Алисон улыбнулась – миссис Грантли навряд ли пропустила бы бал и без наличия гостей, но она охотно потакала желанию тетушки в полной мере вкусить прелесть самопожертвования ради блага родственников. Поэтому она тут же направилась одеваться и поторопить Дженни. Если для дочери бал был лишь докучной необходимостью, то мать ее словно вновь обрела молодость, не окрашенную к тому же унылой бедностью. Алисон с удовольствием танцевала и веселилась, благо в обществе всегда достаточно джентльменов, которые не прочь поухаживать за хорошенькой вдовой, тем более что траурное платье было оставлено дома, в Риверкрофте. Даже Дженни под давлением тетушки сняла черный наряд и выглядела теперь сообразно возрасту и внешности.
Бал оказался великолепен. Решительно не к чему было придраться ни в части устройства бальной залы и буфета, ни в отношении блестящей публики, являвшей собой гармоничный букет из брильянтов и кружев для того, кто мог бы наблюдать за ней сверху. Оглядевшись, Алисон с облегчением убедилась, что они с дочерью не выглядят замарашками по сравнению с остальными дамами. Украшения их были весьма скромными, но платья соответствовали моде и случаю, а в меру кокетливые прически сделаны искусной служанкой тети Джозефины. Тетушку очень любезно принял сам посланник, пожелавший представиться ее очаровательным родственницам и даже пригласивший Алисон на танец.
Дженни, по обыкновению, собралась приютиться где-нибудь в уголке, но ее остановила миссис Конни Кастом, племянница тетушкиной подруги Роз Корниш. Они познакомились с Конни месяц назад, и молодая женщина сразу же приняла Дженни как лучшую подругу:
– Мисс Браун! Вы опять собираетесь прятать за колонной свое прелестное личико? – со смехом обратилась она к Дженни.
– Право же, я… – большего от девушки не требовалось, подруга готова была поддерживать разговор за двоих.
– Ваша матушка уже танцует, и вам просто необходимо последовать ее примеру, вы сегодня просто обворожительны. Глядя на вас, никто бы и не подумал, что недавно вы были больны.
Для Дженни прошедшие с ее болезни два месяца не показались такими уж краткими вне ее дорогого дома, но спорить с миссис Кастом она не захотела, настолько та была мила и приветлива.
– Я попрошу Джона представить вам каких-нибудь достойных молодых людей, – сама недавно вышедшая замуж, миссис Кастом внезапно обнаружила прелесть игры в поиск женихов для своих подруг.
– Благодарю вас, миссис Кастом, я не стою такой заботы, – вежливо ответила Дженни.
– Конни, дорогая моя, меня зовут Конни. Бабушка настояла, чтоб меня назвали Констанс, но это имя слишком французское, и все зовут меня Конни. А вот и Джон. Дорогой мистер Кастом, ступайте и приведите того джентльмена, с которым вы только что беседовали. Мисс Браун будет очень красиво смотреться в танце с таким изящным кавалером, если только у него не кривые ноги – в профиль я этого не разглядела.
Такой же молодой и веселый, как его жена, Джон Кастом поклонился Дженни, заверил супругу, что у молодого джентльмена, которого зовут Роберт Доэрти, ноги в должной степени прямые, и отправился за своим приятелем. Дженни смотрела на юную пару со смешанным чувством восхищения и грусти. Они были так хороши в своем счастье, что за них просто не могла не радоваться такая добрая и романтичная душа, какая была у Дженни, но ее наполняла болью мысль, что сама она никогда такого счастья не обретет.
Джон не замедлил привести молодого человека, которого непонятно как заприметила в этой толпе Конни, и тут же представил его своей жене и мисс Браун. Юноша обладал резкими чертами лица, что вкупе с черными волосами делало его похожим на француза или испанца. Необычная внешность обращала на себя внимание гостей, особенно молодых дам, и на Дженни и миссис Кастом уже поглядывали с завистливым любопытством.
Как выяснилось, Джон учился вместе с Робертом Доэрти, после чего тот несколько лет провел в Европе, совершенствуя свое образование для продвижения по дипломатической лестнице. Как и мисс Браун, он был новичком в этом обществе, ведь за несколько лет свет напрочь забывал о тех, кто его покинул, поэтому встреча с однокашником обрадовала юношу, а знакомство с его женой и мисс Браун оживило серьезное лицо.
– Окажите мне любезность, мисс Браун, и потанцуйте со мной два-три танца. Мой отчим, секретарь парламента, привел меня сюда поприсутствовать при его разговоре с посланником, но посланник танцует вон там с элегантной дамой, и батюшка ушел в курительную, оставив меня в толпе кровожадных скорпионов, готовых наброситься на новичка.
– Чудесное сравнение! – захлопала в ладоши Конни. – Ну конечно же, мисс Браун потанцует с вами, она ведь тоже впервые в лондонском свете, а после этого присоединяйтесь к нам с Джоном в буфетной, у посланника всегда подают чудную венскую выпечку.
После этого заявления Дженни оставалось только подать руку мистеру Доэрти и устремиться с ним в толпу танцующих. Каждая строчка каждого романа, прочитанного Дженни, буквально вопила о том, что с мистера Доэрти списаны все роковые герои, коварные и опасные для восторженных героинь. Мисс Браун не могла уже, пережив столь тяжелое разочарование в любви, считать себя восторженной барышней, а потому опасности в мистере Доэрти не увидела. Какое-то время они танцевали раздельно, но в следующей фигуре появилась возможность переговорить друг с другом. Начал, разумеется, кавалер:
– Прошу прощения, мисс Браун, мне показалось или вас гнетет какая-то тайная тоска?
– Мой батюшка недавно скончался. – Дженни чувствовала себя неловко, приписывая причины своей грусти смерти отца, но открывать душу перед незнакомым человеком было совершенно невозможно.
– О, примите мои искренние соболезнования. А мне, признаться, показалось, что ваша печаль скорее сердечного характера. Какое счастье, что я ошибся! – Речь молодого человека была наполнена искренностью и даже каким-то вдохновением.
Дженни не знала, что ответить на эту догадку, и к тому же отчаянно боялась покраснеть и тем выдать себя. Следующая часть танца снова разлучила их, а когда они оказались рядом, мистер Доэрти с большим пылом произнес:
– Смею надеяться, вы простите мне эту вольность, мисс Браун. Но сам я совсем недавно понес тяжелую сердечную утрату, и ваш вид, полный возвышенной печали, заставил меня подумать, что я нашел родственную душу в этой чуждой толпе.
Дженни смутилась еще больше, однако ее сострадательная натура тут же откликнулась на излияния молодого джентльмена:
– Может ли быть так, чтобы вы были несчастны в любви, сэр?
– Отчего же нет, мисс Браун? – удивился юноша. – Хотя бы раз в жизни любой человек переживает несчастливую сердечную склонность. Сегодня я оказался на пути у безжалостной судьбы, завтра окажется кто-то другой…
– Как вы правы! – с неожиданной силой откликнулась Дженни.
Молодой человек с новым интересом стал поглядывать на нее, и девушка уже пожалела, что высказалась так решительно. Чтобы как-то замять неловкость, она обратилась к мистеру Доэрти с вопросом на другую тему:
– Мистер Кастом говорил, что вы недавно при-ехали из Европы. Какие страны вам удалось посетить?
Но Роберт Доэрти явно не собирался отвлекаться от животрепещущей темы, подобно больному, который любит пересказывать домочадцам утомительные подробности о протекании недуга.
– О да, я видел много столиц, но ни одна из них не излечила меня ни от тоски по родине, ни от несчастной влюбленности. Я вернулся, но и здесь меня не ждут ни покой, ни утешение.
Дженни внимала каждому его слову с удивленной радостью – впервые она встречалась с человеком, который испытывал те же чувства, что и она сама, и не стеснялся говорить о них, не пытался предать забвению то, что мучило его. Выходит, он не согласен променять свою печаль на сладость забвения? Так, может, и ей не надо стремиться бежать от самой себя? Теперь уже она горела желанием продолжить столь трепетную тему. Танец закончился, начался следующий, и Дженни сама вернулась к разговору: