Следующие десять «пыльников», которые следовали за ними, оказались умнее: они прикрыли лица платками или шарфами, задержали дыхание и промчались сквозь дым, крикнув остававшимся на лестнице, что беглецы уходят через крышу, пусть остальные парни бегут на улицу и перехватят их там.

Джек спрыгнул с лесенки и присоединился к Дойлу, а Штерн побежал вперед, выбирая путь среди путаницы голубятен, ящиков с цветами и овощами, бельевых веревок и дымовых труб. Примерно через тридцать секунд десять бандитов добрались до лесенки и бросились вслед за ними. Чтобы попасть на крышу следующего здания, требовалось подняться на двенадцать ступенек. Джек, замыкавший шествие, снова задержался, выдавливая в выемку среди кирпичей содержимое какой-то емкости. К тому времени, когда он воткнул в тестообразную массу запал и чиркнул спичку, «пыльники» добрались до нижних ступенек. Джек увернулся от брошенного ножа, а Дойл с Иннесом оттеснили бандитов назад, под прикрытие дымохода, градом кирпичей, вытащенных из полуразрушенной стены. Джек поджег запал, и они рванули дальше; головорезы находились на середине лестницы, когда заряд сработал. Взрыв вырвал из стены крепления лестницы, и она рухнула на нижнюю крышу, вместе с парой вырвавшихся вперед преследователей.

Дойл приблизился к краю крыши и посмотрел вниз, на улицу. Основная масса бандитов, не отставая, двигалась по мостовой, другие забегали вперед, пытаясь сообразить, где можно войти в здание, взобраться и отрезать им путь к отступлению.

— А умелый он малый, Джек, — сказал Иннес, присоединившись к нему у края крыши.

— Еще какой! — отозвался Дойл.

— Жалко, что со мной нет моего «энфилда».[18] — Иннес, гневно нахмурясь, произвел в бандита на улице воображаемый выстрел.

«Он в своей стихии», — с гордостью отметил Дойл.

— Сюда! — позвал Штерн.

Крыша следующего дома оказалась последней в квартале, а крыша здания на улице, проходившей слева от них, находилась на расстоянии десяти футов, терявшихся в темноте. Они остановились и оглянулись на две крыши назад, где преследовавшие их бандиты, проявив недюжинную природную смекалку, образовали живую пирамиду, заменившую рухнувшую лестницу. Половина из них уже взобралась наверх и помогла остальным.

— Придется прыгать, — сказал Джек.

— А это действительно необходимо? — осторожно уточнил Дойл.

— Если у тебя нет каких-нибудь других предложений. — Джек укладывал доску на кирпичи так, чтобы образовать маленький скат с уклоном к краю крыши.

— А как насчет книг? — спросил Штерн с отважным спокойствием, подтверждавшим сложившееся у Дойла еще на «Эльбе» впечатление о нем как о человеке не робкого десятка.

— Я этим займусь, — заверил Джек.

Он забрал у них обе книги, отступил назад, разбежался по наклонной плоскости и легко перепрыгнул проем, ловко приземлившись на ноги.

— Давай теперь ты, — сказал Дойл.

— Не особый любитель высоты, правда, Артур? — отозвался Иннес, разбегаясь. — Будь здоров.

Штерн последовал за ним. Он зашатался на самом краю, но Джек с Иннесом схватили его и оттащили на безопасное расстояние.

Артур перед разбегом отступил назад как можно дальше, собрался с духом, мимоходом пожалел, что на нем башмаки с гладкими подошвами, разогнался, насколько мог, и, когда взлетел в воздух, закрыл глаза. Его тяжелое приземление оставило на соседней крыше вмятину и сбило ему дыхание.

— Все в порядке, да, Артур? — спросил Иннес, помогая подняться на ноги.

Дойл кивнул, ловя ртом воздух.

Они повернулись к Штерну, который стоял на краю следующей крыши, с опаской глядя на здание, находившееся в нескольких шагах ниже их.

— Что-то не так? — спросил Иннес.

— «Врата ада», — ответил Штерн.

— Здесь? В Нью-Йорке? — удивился Иннес. — Вот уж никогда бы не подумал.

— Что это значит? — уточнил Джек.

— Так называется это здание. Самая известная из пользующихся дурной славой городских трущоб, там живет более тысячи человек.

И то сказать, даже в этом запущенном и убогом районе это строение выделялось особо неприглядным видом. Крышу его покрывали палатки, шалаши и фанерные лачуги, а вокруг распространялось отвратительное зловоние.

На улюлюканье позади них раздался отклик снизу. «Пыльники» приближались, и деваться беглецам, кроме как вперед, было некуда.

Когда они побежали по крыше мимо лачуг и шалашей, оттуда стали выглядывать бледные, изможденные лица их обездоленных обитателей, на которых даже не было написано особого любопытства или тревоги. Эти люди привыкли безучастно сносить тяготы и не ждали от жизни ничего хорошего.

Между тем боевые вопли донеслись и со стороны дальнего конца крыши: бандиты с улицы забежали вперед, поднялись на крышу соседнего здания и спешили навстречу своим, чтобы зажать беглецов в клещи. Следуя за Штерном, беглецы попятились к чердачной двери, ведущей во «Врата ада».

Как ни противны были запахи на крыше, им было не сравниться с ужасающей вонью в трущобном чреве. Даже зажимая носы и рты, было трудно справиться с подступавшей тошнотой, но, когда Штерн непроизвольно застонал, Джек извлек и раздал маленькие капсулы с нашатырным спиртом, которым они смочили носовые платки. От этого щипало глаза, но вонь частично нейтрализовалась.

Теперь, однако, встал вопрос о том, как найти дорогу через кошмарную гробницу с ее скудно освещенными коридорами, наполненными испарениями ламп и керосиновых плит. Похоже, дом строили без всякого плана, путаница ходов, лестниц и переходов не укладывалась ни в какую систему; хорошо еще, что, когда они в поисках выхода пробегали по проходным комнатам или вламывались в чьи-то обиталища, никто этим не возмущался. Трущобные жители привыкли к вторжениям, да и защищать им здесь, в вонючих конурах с убогой обстановкой, было решительно нечего. Некоторое любопытство проявляли разве что отъевшиеся, размером с терьеров, ничуть не боявшиеся людей крысы. Открыв одну дверь и осветив таким образом темную конуру, беглецы были поражены тем, что дальняя стена стала таять, и не сразу поняли, что она просто была покрыта плотным слоем тараканов.

В одной похожей на пещеру комнате Дойл, пока не сбился со счету, насчитал минимум шестьдесят обитателей, по большей части искавших уединения во сне, неотличимом от смерти. Чем ниже они спускались, тем сильнее и гуще становились запахи, и повсюду, куда бы они ни вторглись, царила угрюмая тишина. Они наткнулись на семейство из шести человек, собравшееся вокруг свечки под лестничным пролетом, вокруг валялись скудные пожитки. Дойл читал трогающие душу рассказы Диккенса о жизни бедняков в Лондоне, но ничто из того, что он когда-либо наблюдал, не могло сравниться с этой непереносимой нищетой, а главное, со столь полной духовной опустошенностью, о чем свидетельствовали лица обездоленных.

«А ведь все эти несчастные устремлялись в Нью-Йорк, движимые великими планами», — подумал Дойл, чьи чувства кружились в жарком водовороте жалости и ужаса.

Они спустились на три этажа и только тогда поняли, что не слышат никаких звуков преследования. Похоже, в эту клоаку не желали забираться даже «пыльники», да и зачем: достаточно было одной группе бандитов остаться на крыше, другим дождаться внизу. Так они и сделали: выглянув в окно, беглецы увидели, что на улице, перед главным входом, их дожидается не меньше дюжины головорезов.

— Что будем делать? — спросил Штерн.

Джек промолчал, определяя по внутреннему компасу их точное местонахождение, а потом быстро повел их в одну из забитых деревянными топчанами и вшивыми голодранцами каморок, обитатели которой уставились на них, как овцы на волков. Дойл заметил завернутое в тряпки тело мертвого ребенка. Джек распахнул единственное окошко комнаты и прикинул расстояние до следующего здания: восемь футов через вентиляционный колодец. Когда запуганные обитатели разбежались врассыпную, Джек вынул из-под полы своей куртки короткий железный прут, которым поддел и вытащил из пола нетвердо державшуюся половицу. Он работал упорно, с невозмутимым выражением лица, — единственный, на ком вся эта беготня никак внешне не отразилась. Если когда-то, как помнилось Дойлу, его приятель действовал чересчур решительно, то теперь все в нем подчинялось суровому расчету.