Надо сказать, сообщения о расстрелах в Медном появлялись и раньше, однако подтвердить их ничем не удавалось. Называл этот адрес в беседе с Фрейденбергом и я. Дача, а точнее спортивная база УКГБ, существует в Медном по сей день.

Едва успев дочитать письмо, Фрейденберг обнаружил в "Калининской правде" (номер от 30.5.1990) интервью начальника Калининскою УКГБ полковника В.А. Лаконцева (интересно, что интервьюером был собкор "Советской России" Ю. Буров, почему-то не поместивший материал на страницах своей газеты; впрочем, "Советская Россия" как раз в эти дни была чуть не целиком занята стенограммой съезда народных депутатов РСФСР), где среди прочего имеется упоминание и о захоронении в Медном [60]. По словам Лаконцева, там погребены не только поляки, но и "активные немецкие пособники" (их. как известно, судили и вешали принародно), а также советские воины, умершие от ран. Оказывается, этими поисками УКГБ занимается "уже много месяцев"! Никаких документов, правда, не обнаружено. И вот теперь Лаконцев обращается ко всем, кто может сообщить что-либо о захоронении в Медном. Странно, что не обратился раньше: ведь документы, цитируемые в этой книге, обнаружены не вчера – глядишь, и сократили бы многомесячный срок. Дико звучит и информация, что в одну яму с трупами казненных пособников свалены останки советских воинов: почему не отданы семьям, не похоронены по-людски? От бериевцев, понятно, можно ждать любой мерзости, но уж военные-то госпитали их компетенции, слава Богу, не подлежали. Наконец, откуда, если нет документов, известно, что в Медном захоронены пособники?

Из собсгвенного опыта М.М. Фрейденберг заключает, что это испытанный метод блокировать раскопки – во всяком случае, по отношению к деятельности тверского "Мемориала" он применяется не впервые [61].

Через день после публикации Ю. Буров позвонил Фрейденбергу и предложил ему вместе отправиться в Медное. Разумеется. Марэн Михайлович немедля согласился.

На территории "дачи" Фрейденберг без груда нашел интересующий его дом. Это гипичная деревенская шитая тесом изба, и живет в ней, как и прежде, комендант. Рядом с домом приехавшие увидели песчаный холм явно искусственного происхождения. На вопрос, как образовался холм, комендант, нисколько не колеблясь, огветил, что это грунт, вынутый при закладке фундамента. Здесь, по словам Фрейденберга. приехавшие многозначигельно переглянулись: всякому сельскому жителю известно, что классическая русская изба строится без фундамента.

Версия Фрейденберга поразительно совпадает с обстоятельствами катынских расстрелов: и там и здесь фигурирует "дача УНКВД", пленных доставляют к месту казни небольшими группами… И на этом воздержусь от дальнейших комментариев: нужны дополнительные материалы, а если их нет – раскопки.

Как я уже писал, в конце июня 1940 года из Ниловой Пустыни в Североникель были вывезены последние 323 узника. Сводка о наличии военнопленных от 23.7.1940 гласит:

"Осташковский лагерь – свободен" [62].

С 1940 по 1942 год в Ниловой Пустыни размещались воинские части, а в 1942-1944 гг.- в общей сложности шесть военных госпиталей. В 1944 году на территории монастыря была вновь организована детская трудовая колония, однако на сей раз – для несовершеннолетних преступников. В конце 50-х гг. в колонии произошло восстание, жестоко подавленное властями; некоторые представители администрации были преданы суду за превышение власти и рукоприкладство, а колония расформирована.

С 1961 по 1971 год в монастыре размещался дом для престарелых, с 1973 по 1988 г. – турбаза "Рассвет".

С 1974 года в монастыре ведутся реставрационные работы, однако крайне медленно: из 13 млн. рублей сметной стоимости на сегодняшний день освоено 1 млн. 157 тыс. В марте 1989 года архитектурный комплекс был передан Крюковскому литейно-производственному управлению магистрального газопровода "Мострансгаза". на острове Столбныи начала функционировать турбаза "Нилова Пустынь". Наконец, в 1990 году по настоянию местных жителей и по просьбе главы областного епархиального управления епископа Калининского и Кашинского Виктора монасгырский ансамбль передан Русской православной церкви.

В Ниловой Пустыни я был дважды – в январе и мае 1990 года. Архитектурный ансамбль монастыря изумительно красив и гармоничен, хотя, быть может, и не отличается своеобразием. Впрочем, было здесь строение, отмеченное вниманием исследователей, – деревянная ярусная церковь, родоначальница целого стиля. До наших дней церковь эта не сохранилась.

До окончания реставрации еще далеко. Все монастырские здания забраны лесами, во дворе груды строительного мусора. Вместо медного листа купола соборов крыты теперь жестью. Чугунные фигурные решетки в окнах келий выламываются, взамен устанавливаются обычные деревянные рамы. Посреди двора стоит насквозь проржавевшая вошебойка – железный шкаф, в котором посредством горячего пара изничтожались из одежды насекомые – когда-то совсем обыкновенная вещь, а в наше время реликвия, почти антиквариат.

Внутри одного из зданий явственно видны следы интерьера некогда размещавшейся здесь столовой: полуразвалившаяся печь, плита, окно раздачи [63].

Озирая окрестности, пожалел, что приехал сюда не туристом, а по делу, да еще такому безотрадному.

Третьим офицерским лагерем был Старобельский, располагавшийся в Харьковской, а ныне Луганской области, и тоже на территории бывшего монастыря. В нем содержалось, по данным польских специалистов, 3920 человек, в том числе. уточняет Ежевский, почти все офицеры из района обороны Львова, около 20 профессоров высших учебных заведений, около 400 врачей, около 600 летчиков, а также юристы, инженеры, учителя, общественные деятели, литераторы и журналисты: в этом лагере оказались все без исключения сотрудники НИИ по борьбе с газами, почти все – Института по вооружению Войска Польского, раввин Войска Польского Барух Штейнберг.

Из документов ГУВД следует, что охрану Старобельского лагеря нес 230-й полк 16-й конвойной бригады (командир полка – майор Шевцов Илья Яковлевич), дислоцированный в Ростове-на-Дону. Приказом конвойным войскам от 31.12.1940 отмечена бдительность, проявленная конвойными:

"При охране Старобельского лагеря красноармейцы 4-й роты 230 полка – т.т. Щегольков. Жилин. Ельников и Калиничецко, выполняя отлично устав караульной службы, предупредили и ликвидировали ряд попыток к побегу содержавшихся в лагере заключенных" .

Еще одна попытка к побегу ("Сводка-обзор оперативного использования служебных собак в частях KB НКВД за 4-й квартал 1939 г."):

"10.10.39 в 19.00 из Старобельского лагеря, охраняемого 230 полком 16 бригады, бежал один военнопленный. Часовой заметил бежавшего на расстоянии 300-350 метров от лагеря, который успел приблизиться к населенному пункту и скрыться в канаве между деревьями.

Находившийся в лагере вожатый служебной собаки тов. Величко своевременно и умело применил караульную собаку "Эльза", не допустив военнопленного скрыться в населенном пункте.

Бежавший был задержан и возвращен в лагерь" .

Кроме того, имеется записка опергруппы НКВД (Трофимов, Ефимов, Егоров) от 25.11.1939 на имя Берии, из которой явствует, что в лагере вскрыта подпольная антисоветская организация. Нелестно отзываются авторы записки о комиссаре лагеря Киршине, который "вместо того, чтобы организовать через политаппарат культурно-просветительные мероприятия, позволяющие вести и политическую обработку младших и запасных офицеров, (…) бездеятельностью дал возможность антисоветскому активу военнопленных офицеров взять инициативу в свои руки". Мало того: "Не успели мы начать изъятие намеченных к аресту участников организации, как комиссар Киршин, действуя по своему усмотрению, направился в бараки военнопленных и в разговорах с отдельными активистами подполья начал "разоблачать" их деятельность, доказывать нелегальный, антисоветский характер работы и т.п., выболтав тем самым нашу осведомленность о наличии организации и дав возможность участникам организации приготовиться". Наконец, "т. Киршин не пользуется авторитетом среди сотрудников лагеря и с первых дней скомпрометировал себя фактом сожительства с одной из медицинских сотрудниц лагеря" [66].