Она, безусловно, уже успела заметить, с каким предубеждением он взирает на женский пол, и это наблюдение помогло ей выбрать верную тактику. Танцуя, графиня напустила на себя озабоченный вид и даже пару раз сбивалась с ритма, с тем чтобы ее кавалер не мог не спросить о предмете ее рассеянности.

– Дорогой друг, я думаю, вы с пониманием отнесетесь к страдающему сердцу матери, так как теперь к моим личным переживаниям примешивается и вопиет желание избежать несправедливости в отношении другого человека, к которому вы имеете самое близкое касательство.

– Я готов от души посочувствовать вашему материнскому горю, мадам, хотя и не понимаю его причины. И тем более прошу вас объясниться, чем более ваши слова затрагивают Джеймса, ведь, безусловно, вы имели в виду его? – Майор был озадачен, похоже, он переоценил предсказуемость графини.

– Отдать сына такой женщине, как моя невестка, – разве это не непоправимое горе для любой матери? А видеть теперь, как ее сестра и мать строят планы, как завлечь в сети другого юношу, столь же наивного и доброго, сразу вызывающего симпатию и сочувствие в любом, кто с ним знакомится, к тому же сироту, за которого некому вступиться, – разве это не может нанести удар чувствительному сердцу? – Графиня как будто едва сдерживала слезы.

– Вы знаете, мадам, что за Джеймса есть кому вступиться, но ваши слова, хоть и стали для меня немного более ясными, все же по своей сути остаются покрытыми мраком. Миссис Полли Рэдволл, на мой взгляд, приятная девушка, хотя и несколько необычно ведет себя. Но я уверен, у нее доброе сердце. Что касается ее сестры, я не заметил, чтобы она проявила излишнее внимание к моему подопечному. – Майор намеренно умолчал о миссис Браун, желая выслушать сперва мнение графини.

В душе он был встревожен сильнее, чем до сих пор, – ведь если даже женщина, хорошо, по-видимому, знающая миссис Браун, говорит о ней как об интриганке, значит, его собственные поверхностные наблюдения как нельзя более верны.

– Вы, как и всякий мужчина, не способны понять мотивы, движущие нами, и неявные намеки, понятные любой другой женщине, остаются для вас сокрытыми за семью печатями. К счастью, я питаю к вашему юному другу особое расположение и ради его благополучия готова раскрыть вам глаза. Сейчас не лучшее время для подобной беседы, но завтра я прошу вас пожаловать к чаю, и, если роль наперсника не претит вашей натуре военного, я поделюсь с вами своими опасениями, поскольку, видит бог, есть слишком мало людей, готовых поддержать меня, и никого – в моем собственном доме.

После этого Дилану пришлось заверить ее в полной своей преданности, и, хотя он чувствовал, что им начали ловко манипулировать, был слишком заинтригован, чтобы отказаться узнать истину, и слишком уверен в превосходстве своего ума, чтобы бояться стать пешкой в чужой игре.

Остаток вечера прошел приятно для всех, кроме этих двух персон.

Графиня Теодора успела шепнуть мисс Марч, чтобы та не слишком явно оказывала предпочтение мистеру Уайтингу, дабы не вызвать больше подозрений в его охранителе, и мисс Корделия охотно начала дарить свое внимание другим молодым людям. Тем более что, надо заметить, юноша казался ей слишком невзрачным и не стоящим внимания. Если бы они встретились в его прошлой жизни, она сочла бы его недостойным даже расстелить свой плащ, чтобы она могла перейти по нему через лужу. Однако не только шрамы и кривые ноги, но и титул лорда весьма украшает мужчину, особенно подкрепленный соответствующим достатком. Тем не менее в зале было достаточно поклонников мисс Марч, ни одного из которых она, впрочем, не выделяла особо.

Алисон отлично провела время, обсуждая Дилана со старой графиней, которая склонна была на этот раз занять позицию, противоположную мнению молодой подруги. На ее взгляд, майор за суровостью скрывал не столько заботу о юном лорде, сколько собственное смущение, свойственное людям, вырванным из привычной среды и вынужденным выполнять новые и не слишком приятные обязанности. Миссис Браун не стала оспаривать эту точку зрения, и разговор перешел на другое.

Дженни не нашла больше случая поговорить с мистером Уайтингом, но он запечатлелся в ее памяти как приятный и начитанный молодой человек. А Полли и Марк просто радовались гостям, молодости и своему счастью.

В указанное время майор Дилан был препровожден в покои графини, которая приняла тщательные меры, чтобы ее домочадцы не узнали об этом визите: молодые уехали на пикник, граф Сайлас отправился смотреть собак Дримстоуна, а старая графиня, утомленная вчерашним праздником, дремала в своей гостиной.

Желая выглядеть под стать собранности майора, Теодора сразу перешла к делу, не забывая, однако, делать вид, что ее мужество стоит ей многих усилий.

– Я не хочу показаться в ваших глазах женщиной, чернящей свой пол, но семья Браун – не слишком удачное приобретение в качестве близкой родни. Безусловно, Полли могла бы быть славной девушкой, даже несмотря на свое дурное воспитание, но по женской линии в этой семье передается дурная наследственность. И это не может не беспокоить меня… Остается надеяться, что у них будут рождаться сыновья, иначе наше родовое древо пустит гнилые отростки.

Если Дилан ожидал от нее банального злословия в адрес своей невестки и ее семейства, то он был разочарован. Действительно, ход графини оказался более тонким, а удар более точным, чем можно было предполагать, судя по впечатлению, которое она производила – женщины светской, но неглубокой.

– И в чем же, позвольте вас спросить, проявляется это… наследие? – Подобное известие могло отодвинуть на второй план любые переживания по поводу корыстолюбия некоторых женщин.

Графиня Теодора решила прибегнуть к испытанному уже приему и, прежде чем поделиться с майором волнующими новостями, взяла с него обет молчания под предлогом нежелания публично чернить семью, с которой вынуждена была породниться. Джентльмен не усмотрел в этом стремлении ничего странного, ибо уже усвоил привычку женщин покрывать любые низости и подчас даже преступления, лишь бы не выносить сор за пределы собственного семейства. Сам не желая участвовать в пересудах, он без колебаний пообещал держать их беседу в тайне, и графиня продолжила свое повествование с видом тягостного раздумья:

– Видите ли, в семье миссис Браун женщины зачастую страдают нервическим недугом, влияющим, разумеется, и на их физическое здоровье. Одна из ее сестер так и не смогла найти себе мужа, ибо внезапные вспышки ярости оттолкнули от нее даже преданных друзей. Сама миссис Браун пока не проявляет признаков семейного проклятия, хотя, по слухам, преждевременная смерть ее уважаемого супруга вызвана не только заболеванием, но и переживаниями из-за постоянных скандалов, которые учиняла ему жена из-за недостаточности средств, которые он мог ей предложить… – Как мы видим, графиня умело сплетала факты и вымысел. – Что касается ее дочерей, на них природа вполне проявила свою жестокость. Вы видели Полли – мало того что она неуравновешенна и взбалмошна, так еще страдает нездоровой полнотой, точь-в-точь как ее тетка, к которой мать буквально сослала ее в раннем детстве, поскольку девочка третировала сестру и была уже тогда маленьким ненасытным чудовищем.

Разумеется, графиня умолчала, что тетушка Грантли не является Браунам родной по крови, а майор не настолько хорошо еще знал эту семью, чтобы обнаружить несоответствия.

– Другая сестра, Дженни… – Ее светлость сделала паузу, прекрасно понимая, что из всех Браунов именно она может больше всего заинтересовать майора. – Девушке, увы, передалась худоба матери и истеричность ее тетки. Вы, возможно, уже слышали, что она мечтала выйти замуж за моего сына?

Не дав ошеломленному собеседнику ответить, Теодора продолжала плести паутину из правды и лжи:

– Младшая сестра опередила ее, и это вызвало у бедняжки сильнейшие нервические припадки, перешедшие в горячку. Более месяца она была больна, ее жизнь и рассудок оставались в опасности, после чего мать увезла ее в Лондон во избежание скандалов между сестрами. Хотя до конца Дженни так и не оправилась. – И в завершение добавила: – Вы здесь человек новый, но добрая половина Риверкрофта может подтвердить мои слова.