— Поедешь со мной, — ткнула баронесса концом хлыста в грудь Ладушкину. — Ты должен знать все мое хозяйство.

— Премного благодарен, госпожа, — ответил Ладушкин и показал на сидящего на передке тарантаса кучера: — Позвольте мне вместо него?

— Ты умеешь управлять лошадьми?

— Я же зоотехник!

Баронесса кивком милостиво разрешила бородачу занять место кучера. Ладушкин, опередив медлительного Фехнера, помог ей сесть в тарантас, а затем предложил свои услуги и управляющему. Тот отказался и неловко взобрался сам на предложенное ему баронессой место. Ладушкин подошел к нетерпеливо бьющим копытами лошадям, похлопал их по выгнутым шеям.

— Хороши кони!

Он проверил упряжь и, убедившись, что все в порядке, вскочил на передок. Мягкие рессоры плавно качнулись от тяжести нового седока.

— Э, милые, давайте-ка, с ветерком! — прихлопнул он вожжами по бокам лошадей, и те с места пустились рысью.

На объезд обширного поместья ушло около трех часов. Рабочие и работницы, завидев тарантас, в пояс кланялись своей повелительнице. «Как при крепостном праве в России», — подумал Ладушкин.

Фехнер показывал хозяйке, где какая культура растет на полях, говорил об ожидаемом урожае зерновых и овощей, размышлял, сколько должны заготовить сена и какой удой молока будет от каждой коровы. Он называл предполагаемые цифры продажи хлеба, масла, молока, мяса, овощей. Баронесса слушала его невнимательно. Сейчас ее больше интересовали широченные плечи кучера, лихо управлявшего лошадьми. Кажется, она еще ни у одного из знакомых мужчин не видела таких могучих плеч — за ними даже не видно крупов двух лошадей. Какая же силища таится в этом русском богатыре.

Длительная поездка утомила баронессу, и она потребовала доставить ее домой. Ладушкин погнал коней крупной рысью и, въехав во двор усадьбы, остановил тарантас точно у подъезда господского дома. Мигом соскочил с передка и помог хозяйке сойти на землю.

— Можешь возвращаться к себе, — разрешила баронесса.

— Позвольте, я сам распрягу лошадей?

Баронесса махнула хлыстом и в сопровождении Фехнера прошла в дом. Ладушкин поставил тарантас под навес и распряг лошадей. Под уздцы он повел их в конюшню. Заметил в раскрытом окне на втором этаже господского дома баронессу и управляющего. Оказывается, они следят за ним! Ну что ж, посмотрите. Столкнув мордами лошадей, он локтями ударил их в грудь, заставив подняться на дыбы. В следующее мгновение Ладушкин осадил их. Увидел, как Фехнер что-то говорил внимательно слушавшей его баронессе.

В мучительной неизвестности прошел для Ладушкина остаток дня. Плохо спал он и ночью, еще и еще раз вспоминая о встрече с управляющим. Фехнер несомненно узнал его. Но почему не признается? Может, вначале собирается объясниться? Хотел бы поскорее поговорить с ним с глазу на глаз и Ладушкин, но как застать Фехнера одного?

На второй день управляющий не появился у бараков. Наряд на работы он прислал с юной племянницей Габи, направлявшейся к Шмидтам. Ладушкин забеспокоился.

— Что с господином Фехнером? — поинтересовался он. — Не заболел ли?

— Дядя Отто здоров. Он провожает тетю Анну в гости к ее родственникам, — ответила Габи.

— Значит, вы сегодня остаетесь за молодую хозяйку хутора? — приветливо улыбнулся Ладушкин.

Габи покачала головой, с сожалением произнесла:

— Нет. У нас много дел с фрейлейн Региной. Я буду ночевать у Шмидтов…

Можно было предположить, что Фехнер специально выпроваживал жену в гости к родственникам в то время, когда племянница, служившая у дочери профессора Шмидта горничной, вынуждена была остаться у Регины. Значит, Отто ночью в своем доме будет один? Самый подходящий момент для встречи. Другого такого случая не представится.

С трудом дождался возбужденный Ладушкин темноты. Он незаметно вышел из своей каморки и по опушке леса, минуя дорогу, направился к дому Фехнера, находившемуся примерно в полутора километрах от бараков. Еще днем он заприметил хутор управляющего и теперь безошибочно вышел к нему. Оглянулся, прислушался к ночной тишине, перевел дух, взошел на невысокое крыльцо и негромко постучал в дверь. Казалось, прошел целый час, прежде чем в коридоре послышались шаги. Щелкнул запор, и дверь распахнулась. Ладушкин смело шагнул за порог, и дверь тут же захлопнулась. Фехнер молча повел ночного гостя в освещенную настольной лампой комнату, два окна которой были задернуты плотными шторами. Взгляды их встретились: изучающие, настороженные, до предела напряженные.

— Почему вы открыли дверь, не спросив, кто к вам пришел? — спросил Ладушкин.

— Я ждал вас сегодня.

— Вы узнали меня?

— Так же, как и вы меня…

Оба замолчали, обдумывая, как вести себя при столь необычной встрече.

Ладушкин первым нарушил затянувшееся молчание:

— Вы меня приглашали в гости. Вот я и приехал…

Фехнер усмехнулся, жестом показал на стул.

— У вас хорошая память, Феда. Мягкое «дя» не удавалось ему выговорить.

— Правда, вы приглашали меня в Берлин, Отто…

— Пришлось сменить профессию…

Они обнялись как старые верные друзья.

— А я вначале подумал, ты добровольно поехал на работу к фашистам, — чистосердечно признался Фехнер.

— Я вынужден был приехать в Германию для того, чтобы бороться с фашизмом, — ответил Ладушкин, понимая, что обязан как-то объяснить другу свое появление в Оберфельде.

Фехнер вдруг заторопился, заковылял на кухню и на подносе вынес оттуда бутылку красного вина и закуску.

— Извини, Феда, совсем забыл тебя угостить…

— Ни одной капли! — показал Ладушкин на бутылку. — Запах вина может вызвать излишнее любопытство.

— Тогда я заварю кофе, — нашелся Фехнер. — И ты расскажешь наконец о своей Маше.

Ладушкин шумно вздохнул, заерзал на стуле:

— Нет у меня больше Маши, Отто…

— Как нет?!

— Ехала вместе с сыном в поезде. В эвакуацию. Попала под бомбежку… — Ладушкин не договорил, отвернулся от внимательно слушавшего его хозяина хутора, чтобы не показывать своего волнения.

— В каждый дом наших стран эта проклятая война принесла несчастье, — заговорил Фехнер. — И у меня брат погиб на фронте, где-то под Москвой. Осталась племянница сиротой. Мы с фрау Анной взяли Габи к себе. Я посылал ее к тебе с нарядами на работы.

— Очень милая девочка, — сказал Ладушкин.

— И несчастная! Ее… Барон Карл фон Тирфельдштейн… — Фехнер с хрустом сжал могучие кулаки. — Я ненавижу барона-фашиста! — гневно произнес он. — И отомщу, обязательно отомщу ему за Габи. Клянусь! Я дал обет перед памятью моего погибшего брата, ее отца…

Ладушкин обнял Отто, пытаясь успокоить его:

— Верь, Отто, дни фашистов в твоей стране сочтены. И мы с тобой должны сделать все зависящее от нас, чтобы приблизить их конец.

В барак счастливый Ладушкин вернулся незамеченным перед рассветом. С Фехнером они договорились обо всем. Для окружающих они оставались по-прежнему, чуждыми друг другу людьми, волею случая встретившимися в Оберфельде.