На трепыхающемся Лешке повисли мы со штурманом, стараясь удержать бушующего «слонопотама» в кресле, дабы он своими хаотичными действиями не мешал командиру спасать самолет и наши жизни.
Пока я болтался на богатырской спине бортинженера, как жалкий фокстерьер на матером медведище, а штурман хлестал Леху по щекам, пытаясь привести в чувство, в моем мозгу быстрее молнии пронеслась мысль: «Боже, а ведь моя жена на 8-м месяце! Неужели мой ребенок родиться сиротой?! Ладно, я — законченный грешник, но еще нерожденная крошка чем провинилась, чтобы вот так… за что?!»
Перед глазами неожиданно пронеслась вся моя недолгая жизнь. Пронеслась в цвете и ослепительно ярко!
Вот мне чуть больше годика и я стою в кроватке, старательно цепляясь маленькими пальчиками за деревянные прутики, а мои молодые папа и мама смотрят на меня абсолютно счастливыми глазами… Вот я стою в костюмчике и с огромным букетом ароматных пионов — Первое сентября, первоклашка… первая двойка… первая сигарета… первый поцелуй… огромный плац, тяжелый автомат на груди, на асфальте смешная тень некультяпистого воина с оттопыренными ушами — воинская присяга… хмельная пьянка — гуляем выпуск… крики «Горько» — моя свадьба… тихо и ласково: «у нас будет ребенок, милый»…
…а дальше?! Неужели, это все?!
Хм?! Оказывается, умирать совсем не страшно, да-да! Не страшно! …а просто обидно! Обидно до слез… и несправедливо! Лешка, как я тебя понимаю, но истерить не время! …надо сделать все возможное и невозможное, чтобы свидание с «костлявой», по-крайней мере сегодня, не состоялось…
В результате, Витя Якимов остался с самолетом «один на один»… и еще бортмеханик прапорщик Юра, услышав громкий хлопок в хвостовом отсеке, бросив блоки неисправного демпфера рыскания, побежал посмотреть «что случилось».
А случилось следующее — от хаотичного болтания плохо управляемого самолета сорвало замки рампы (выдвижной пандус). И сейчас рампа болталась на кронштейнах в полуоткрытом состоянии… что в принципе было нам на руку, ибо весь дым, поступающий от горящего движка, высосало образовавшимся сквозняком и впереди за остеклением кабины показалась красивейшая панорама города-героя Минск.
Эта случайность ОЧЕНЬ нам помогла — мы прозрели!!! Офигеть, как красив город Минск с высоты птичьего полета?! Какие просторы и монументальность?! Эх, лепота!
Обидно валиться на такой замечательный город… тем более, в такой солнечный день?! Не надо! Господи, спаси и сохрани… ПОЖАЛУЙСТА!!!
Витя, мгновенно сориентировавшись в пространстве, виртуозно развернул самолет в направлении аэродрома и повел периодически взбрыкивающую машину в стороне от жилых кварталов.
Он прав, если суждено набрать полный рот земли, то хоть без «подарочка на голову и довеска тех непричастных, кто внизу, они то при чем?!»… Кстати, прыгать с парашютом не было ни малейшего шанса, т. к. у нас НЕ БЫЛО парашютов! Вообще! Ни одного! (особенность эксплуатации авиатехники по аналогии с пассажирскими самолетами «Аэрофлота» — крутись как хочешь, а машину сажай!)
Бортинженер Леха, продолжая плакать, начал постепенно приходить в себя.
— Отпустите меня, парни! Стыдно! Я в порядке. Честно! Что делать, командир?
Мы со штурманом «слезли» с Лешкиной спины и заняли свои места в кабине. А Витя, мельком оценив адекватность бортинженера, абсолютно спокойным и ровным голосом начал давать ему приказания.
— Закрылки! Режим… давай-ка, Леша, всю механизацию выпускай на «максимал»…
— Есть, командир!
— Выпустить шасси! Фары, режим посадочный!
— Есть шасси! Есть фары…
Заурчали электромоторы, механизация крыла пошла на выпуск, самолет начал заметно терять скорость и как бы «вспух» — резко увеличилась подъемная сила… Командир вышел на связь с КДП.
— «Вышка», я — 930! Пожар левого двигателя! Прошу аварийную посадку!
— 930-й, полоса занята! Уходите на второй круг, сейчас разгребем и сразу вас посадим!
— Пошли на …уй! Я сажусь! Нет времени на второй круг… Горим, бля!!!
— 930-й… полоса занята!!! АН-24 уберем…
— Пох… сажусь! У меня уже и правый движок перегрелся, молотит на взлетном режиме всю дорогу! Горит табло «стружка в масле»!!! Сейчас посыплемся! Разгоняйте всех нах…, мне пох… захожу на посадку…
Вскоре вдалеке отчетливо показалась ВПП аэродрома Минск-1 и АН-24 на исполнительном рубеже. Очевидно, с КДП ему уже передали приказ срочно освободить полосу для посадки аварийного борта, и старенький самолетик сорвался с места, словно «укушенный в задницу».
Было отчетливо видно, что ребята с 24-го прилагали максимум усилий и сноровки, чтобы быстрее убраться с полосы и дать нам шанс на благоприятный исход…
А мы тем временем заходили им прямо в хвост!!! Они убегали, а мы накатывали и догоняли!!! Как разминулись и не столкнулись?! Непонятно, но спасибо Вите и поклон в ножки!!! Однозначно! Мастер! Так погасил скорость, что 30-ка фактически зависла над ВПП на манер вертолета и мягко притерла свои шасси прямо за хвостовым оперением, убегающего АН-24. Браво, Витя, брависсимо! …но давай обойдемся, без «Бис»!
Плюхнулись на ВПП, и бортинженер Леха сразу же заглушил левый движок, врубив систему пожаротушения, заливая двигатель фреоном!!! А правый двигатель перевел в режим реверса и погасил посадочную скорость. Уф, слава Всевышнему, дотянули!
Зарулив на стоянку, первое, что мы увидели, была милицейская машина?!?!?!
Открыли бортовой люк и сразу же уперлись в стволы милицейского наряда?! Ничего себе?! Вокруг нашего самолета плотным кольцом стояли менты с пистолетами…
— Здрасте! Вот только вас тут и не хватало?! Какого х… члена???
— А мы чего?! Нам передали: «Аварийная посадка», угроза захвата самолета!
— Да пошли вы…
Вскоре к 30-ке подскочили «пожарка», «скорая помощь» и т. д. и т. п. Шум, гам, всплески маячков, рев сирен — весело, прям дискотека!
Бросив самолет на попечение откровенно бледных спецов, прибежавших с АРЗ, мы поехали в гостиницу, прикупив по пути ящик водки и кучу жратвы.
Сидя за импровизированным столом в гостиничном номере, мы пили водку гранеными стаканами и чайными чашками фактически не закусывая и совершенно не чувствуя обжигающей горечи 40-градусной жидкости. Все парни громогласно хохотали как умалишенные, перебирая слух особенно яркие моменты минувшего события.
Лешку Макейкина никто не корил и не стыдил… Бортинженер хохотал громче всех и, перебивая других, говорил и говорил, а по его щекам беспрестанно текли крупные слезы, которые он досадливо смахивал огромным кулачищем… и смеялся снова и снова…
А я все это время зябко кутался в два одеяла, ибо мне было ОЧЕНЬ ХОЛОДНО. Мое тело колотила непрекращающаяся противная дрожь, а по коже бегали огромные мурашки, хотя за окном стояла 35-градусная июньская жара?!
Тем не менее, я был безмерно счастлив, ибо у меня появился шанс увидеть своего еще нерожденного ребенка и поучаствовать в его будущей жизни…
з. ы. Кстати, наверное, у читателя, дошедшего до окончания данного откровенно-сумбурного рассказа, возникает законный вопрос: «А причем здесь «Молния в клочья» в названии рассказа?» (впечатлительным и стеснительным дальше не читать!!!)
з. з.ы. В гостинице города Минска с удивлением обнаружил, что …«молния» на ширинке моих брюк разорвана в клочья и ремонту не подлежит… а личные «первичные половые признаки» находятся в полной боевой готовности!!! Причем, в идеально-образцовой?!…неприлично-длительное время?!
Уже на базе, вернувшись кстати все на том же злосчастном 930-м после повторного ремонта на Минском АРЗ (спецы-заводчане пахали сутки и привели машину в нормальное состояние — могут же когда захотят?!?!?!) задавая вопрос доктору на обязательном мед. осмотре, я посетовал на неожиданную реакцию моего организма в минуты смертельной опасности. Ответ дока был несколько неожиданным.
— В основе своей все люди делятся на два типа: — тех, кто в минуты опасности жалко скисает, превращаясь в половую тряпку, испытывая сильнейший спазм мышц, сосудов …и временную парализацию нейронов центральной нервной системы — так называемый безвольный ступор!
