- Подождем ребят. Да и запасы-то скудные.

- На сегодня-завтра хватит, а дня через три придет грузовой самолет. Так что давай, командир, за успешное начало нашей работы. Остальным наливать пока повременим, - радист достал плоскую фляжку, отвинтил пробку и сделал большой глоток.

- За начало! - Волков глотнул из своей фляжки. - Когда на связь?

- Завтра… а точнее, уже сегодня, в полдень.

2 марта 1944 года в 12 часов 30 минут радист разведывательно-диверсионной школы «Абверкоманды 204», дислоцированной в местечке Приедайне (Латвия), принял сообщение о благополучном приземлении в районе Андреаполя Калининской области группы в составе четырех человек. Под шифровкой стояла подпись командира - Волков.

Ненадолго отвлечемся от сюжета и вспомним, как выглядел в годы войны институт подготовки разведывательных кадров, забрасываемых немцами через линию фронта.

За несколько месяцев до начала крупномасштабных военных действий против СССР абверштелле «Кенигсберг», «Вена», «Краков» организовали ряд разведывательно-диверсионных школ. Поначалу эти учебные заведения комплектовались курсантами из числа эмигрантской молодежи. Правда, вскоре руководство разведывательных структур рейха убедилось в неспособности «контингента» выполнять специальные задачи. Разведчики «из бывших» плохо ориентировались в новой, советской, действительности, что приводило к провалам.

Когда колесо войны завертелось, абвер направил своих гонцов в лагеря военнопленных. В первую очередь кандидатами в «шпионы» становились перебежчики, пленные, давшие ценные показания на первых же допросах, лица, подвергавшиеся репрессиям со стороны советской власти. Особое внимание обращали на радистов, связистов, саперов и просто более или менее грамотных красноармейцев.

С каждым из кандидатов перед вербовкой проводилась беседа. Немцев интересовали биографические данные, связи в СССР, отношение к Советам и рейху. Согласившихся работать на вермахт сразу изолировали и направляли в специальные проверочные лагеря или сразу непосредственно в разведшколы. При вербовке не гнушались методами подкупа, провокаций и угроз.

На завербованного «кандидата» заполнялась подробная анкета и бралась подписка о добровольном сотрудничестве с немецкой разведкой.

Две-четыре недели в предварительных лагерях специалисты промывали мозги будущим «шпионам», давали им представление о методах разведывательной работы, еще раз проверяли их благонадежность. И только потом прошедших отборочное сито везли в школы.

Как правило, в разведывательной школе (подведомственной «Абвер-1») одновременно проходило подготовку до 300 человек. В диверсионной («Абвер-2») - порядка 100. Срок обучения для разведчиков ближнего тыла составлял от двух недель до месяца. Те, кого готовили к засылке в глубокий тыл, учились не менее полугода. Диверсанты - от двух до 10 недель; радисты - от двух до 20.

Будущие агенты-разведчики изучали методику сбора развединформации. Сюда входили личное наблюдение и опрос информированных лиц, подслушивание разговоров, спаивание военнослужащих, установление контактов с женщинами, имеющими связи среди руководящего армейского состава. В числе дисциплин были: структура советских Вооруженных Сил, основы топографии, ориентация с компасом и картой, стрелковое дело, физическая подготовка.

Диверсанты осваивали методику проведения диверсий, изучали свойства взрывчатки и работу с ней, способы приготовления простейших мин из «подручных» средств.

Во всех школах существовал жесткий распорядок дня. Курсантам разрешалось общение между собой, категорически запрещались контакты с местным населением. Выход за пределы учебного центра возможен был только с разрешения руководства школы. Зимой 1943-го курсантам школы в Вано-Нурси выдали нарукавные повязки с надписью по-немецки «На службе немецкой армии» и удостоверения личности, в которых сообщалось, что его владелец проживает в лагере «Малепартус» и ему разрешено по средам с воскресеньям с 13.00 до 17.00 посещать хутора, расположенные не далее двух километров от лагеря.

Неблагонадежных и колеблющихся, намеренных после переброски в советский тыл прийти с повинной в органы НКВД или «Смерш», выявляли специальные агенты. Они работали в школах, их забрасывали вместе с группами через линию фронта с заданием в случае измены кого-либо из состава команды уничтожить предателя.

Заброску групп и агентов осуществляли фронтовые абверкоманды и подчиненные им абвергруппы. Как правило, доставку выполняла специальная авиаэскадрилья.

В советском тылу агенты действовали под видом военнослужащих и командированных, раненых, эвакуированных лиц. Вблизи фронта агентура выдавала себя за саперные подразделения, связистов, снайперов, сотрудников Особых отделов и «Смерш», выполняющих специальные задания. Под соответствующую легенду агент получал необходимые документы, зачастую - подлинные, отобранные немцами у военнопленных или гражданского населения. Кроме готовых документов агентуре выдавались незаполненные бланки военных и гражданских командировочных предписаний, аттестатов, требований на железнодорожные перевозки и даже печати и штампы советских воинских частей.

Агентов снабжали деньгами от 500 до полумиллиона рублей, а иногда и больше.

Экипировка агентов проводилась согласно легенде, выдавались комплекты запасной одежды.

На завершающем этапе войны разведгруппам поручалось формирование повстанческих отрядов для проведения диверсионных акций в тылу СССР.

После выполнения задания агентура должна была пересечь линию фронта и возвратиться в орган, производивший ее заброску. Вернувшихся с задания агентов тщательно проверяли люди из «Абвер-3» (контрразведка) путем многократных устных и письменных допросов.

Группа Волкова готовилась «Абверкомандой 204», выполнявшей разведывательно-диверсионные задачи на северном участке советско-германского фронта.

- Хорошо, что парашюты не зарыли, а то бы околели к утру в этом чертовом лесу.

Голос доносился из-под кучи белой перкали, обложенной еловыми ветками. Отличить это убежище от снежного сугроба можно было шагов с десяти, не дальше. Переночевать, закутавшись в парашюты, предложил Сименцов. Этот 19-летний красноярский паренек попал в разведшколу из Двинского лагеря военнопленных. Поначалу Волков шуганул Сименцова и приказал не мешкая рыть яму, прятать десантную амуницию. «Парашют в воздухе - это средство доставки агента и его спасительная крыша, парашют на земле - это визитная карточка шпиона, сокращающая шанс на выживание», - наставлял группу перед вылетом начальник лагеря основной подготовки лейтенант Май. Но когда тепло от выпитого с радистом сразу после приземления большого глотка водки стало проходить, Волков плюнул на немецкую инструкцию и скомандовал: «Маскироваться и спать в парашютах».

Он проснулся за минуту-другую до возгласа Сименцова, осмотрелся. Сквозь осиновые стволы и редкие ветки метрах в 50 виднелась небольшая поляна. Та самая, на которой они этой ночью собрались все вместе. Снег был вытоптан четырьмя парами ног, от поляны в сторону чащобы вели отчетливые следы. Было очевидно, что по снегу волокли что-то тяжелое. «Здорово наследили. Надо уходить отсюда, - подумал Волков, - а куда?» Стараясь не разрушить берлогу, не упустить накопленное за ночь тепло, он достал аккуратно сложенную карту. «Если нас точно выбросили, то мы должны быть где-то здесь… Вот в этом квадрате… Да что гадать, надо посылать кого-нибудь в разведку».

- Сименцов! - вполголоса позвал Волков.

- Я, командир.

- Собирайтесь, пойдете с Корытко, разузнаете, где мы. Идите на восток, кажется, там лаяла собака, когда мы спускались. Да побрейтесь!