Фанес торопливо размышлял.
— Ладно, ещё не всё потеряно. Они пошли выгулять.
Походят и вернутся домой, а тогда мы...
Эрос молча вынул свой мобильник и швырнул его в Мотлаву. Послышался всплеск, по тёмной, маслянистой поверхности воды побежали круги. Бог Любви махнул рукой в сторону Врат Святого Духа.
— Иди...
Фанес с шипением выпустил воздух.
— Тебе кто-нибудь уже говорил, что ты страшен?
— Все мои бывшие,— ответил Эрос, хлюпая носом, а потом, громко трубя, высморкался в платок.
Неожиданно Фанес начал истерично смеяться.
— Ты невыносимо страшен, и за это я тебя люблю.
* * *
Гданьский Длинный Тарг в четыре утра, как обычно, был пуст, безлюден и лишен даже голубей. Единственный представитель местной кошачьей богемы сидел на балюстраде, окружающей площадку, увенчивающую лестницу в Артуров Двор, и с жадностью поедал кусочки лосося с ладони Эроса.
— Слушай, зачем ты обманываешь кота? Ведь это не настоящий лосось,— заметил Фанес, наблюдавший за действиями приятеля.
— А ты только посмотри, как он счастлив,— возразил Эрос, почёсывая за ухом размурлыкавшегося в экстазе котяру.— Который час?
Фанес посмотрел на часы:
— Четыре ноль шесть...
— Последние мгновения относительной свободы. Интересно, кто примет наши регионы.
— Четыре ноль семь...
На этот раз посланец обошёлся без специальных эффектов. Он попросту явился на площади, точно так же сияющий и безукоризненный, как и сутки назад. Рядом с небритым Фанесом и не до конца отмытым после великого рыда Эросом он выглядел столь же реалистично, как герой какой-нибудь компьютерной игры. Окинув обоих провинившихся тяжёлым взглядом, он вытащил из складок своего одеяния свиток пергамента.
Боги переглянулись с иронией.
— У Шефа диктофон испортился? — бросил Эрос.
— Без нахальства, язычники! — огрызнулся ангел, разворачивая рулон.
— Ладно, ладно, читай свой ср...ный приговор. У нас же не целый день в запасе.
Ангел откашлялся и начал громко читать:
— Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится...
— Ну ясно, Священная Книга, просто отказать себе не мог,— вполголоса буркнул Фанес, подталкивая приятеля локтем.
—...не бесчинствует... Кхм... Кхм... — продолжал ангел, с неодобрением поглядывая на одеяние Эроса.— ...не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине[12]. Конец.
Он свернул рулон и снова спрятал его.
— Э-э-э... И это всё? — спросил Фанес.
— Да.
— Понимаешь, мы ведь всего лишь простые жители Эллады. И вместе с нашими бесписьменными родственничками ещё только тысячу лет назад коптились в жертвенном дыму. Может, ты бы просветил нас, простачков? — саркастически предложил Эрос.
Посланец «верхов» скривился, точно лимон надкусил.
— Да, понятно, Его Святейшество Абалидот слишком полагался на ваш ум и понимание метафор. Другими словами: вы попали под амнистию. Вы свободны.
— Не будет никакого хора? И никакой Гренландии? — переспросил для верности Фанес. Эрос, стоя рядом с ним, с трудом удержался от восторженного пристукивания каблуками.
— К сожалению. Его Святейшество узрел в вас запасы милосердия и христианской любви к ближнему. Из этого я делаю вывод, что его око прозорливее моего. Аминь.
С этими словами ангел исчез, не оставив ни малейшего следа своего пребывания.
— YES! YES! YES![13] — крикнул Фанес, воздевая к небесам кулаки...
Гданьский Старый город в пять утра начинает просыпаться. Первые голуби расправляют крылья. Перед Артуровым Двором стоят, держась за руки, мужчина и женщина. О ноги женщины трётся кот, а сама она неуверенно оглядывается по сторонам.
— А что я тут, собственно, делаю?
Она всматривается в своего спутника, который только потерянно качает головой.
— Странно, я совершенно трезв, а ничего не помню.
— А зовут-то тебя как?
— Анджей.
— Очень приятно, Эвелина.
— Похоже, мы хорошо погуляли. Отвезти тебя домой? Я оставил машину на парковке около банка.
— Конечно. Спасибо.
Пара удаляется прогулочным шагом. Одинокий кот побежал было за ними, но потом, разочарованный, передумал. На лосося рассчитывать явно не стоило.
* * *
На вершине башни Моряцкого костёла стоят двое молодых людей. Они очень похожи друг на друга: идеально сложённые, мускулистые тела, кожа покрыта золотистым загаром и копна кудрей цвета бронзы вокруг лиц с классическими античными чертами. На одном голубой хитон и сандалии, на другом — вылинявшие джинсы до колен и кеды. За спиной у них внимательный наблюдатель смог бы разглядеть туманные радужные крылья, едва заметные при дневном свете.
Эрос легко вскочил на барьер и развёл руки над пропастью.
— О-го-го! Я король мира!
— Ты понимаешь, что ведёшь себя по-детски? — рассмеялся Фанес.
— Да! Но я должен был так сделать. Иначе это не давало бы мне покоя следующие сто лет! Не позволю, чтобы какая-то глупая башня такие шутки со мной проделывала! Нету у меня акрофобии! Я летаю! — И золотистый Бог Любви в обтрепанных джинсах кинулся в воздух, точно пловец в воду.
— Летает, болтает, всё в ажуре,— прокомментировал Фанес, пускаясь за ним следом.
* * *
В укромном закутке под аркой Зелёных Врат страстно целуются двое городских полицейских.
— Только я не педик! — предупреждает один, оторвавшись на мгновение, чтобы перевести дыхание.
— Да что ты,— бормочет его напарник.— Ведь ты даже зеркальца не носишь.
P. S. Дорогие мои российские читатели, все места, улицы и рестораны, где побывали Эрос и Фанес, на самом деле существуют в моём городе или существовали до недавнего времени. В Моряцкой базилике действительно висит утопленница, на Длинном Тарге всегда множество голубей, колокольный звон в костёле я слышала лично, а на территории Весьма Важной Институции живут утки. Вы сами можете в этом убедиться, если приедете в Гданьск.
Эва Бялоленьская
"Дверь в..."
(перевод с польского Маргариты Бобровской)
На написание этого повествования меня вдохновил цикл картин художника-сюрреалиста Здислава Бексиньского. Пусть оно послужит данью уважения уже умершему творцу.
Лестничная площадка в этом доме была точно с картинки.
Пётр видел когда-то такую картину в галерее, хотя, по прошествии многих лет, уже не мог припомнить фамилии художника. Наверняка кто-то не слишком известный. Зато он прекрасно помнил грязно-бурый свет, льющийся на зрителя из высокого узкого окна над входными дверями. Окно больше напоминало бойницу, тем более что углы представленного на полотне помещения тонули в полумраке. Кисть художника небрежно выловила из пригашенных теней очертания перил, одну или две ступени и какую-то рухлядь в углу — это мог быть и сломанный зонтик, и лапы паукообразного монстра. Не то сюрреализм, не то плохая открытка из довоенной фабричной Лодзи.
Ступив на лестницу, Пётр закрыл на мгновение глаза, чтобы избавиться от светящихся кругов, вращавшихся под веками. На площадке между этажами, как и было условлено, ждал хозяин квартиры. Он сидел на подоконнике и курил вонючую сигарету. Небритый, с жирными прядями волос, спадающими на уши, он как нельзя лучше подходил к этому неряшливому подъезду.
— Моё почтение,— сказал хозяин, бросая окурок на пол и растирая его подошвой.— Вам квартирку посмотреть?