Было очень жарко…

Старший следователь Лесогорского следственного отдела Шпагин с ненавистью оглядел свой кабинет.

Старый вентилятор, как-бы нехотя вращая лопастями, только перегонял этот душный воздух из угла в угол.

Открытое окно тоже не приносило прохлады, с улицы только задувало пыль и выхлопные газы автомобилей. В эти минуты Шпагин завидовал даже патрульным, которые сейчас трясутся в своих разбитых «бобиках», но все-таки работают на свежем воздухе.

А работать ему не хотелось. Да и как здесь работать, когда начальство никак не удосужится поставить в кабинете самый завалящий кондиционер?

— Вот не раскрою ни одного дела за месяц, испорчу показатели, пускай их там наверху дрючат, — с бессильной злостью подумал старый "следак".

Он вспомнил про расследуемые дела, и ему захотелось рассмеяться. Если не расследовать эти три дела, то его точно заподозрят в старческом маразме. Воровство на колхозной ферме, молодой наркоман, неудачно дебютировавший в роли грабителя, пьяная драка с поножовщиной.

— Да, измельчал наш брат-преступник, — с некоторым сожалением вздохнул Шпагин.

— Неужели можно и на пенсию?

Ему было уже пятьдесят пять, но для своих лет он был в неплохой форме. Вот только погрузнел от кабинетной работы. А раньше, будучи опером, приходилось нарезать не один километр в день, гоняясь за разной шпаной. Были на его счету и несколько раскрытых убийств и крупных краж. В одном деле, которое он расследовал еще лет пятнадцать назад, оказались замешаны несколько человек из партийного руководства города. После этого карьера Шпагина если и не сломалась, то однозначно "зачахла".

В то время, когда Шпагин просиживал штаны в своем кабинете, километрах в 30-ти от города уже разворачивались события, в гуще которых окажется и пожилой городской следователь.

Несколько военных грузовиков прыгали по ухабам лесной дороги. Солдаты выпрыгивали еще на ходу, быстро строились. Их командир уже шагал перед строем.

— У нас боевая тревога. Сбежал особо опасный преступник. Вам разрешено открывать огонь на поражение. Всех, кого увидите — задерживать. В случае неповиновения — стрелять. Передвигаться поодиночке запрещается.

Солдаты двинулись в лес. Из кабины грузовика выпрыгнул человек в штатском и подошел к офицеру.

— Думаю, что все это поможет нам, как мертвому припарки. В этом лесу его не найти.

— Вы думаете, он прорвется в город?

— Уверен в этом. Там и нужно будет его искать.

— Мы не сможем сделать этого, не привлекая ничьего внимания.

Штатский вытащил новую пачку «Мальборо» и затянулся сигаретой.

— Я думаю, сможем. Нужно сформировать команду из надежных людей.

Существо пробиралось через лес, быстро удаляясь от погони. Лишь один раз ему пришлось вскочить в густые ветви деревьев, скрываясь от трех солдат, шагавших по лесу так, что было слышно за версту. Запах их жизней кружил ему голову, хотелось броситься на них, но это было слишком опасно. Слишком много других людей было рядом — вооруженных, настороженных. Риск бессмысленный. Оно знало, что не очень далеко находится большое поселение людей. Инстинкт вел его прямо туда. Вскоре погоня осталась далеко позади. Оно чувствовало множество жизней, которые должны послужить великому делу. Расстояние было совсем небольшим, но вскоре смертельная усталость стала одолевать беглеца. Причина была одна — проклятое солнце, лучи которого практически не пробивались сквозь покров древнего леса, но этот яд, яд солнечного света уже начинал свое губительное действие. Нужно было затаиться, дождаться блаженной темноты и прохлады.

На пути ему попалась огромная сосна, метрах в десяти над землей в ее стволе виднелось дупло.

Существо легко взобралось по стволу. В дупле уже был обитатель — старая облезлая белка. Схватив ее, оно с отвращением вонзило свои зубы в трепещущее тело. Это было необходимо — свежая кровь целительным потокам разлилась по его телу.

Подкрепившись, оно свернулось и заснуло глубоким, но чутким сном. Оно никогда не видело снов.

Город жил своей обычной жизнью. Люди, вооруженные электроникой и техникой, не обращали внимания на предзнаменования, которые уже вещали им об опасности. А в окрестных перелесках уже замолкли певчие птицы, лишь иногда было слышно уханье совы или ворчание козодоя. Собаки, многочисленные в этом городе, где было много частных домов, не устраивали вечерний лай, но их хозяева только радовались этому. На окрестных фермах доярки материли своих «буренок», дружно обвивших забастовку и переставших давать молоко.

То, что бродило по окрестностям, еще не проявило себя, но животные чувствовали его злобную силу, замирая от ужаса перед тем, что должно случиться.

Сотни ярких огней горели во тьме, как глаза его племени. Их свет был совсем не такой, как свет солнца. Он не резал глаз, его лучи не обжигали кожу. Людям теперь стало мало дня. Они старались полнее использовать время своей короткой жизни. Но этот искусственный свет не был смертельным для представителя ночного племени, и он шагнул в этот новый манящий мир…

Единственная в Лесогорске церковь была построена совсем недавно — в самом начале 90-х годов.

Конечно, раньше Лесогорск тоже не был полностью безбожным. Но старые церкви были взорваны в 1930-е годы, а в дальнейшем, когда воинствующий атеизм поутих, постройка церкви все равно была бы делом неслыханным.

Но времена изменились, и религия оказалась "в моде" — другого слова не придумаешь, ибо подобные термины, как "возрождение духовности" звучат просто смешно на фоне роста наркомании, преступности и коррупции.

Церковь эта представляла собой странный архитектурный опус, совершенно чуждый стилю русского православия. Богато отделанная и разукрашенная, она могла успешно служить как храмом, так и ночным клубом, стоило лишь сменить вывеску. В общем, это было достойное детище своих «отцов» — богатейших граждан города, бывших партийных боссов и "криминальных элементов", которые являлись и наиболее частными посетителями церкви. Видимо их набожность была прямо пропорциональна количеству совершенных грехов. Под стать пастве был и священник — отец Василий, исправно справлявший службы и с выражением читавший псалмы. Вот только слишком все это смахивало на хорошо отрепетированное шоу. Не было Веры в отце Василии, да только не было ее и ни в ком вокруг, поэтому авторитет священника оставался незыблем, а его финансы не боялись никаких кризисов.

Но всему свое время. Пришел час и отцу Василию изменить свое мировоззрение.

Утром, как обычно, он по-хозяйски деловито обошел церковный двор, затем направился к дверям церкви и замер в удивлении: они были приоткрыты. Распахнув их, он замер на несколько минут.

— Какая сука… — вырвалось у него, но он остановил себя.

Ночью в церкви побывал явно не с дружеским визитом. Замок двери был сломан, но это были только цветочки. Взгляд священника фиксировал все новые подробности, которые даже его заставляли содрогнуться.

Помещение было наполнено каким-то дымом, едким и зловонным, совсем не похожим на дым из кадила. Взглянув на стены, поп понял, что здесь горела смола, которая жирными черными кляксами была разбрызгана по стенам. Лучи света, пробивавшиеся через оконца наверху, пересекались с клубами дыма, и священнику казалось, что он находится внутри огромного калейдоскопа.

С трудом передвигая ногами, он прошел к алтарю, и снова вздрогнул: там лежала черная собака с перерезанным горлом. Она была основательно выпотрошена, и внутренности ее были разбросаны вокруг.

Застывшая кровь липким пятном растеклась по полу.