Когда нам полюбится какая-нибудь книга, она остается в нас жить долго. И герои ее невольно становятся нашими героями. Мы возвращаемся к ним в разные периоды своей жизни, что-то сверяем по ним, о чем-то спорим, что-то домысливаем. Так было со мной и в этот раз, И я старалась представить себе, как они жили в ту далекую от нас эпоху по суровым законам своего времени. И все больше узнавала я их жизнь — будто и вправду совершала путешествие во времени. Что-то открывала для себя, чему-то радовалась, чему-то удивлялась. Как и в настоящем путешествии, иногда хотелось задержаться, присмотреться, осмыслить увиденное. Как и в самой обычной поездке в отпуск или в. командировку, вдруг возникали новые знакомства, встречались ннтересныс люди. Иной раз приходилось сталкиваться с чем-то серьезным, важным. Иной раз обращали на себя внимание мелочи, детали… И случалось это со мной на каждом шагу. Вот, например, попыталась я себе представить, как, с каким напутствием провожали Илюшу из дому. Что могла сказать на прощание сыну Порфинья, мне было ясно. Твердила, вздыхая и сморкаясь, чтоб не студил свои ножки, держал бы их в тепле, чтобы не тратил зря куны, которые наскребли они ему с отцом на дорогу, берег бы их за пазухой и, не дай бог, не потерял бы. «Почему ты молчишь? — шпыняла она мужа. — Поучи дите разуму». А вот что сказал сыну Ивам, я не знаю. Но мне кажется, он непременно должен был перед дальней дорогой познакомить своего Илюшу хотя бы с этим своеобразным «прейскурантом».

За клок бороды, вырванной в драке, — 12 гривен кун серебра.

За выбитый зуб — столько же.

За убийство княжего мужа, старшего дружинника или сборщика дани — тиуна — 80 гривен кун.

За младшего дружинника или купца — 40.

Вы, наверное, помните: куны — это деньги в мехах или в серебре. Гривна кун — слиток серебра примерно в 400 граммов.

Это была вира — штраф, который надлежало уплатить князю в случае убийства дружинника, управителя или купца. Полагалось так же уплатить такую же сумму родственникам убитого, а потерпевшему в драке — за позор и врачу за лечение. Следовало ещё платить 5 гривен кун и за раба-холопа, но уже не князю, а тому, кому принадлежал холоп. Потому что раб и любая другая вещь является собственностью владельца. Говорили, что и за смерда полагается столько же. Но так это или нет, Иван и сам не знал. Так что должен он был предупредить Илюшу: берегись, не дай бог сыну смерда ненароком обидеть боярина или купца.

Представляете, какое должно быть ощущение у человека — жизнь каждого оценена, защищена законом, каждого… кроме него самого. И вот он сам, такой беззащитный, по сути, только недавно оправившийся после болезни, едет невесть куда с твердым решением «защищать слабых и малых».

Или, например, другой вопрос: заинтересовало меня, кто такой смерд. Смердами называли крестьян. Но что означало само это слово? Оказывается, об этом долго и упорно спорят ученые. Доказывают: само название произошло от высокого слова «человек», «мужчина». Так звучало оно в разных вариантах от Черного моря до Прибалтики, гордо звучало. Известно, что смерд обрабатывал землю, становился воином, когда нападали враги. Но тот, кто растил хлеб, кто защищал родину во все века, как известно, оставался бедным, презираемым. И чтобы больше унизить его, уже стали обидно поговаривать: «смердит». Как потом презрительно звали: «человек» — слугу, лакея, раба.

Я уже говорила вам, что таких вопросов полно на каждом шагу. Вы сами в этом убедитесь. А как я стала писать эту книгу о богатырях, я и сама не знаю, только очень мне хотелось рассказать о них, чтобы вы увидели их такими, какими вижу я.

Итак, иду я по сюжетам былин: «Исцеление Ильи Муромца», «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Первые подвиги Ильи Муромца», «Добрыня и Алеша Попович» и многих других. Додумываю свое? Не без этого. Какой же писатель не видит мир по-своему. Но в основном я стараюсь «вычитать» то, что заложено в былинах, воссоздать исторические события тех времен, обстановку, сохранить характеры былинных героев. А они такие разные — былинные богатыри. Былины не только воспевают подвиги храбров, они умеют подметить человеческие слабости своих героев, подшутить над ними. И тогда предстает перед нами во всей сложной многогранности лукавый храбр Алёша Попович или франтоватый молодец рыжий Чурила, который, чтобы казаться выше своего роста, носит… башмаки на высоченных каблуках. Словом, они живут своей простой и непростой человеческой жизнью — наши храбры.

А теперь я хочу вас проводить на границу между Русской землей и диким полем — так в те времена называли степь.

Там, где лес встречается со степью, на широком раздолье весенней воды, по княжьему велению спешно ставили мал нов город — крепость крепкую.

Белесо кудрявились на высоких крутых берегах дымы. Печи, выдолбленные во лбу горы, неугасимо мерцали в ночи.

Гора сторожко глядела во тьму тысячью глаз. Искусные мастера днем и ночью калили в печах краснобокий кирпич. Едва успев остыть, он шел в дело — в кладку, в основу стены.

Глину таскали снизу. Провальной ямой все шире разевала рот гора. Скалилась раздробленными каменными зубами. Будто облизываясь, высовывала рыжий растоптанный язык. Лошади слепо водили запорошенными глазами. Их исполосованные спины были покрыты белой от камня и ржавой от глины пылью, будто чепраками.

Город кишел пародом, как развороченный муравейник.

Ещё совсем недавно жители здешних разбросанных по берегам сел, идя за плугом, с опаской поглядывали вокруг. И если угадывали вдали черное летучее облако, бросали и пашню, и плуг, и дом и, подхватив детей, бежали в леса. Пропадай оно пропадом все! Только бы ноги унести! Степняки! Кривоногие, длиннорукие, с ором звериным налетят нежданно, разграбят и сожгут дома, перебьют народ. Низкорослые косматые их кони вытопчут копытами поля. Сами степняки хлеба не сеют, домов не строят. Так и живут — сегодня тут, а завтра там. Кочуют, гоня по степи свои стада, и возят за собой свои кибитки с женами и детьми. Несметная сила их бродит ныне вблизи.

Вот и приходится отступать, уходить все дальше в леса. Скоро и вовсе нигде не будет житья русскому человеку. Потому и решил киевский князь Владимир кликнуть клич.

И откликнулись. Кого тут только нет!

Раньше звались по своим племенам: поляне — те, что на поле, древляне — те, что в лесу, дреговичи и кривичи — те, что в дреге болотной и в криви — топи, уличи — что в самом углу, радимичи и вятичи — что ведут свои роды от пришлых братьев Радима и Вятки и иные прочие. Теперь же вот сошлись воедино и стали все вместе — Русью.

Идёт большая работа, тяжкая военная страда. Далеко по окрестным лесам дробится стук топора. С треском валятся необхватные вековые дубы. Все выше поднимаются крепостные стены со сторожевыми башнями и крепкими воротами, все дальше, на версты тянутая с каждым днем. Этой стеной Русь отгораживается от степи. Здесь и там, за стенами, встают города. А в них — пограничные заставы. Народ подобрался молодой, крепкий. Потому называют заставы богатырскими. Днем и ночью стоят в дозоре воины. Оберегают родную землю от поганых степняков.

«Поганые» — может, не очень хорошим покажется вам это слово. Но ведь никто никогда не называл по-доброму своих заклятых врагов. Впрочем, сначала слово «поганый» не было ни таким обидным, ни ругательным. Оно означало по-латыни «деревенский». Потом так в противоположность христианам стали называть язычников. Слово все больше приобретало презрительный и оскорбительный смысл. На Руси так стали называть кочевников-степняков. У Руси со степью шла долгая тяжкая война. Накатными волнами на Русскую землю набегали степные кочевые племена, будто неведомые злые силы приносили их из степных глубин. Сначала печенеги, потом — половцы, потом — татаро-монголы…

Вот и приходилось русским храбрам нести нелегкую сторожевую службу. Об этом и пойдет сейчас наш рассказ.

Может быть, у вас возникнет недоумение: «Как же так — печенеги… половцы… татаро-монголы… Сколько же это лет прошло, сколько зим миновало?» Не сомневайтесь. Мы ведь говорили о том, что богатырский век нельзя мерить обычными мерками. Народ в своих былинах отвел богатырям почти три века — от времен создания Киевского государства до татаро-монгольского нашествия. Время как бы спрессовалось, чтобы вместиться в необъятную жизнь богатырей. С востока наступали на Русь степные кочевники. Вели против Русского государства интриги и войны западные державы. А храбры… Надо было — сберегали родную землю от печенегов. Пришли половцы — воюют с ними. В грозное лето хлынут на Русь полчища нового врага — коварного собаки Чингиса, и снова станут они заслоном и будут стоять насмерть. Потому и называли их на Руси храбрами. А такое, казалось бы, привычное и близкое нам слово «богатырь» пришло в русский язык позднее, уже после монгольского нашествия, и прочно поселялось в нем, став тоже понятным и родным.