На смену холодному и дождливому апрелю пришел май, обдавший пустынный уголок Арканзаса волной удушливой жары. Буйным цветом зацвели фиалки и лилии, розы и пионы. Меган оставляла окна распахнутыми во всех комнатах, где проводила ночь, чтобы заполнить их теплым запахом весны. Она оставляла их открытыми для Этана.

Она знала, что иногда он приходил к ней, когда она спала. Ей снилось, что кто-то касается ее щеки, нежно проводит по изгибу шеи движением легким, словно весенний ветерок. Она знала, что он наблюдает за ней на экранах мониторов или приходит сам и стоит возле нее, пока она пребывает во сне. Меган могла точно определить ночи, когда Этан находился у нее в комнате. Когда она просыпалась, ее кожа была горячей, чувствительной, переполненной жизненных сил. Но прошло десять дней, а она не увидела Этана ни разу, в лунном свете не промелькнула даже его тень.

Десять дней перехода из одной комнаты в другую в компании одного лишь хмурого Сальваторе смягчались редким появлением Рут, которая неизменно выказывала Мег дружеское расположение. Десять дней одиночества, исполненных странным чувством смиренного ожидания. Ожидания того, что неизбежно должно было случиться. Ожидания того, когда он придет к ней.

Она не сомневлась в том, что этот день настанет. Она чувствовала Этана везде, где бы ни находилась. Его желание, его потребность в ней. Временами она задумывалась над тем, не приписывает ли она Этану собственную скрытую потребность в этом необыкновенном мужчине. И тогда она бежала от всего, что окружало ее, ища уединения в прохладе сада и надеясь услышать от Джозефа слова утешения.

Но и он не появлялся. Иногда ей казалось, что она различает вдали его силуэт, но когда она туда прибегала, от него не оставалось и следа. Лишь запах свежевскопанной земли возле цветов говорил о том, что Джозеф все же был здесь.

Десять дней… Иногда она просыпалась среди ночи, одинокая и напуганная окружавшей ее тьмой. Она была уверена, что это случалось в те ночи, когда Этан не приходил к ней, чтобы посмотреть на нее и приласкать. И это были самые тяжелые ночи в ее жизни.

Тогда реальность грубо вмешивалось в ее жизнь, напоминавшую какой-то зыбкий сон. Она начинала думать о Рисе, одиноком и опозоренном, находившемся на пороге тюрьмы, с единственной дочкой, которая отвернулась от него, больше того, просто исчезла с лица земли. Только отец прекрасно знал, где именно она находилась, потому что сам послал ее сюда, пожертвовав своим ребенком в последней отчаянной попытке спасти свое доброе имя.

Она думала о своей удобной квартире, о том, как она ходила в кино, как коротала вечера с любовным романом в руках, ела йогурты и мороженое, пила диетическую колу. Здесь она, казалось, питалась исключительно деликатесами, пищей, которая сама по себе являлась произведением искусства. Время от времени она с трудом натягивала на себя любимые джинсы, удивляясь, почему не теряет вес подобно героине из классического готического романа. Но джинсы по-прежнему туго обтягивали ее бедра.

Она взяла за привычку надевать длинную развевающуюся одежду, которой ее снабжала Рут, Это были полупрозрачные шелковые одеяния, нежно скользившие по ее коже. Она ни за что бы их не носила, если бы они не были столь удобными, говорила себе Мег, переходя из комнаты в комнату, удивляясь, где может быть Этан, когда же он появится вновь. И что бы она ни делала — ничего не приносило ей мира и спокойствия.

Иногда ей казалось, что она слышит, как он шепчет ей нежные слова, все больше затягивая в свою магическую паутину, и тогда ее сны были полны томительных грез. Мег не сомневалась, что ее приворожили, бросили на нее заклятье, от которого рано или поздно ей придется избавится. Но сейчас она ощущала себя совершенно бессильной противостоять этой колдовской силе, поэтому она предпочитала спокойно плыть по ласковым волнам чувственного желания.

Этан старался обуздать свое желание. Десять долгих дней он боролся с ним, стараясь держаться подальше от Мег. Но исход этой битвы был заранее предрешен. Может быть, ему следовало выключить все мониторы и так же легко отключить свое желание видеть ее, касаться ее нежной кожи. Просто сидеть в своем логове глубоко под землей и вовсе не покидать его.

Но соблазн был так велик, что устоять было невозможно. Он наблюдал за ней на черно-белых экранах, смотрел, как она спит и знал, что должен быть рядом с ней. Чтобы дышать одним воздухом, вдыхая аромат цветов, который окутывал ее подобно душистому воздушному покрывалу. Чтобы касаться ее золотых волос. Сальваторе ошибался — в ее волосах не было и намека на солнечный свет, который был слепящим и обжигающим.

О нет, ее белокурые волосы, волнами спадавшие на плечи, были того бесподобного оттенка, каким лунные лучи переливаются на лепестках белой розы. Это был сказочный полуночный цвет, оставлявший на его пытливых пальцах ощущение нежного шелка.

Он неустанно повторял себе, что должен отослать ее домой. Ситуация в городке за последнее время очень ухудшилась. Вместо того, чтобы заняться настроениями местных жителей и строить планы дальнейшей мести, он все свое внимание уделял нежеланной гостье.

Но если он отошлет Мег домой, так и не прикоснувшись к ней, это будет равносильно смерти. Его тело и душа стремились к ней с такой силой, что Этану казалось, он скоро лишится рассудка.

Еще одна, последняя ночь, пообещал он себе и выключил мониторы, зная, что Сальваторе находится в Оук Гроув. Не то, чтобы его друг не знал, куда Этан исчезает по ночам. Но в эту последнюю ночь Этан хотел обойтись без свидетелей.

Она спала легким чутким сном, но Этан двигался в темноте совершенно бесшумно. Он стоял и смотрел на нее, скрытую за легким муслиновым пологом, затем протянул руку, чтобы коснуться ее груди.

Но она может проснуться, и что тогда станется с его хваленым самообладанием? Он отдернул руку, как будто обжегшись, волна гнева затопила его разум. Он давно не сетовал на жизнь, на ее безжалостную несправедливость. С известной долей скептицизма он смирился с ней, принял ее такой, какова она была на самом деле.

Но сегодня ночью он не собирался мириться ни с чем. Ему хотелось брать, брать и только брать. Он прекрасно сознавал, что если задержится здесь хоть минутой дольше, он так и поступит.

Этан вышел в сад и остановился возле неглубокого пруда, засмотревшись на отражение луны в его неподвижной глади. Желание было столь велико, что тело его содрогнулось, и в полной тишине он запрокинул голову и позвал ее, но не вслух, а всем своим сердцем. Он позвал ее, чтобы она пришла и разрушила силы, грозившие разорвать его на части.

Он звал ее, когда сам не мог прийти к ней. Звал, чтобы она пришла к нему. И любила его. В эту чудную ночь.

Меган проснулась внезапно, как от толчка, вырванная из царства сна какой-то непреодолимой силой. Она лежала на пуховых подушках, всматриваясь в темноту и стараясь припомнить, где находится. Память вернулась к ней медленно и неизбежно.

Днем раньше ее перевели в новую комнату. Это было просторное помещение, выкрашенное в белый цвет, с длинными прозрачными шторами, висевшими на всех окнах, в том числе и на французских, выходивших в сад. Кровать с низкими ножками была поистине гигантских размеров с постельным бельем из тончайшего египетского полотна. Кроме кровати в комнате находились стол и удобный стул — тоже белого цвета.

Единственным цветовым пятном в комнате являлась маленькая ваза с незнакомыми цветами. Они были цвета крови с изящными лепестками и гипнотическим ароматом, будоражившим ее чувства.

Маленький огороженный садик подходил к комнате как нельзя лучше. Все цветы в нем сияли непорочной белизной — белые розы, белые пионы, белые ирисы, белые лилии. Мег не сомневалась, что остальные цветы, как только расцветут, тоже окажутся белого цвета.

Дорожки, покрытые мелкими белыми камешками, вели к неглубокому пруду в центре сада. В его ясную голубую гладь смотрелось такое же ясное чистое небо. Место это было очень красивым, полным спокойного очарования. И в то же время во всем этом великолепии проглядывало нечто странное и слегка тревожное.