А тут еще этот поп.

— Хорошо, мы примем все меры к задержанию. — успокоил он посетителя. — Это ведь статья… Если что-то вспомните еще, вот мой телефон.

Ему очень захотелось взять отпуск…

Уткин не дождался Билли. Побродив по свалке в одиночестве, он вернулся домой.

— Свинья… — выругался он. — Мог бы и предупредить, что передумал. Или струсил?

Вечером, когда уже спала жара, а солнце почти закатилось за дырявые крыши старых пятиэтажек, он вышел на улицу, чтобы сходить за пивом. Путь его пролегал мимо старого кладбища, уже оказавшегося в черте города и потому закрытого. Большие старые деревья бросали густую тень на могилы, а в глубине кладбища уже было почти темно.

Уткину показалось, что из тени деревьев ему кто-то машет рукой. Он пригляделся и понял, что не ошибся. Это был Билли.

— Ну что тебе? — недовольно спросил студент, подходя к нему.

Билли был как будто не в себе. Лицо какое-то бледное, куртка в пыли. Может попал в драку?

— Я был там сегодня ночью! — проронил он, — Я видел их!

— Кого — их?

— Это секта, точно! Сатанисты!

Понимая, что пива ему сегодня, скорей всего, не попить, Уткин уселся на вросший в землю могильный камень.

— Ну и что они там делают?

— Проводят свои ритуалы! А сегодня они будут здесь, на кладбище! Я нашел место, откуда мы сможем понаблюдать за ними!

Не понимая, зачем это нужно, Уткин двинулся за панком. Они шли по тропинке, которая когда-то была хорошо протоптанной, но теперь зарастала, так как сейчас кладбище посещали только любовные парочки с извращенными наклонностями.

Вокруг было уже почти темно. Внезапно панк повернулся у Уткину.

— Я тебе не рассказал самого интересного. Они приняли меня к себе…

Студент, холодея, заметил, что у Билли тускло светятся глаза.

— Может рыбы много ел? — мелькнула глупая мысль.

— …и мне это очень понравилось!

— Быть сатанистом? Но ты же и раньше…

— Не только сатанистом… — Билли отвернул ворот своей куртки, и Уткин увидел на его шее огромную рану, как будто ему перегрызла горло собака или волк. После такого нельзя выжить…

Ноги его приросли к земле, как будто пустив корни, а в горле застрял дикий вопль. Глаза Билли все так же бледно светились. Этого просто не могло быть!

— Это не страшно. Всего только раз — и я стал таким же как они. Они разрешили мне и тебя взять… Это будет моя первая кровь! Так что, пожалуйста, не сопротивляйся…

На тропинке появилась какая-то темная фигура. Отчаянная надежда придала Уткину сил.

— Помогите! — рванулся он с места.

Фигура застыла на месте. Кажется, это был поп. Не Бог весть что, но в этой ситуации, наверное, лучшая защита.

Билли скакал за ним следом. Поп инстинктивно выхватил тяжелый крест, явно с намерением использовать его как кастет или дубинку. При его виде панк как будто взбесился. Глаза его полыхнули недобрым огнем, рот раскрылся, извергая нечеловеческий рев, и он кинулся на священника, забыв про свою жертву.

Однако тот оказался не робкого десятка. Сделав шаг навстречу панку, он с силой вогнал в его пасть свой крест. Билли завизжал, как ошпаренная кипятком собака и отскочил в сторону. Он нелепо махал руками, пытаясь избавиться от неожиданного подарка, но крест, вошел в его рот почти полностью, и теперь концы перекрестия, зацепившись за углы рта, не давали ему вывалиться.

Если бы панк схватился за крест руками, он бы легко его вынул. Но, похоже, он боялся это сделать.

Шатаясь и спотыкаясь как слепой, он сделал несколько шагов и оказался около столба местной линии электропередачи. Уткин мог бы поспорить на что угодно, что она оборвана, но тут от проводов в сторону панка протянулась голубая искрящаяся дуга. Билли моментально обратился в живой факел. Впрочем, он быстро превращался из живого в просто факел. Упав на колени, он еще несколько раз взвыл, разбрасывая вокруг себя какие-то тлеющие ошметки, и Уткин понял, что куски мяса. Наконец он рухнул рядом с какой-то могилой, превратясь в дымящуюся груду, в которой невозможно было узнать останки человека.

Оба человека с ужасом смотрели на эту груду.

— Что это было? — спросил священник.

— Не знаю, — с трудом выговорил студент, — Но лучше нам уйти отсюда.

Лес, уже полностью погрузившийся в вечерние сумерки, наполнялся таинственными звуками, совершенно чуждыми городскому шуму.

Лесогорский бизнесмен Лищенко заглушил мотор своей «Ауди», ступил на мягкую землю, укрытую толстым слоем мха и прислушался. Звуки вечернего леса вовсе не интересовали его, он ожидал услышать работу мощного мотора джипа "Тойота".

Волк опаздывал. Он всегда заставлял ждать себя, тем самым подчеркивая свою важность.

Но, рано или поздно он будет здесь. Еще бы, какой дурак не приедет за такими деньгами? Лищенко нервно оглянулся на заднее сиденье машины, как будто опасаясь, что здесь кто-то сможет украсть из машины пачку из 20-ти стодолларовых банкнот.

Волк жил за шестьдесят километров от Лесогорска, в областном центре П., и контролировал целый ряд городков, подобных Лесогорску. В другие города он посылал за данью своих людей, а в Лесогорск ездил сам.

— Хорошая у вас тут природа. — признался он как-то Лищенко. — Леса кругом…

— А тебя, волка, в лес так и тянет… — подумал Лищенко, но вслух только поддакнул.

Видимо из-за своей любви к природе Волк и выбрал эту поляну для ежемесячной передачи денег. А может и не только. В этой глуши выстрелов никто не услышит, только белок распугаешь, да и труп спрятать нет проблем. А разные там "санитары леса" постараются, чтобы мясо не залежалось.

Лищенко всегда чувствовал себя здесь жутковато. Впрочем, боялся он только Волка, а суеверия и детские страхи были ему чужды, также как всякие эстетические чувства.

Вот и сейчас, вместо того, чтобы вдохнуть запах свежей хвои, он решил «отравиться» банальной сигаретой. Опаздывание Волка сегодня почему-то особенно разозлило его, и он сделал очень глубокую первую затяжку, пытаясь расслабиться.

Выдохнув дым, он поднял, проследив за тем, как его клубы развеиваются в чистом лесном воздухе. Его взгляд скользнул по могучим стволам деревьев, раскидистым лапам ветвей и вдруг столкнулся с другим взглядом, спокойным и холодным взглядом нечеловеческих глаз.

Недокуренная сигарета выпала из его руки.

— Это смерть… — мелькнула мысль в его голове, и это была его последняя мысль. Животный ужас полностью овладел им. Волосы зашевелились, вставая дыбом, содержимое мочевого пузыря теплой зловонной волной полилось по ногам. Лищенко развернулся и со всех ног бросился бежать, даже не подумав о машине.

Какие-то первобытные чувства и страхи заговорили в нем, подавляя последние проблески разума. Он просто бежал, как загоняемый заяц, чувствуя приближение смертельной опасности.

Он еще пытался крикнуть, но из горла вырывался только сдавленный хрип. То, от чего пытался убежать, несколькими бесшумными прыжками настигло его и повалило на землю. Цепкие лапы схватили его за шею. Лищенко услышал отвратительный хруст своих позвонков, а затем весь мир перевернулся в его глазах…

Волк обладал одной уникальной способностью — ни о чем не думать. Развил он ее еще в годы своего спортивного детства, придя к твердому убеждению о том, что мыслительная деятельность — это просто приток лишней крови к мозгу, а кровь эта ему требовалась для других целей. Чем забивать голову ненужными мыслями, он предпочитал держать свои мышцы в постоянной боевой готовности, а для управления телом хватит и простых рефлексов, безотказных как АК-47. Он вообще любил все безотказное — машин, оружие, женщин. И его тело тоже стало безотказным боевым орудием. Если у других людей мозг работал постоянно, а мышцы чаще были расслаблены, то у Волка было наоборот. И этим он внушал всем страх и уважение.

Сейчас он тоже ни о чем не думал, сидя за рулем своей «Тойоты». Рядом растекся по сиденью один из его бойцов, которого он взял разве что для вида. Лицо Волка было спокойно, но все его спокойствие и медлительность были медлительностью акулы, всегда готовой к смертельному броску.