвойне, желая помочь подруге и принарядиться самой, чтобы выглядеть в провинции истинно столичной дамой, тем более что Алисон не преминула в красках расписать местное общество, включая мисс Марч, к которой Конни уже заочно прониклась отвращением.

Один из первых апрельских дней оказался настолько теплым и солнечным, что его жаль было тратить на блуждания по модным лавкам, и Конни быстро удалось собрать компанию молодежи для выезда на настоящий весенний пикник.

Миссис Браун осталась дома, чтобы написать наконец приглашения на свадьбу дочери своим родственникам, что очень долго откладывала, и Дженни отправилась с Конни и Джоном. Ее переживания были наконец вознаграждены присутствием на пикнике только что вернувшегося мистера Доэрти, который без каких бы то ни было намеков со стороны миссис Кастом уселся рядом с мисс Браун, чтобы ухаживать за ней, а также иметь возможность беспрепятственно поговорить.

Компания, однако, подобралась такая шумная и веселая, было затеяно столько игр и шуток, что ни у одной пары гостей, сидящей рядом, не было возможности разговаривать только друг с другом. После того как все поупражнялись в остроумии и как следует подкрепились, настало время размять ноги, и часть гостей принялась за подвижные игры, а другие, разбившись на группки, направились прогуляться.

Мистер Доэрти сумел изловчиться и увести мисс Браун подальше от тех и от других, направив свои стопы в наименее живописную часть парка, которую никто не захотел избрать местом своей прогулки. Скрывшись из виду друзей за группой кустов, начинавших покрываться нежной зеленью, Роберт живо обернулся к спутнице и начал свою пламенную речь: